Только неожиданно быстрый развал русского сопротивления мог бы оправдать постановку и выполнение этих обеих задач одновременно».
А директива от 31 января 1941 года предусматривает: «…группа армий „Центр“… осуществляет прорыв… в направлении Смоленска, поворачивает затем танковые войска на север и совместно с группой армий „Север“…, наступающей на Ленинград, уничтожает советские войска в Прибалтике…
…В случае внезапного и полного разгрома русских сил на севере России (курсив мой) поворот войск на север отпадает и может встать вопрос о немедленном ударе на Москву».
Надо признать, что Разведуправление РККА понимало и предвидело угрозу нападения фашистской Германии на Советский Союз и постоянно информировало о ней руководство страны. В поле зрения РУ находилась и Германия с ее союзниками, и не менее воинственная Япония, и страны англо-французского блока.
Обоснованы ли обвинения в адрес Ф.И. Голикова в том, что он считал невозможным нападение Германии на СССР до окончания войны с Англией, а значит, и невозможным нападение в ближайшее время? Он был кадровым военным, до назначения в разведку командовал армией, привык приказывать и подчиняться. Уверенность Сталина в невозможности войны в 1941 году довлела над ним. Бывший и. о. начальника информационного отдела Разведуправления В.А. Новобранец (январь—апрель 1941 года) вспоминает: «Голиков часто ходил на доклад к Сталину, после чего вызывал меня и ориентировал в том, что думает „хозяин“; очень боялся, чтобы наша информация не расходилась с мнением Сталина».
Правду ли пишет Новобранец, сказать трудно. Свидетелей его разговора с Голиковым, как и Голикова со Сталиным, нет. Так или иначе, можно утверждать, что споров между этими собеседниками не было.
Кроме военной разведки существовала и разведка Военно-Морского Флота. 6 мая 1941 года нарком Военно-Морского Флота адмирал Н.Г. Кузнецов направил записку И.В. Сталину:
«Данные, изложенные в этом документе, также имели исключительную ценность. Историки (да и сам Кузнецов) отмечают этот доклад как заслугу адмирала. Однако выводы, предлагавшиеся руководству адмиралом Н.Г. Кузнецовым, не соответствовали приведенным им же фактам: „Полагаю, что сведения являются ложными и специально направлены по этому руслу с тем, чтобы проверить, как на это будет реагировать СССР“. (Выводы эти в мемуарах не публикуются). А Сталин, выслушивая подобные „качели“, должен был им верить». (Карпов В.В. «Генералиссимус». Кн.1.)
* * *
Информация о замыслах немцев доходила до руководства страны не только от разведок, она шла и из Коминтерна, и из посольств, и от сотрудников других советских учреждений за рубежом.
Вот что записано в дневнике главы Коминтерна Георгия Димитрова:
21 июня 1941 года, получив от китайских коммунистов сведения, что Гитлер нападет на СССР 22 июня, Димитров позвонил Молотову и попросил сообщить об этом Сталину. Молотов ответил (запись Димитрова): «Положение неясно. Ведется большая игра. Не все зависит от нас. Я переговорю с Иосифом Виссарионовичем». Ответа на свой сигнал от Сталина Димитров так и не дождался. Ответ поступил от Гитлера.
Предупреждения поступали от Деканозова из Берлина, от послов из Англии, США, Румынии, Болгарии, Японии.
Начиная с конца 1940 года и до 21 июня 1941 года Деканозов (человек Сталина) буквально «обстреливал» Москву своими тревожными сообщениями. Он так надоел Берии, что за день до войны Берия написал Сталину: «Я вновь настаиваю на отзыве и наказании нашего посла в Берлине Деканозова, который по-прежнему бомбардирует меня „дезой“ о якобы готовящемся Гитлером нападении на СССР. Он сообщал мне, что нападение начнется завтра. То же радировал и генерал-майор В.И. Тупиков, военный атташе в Берлине. Этот тупой генерал утверждает, что три группы армий вермахта будут наступать на Москву, Ленинград и Киев, ссылаясь на берлинскую агентуру» (Цитата приведена из документальной повести Овидия Горчакова «Накануне, или Трагедия Кассандры».)
О каком же предупреждении Деканозова может идти речь? Скорее всего, это то самое сообщение агента военной разведки Брайтенбаха, в котором говорилось, что нападение состоится 22 июня в 3 часа ночи, и которое «для надежности и скорости» Берлинская резидентура решила отправить не по своим каналам, а через возможности Деканозова. Разведчики надеялись, что шифр-телеграмма из службы грузина Кобулова через грузина Деканозова на имя грузина Берии в первую очередь будет доложена грузину Сталину и возымеет свое действие. Мы видим, как Берия отреагировал на «крик души» своих земляков и «подыграл» Сталину, уверенному, что войны не будет.
* * *
Мнение Сталина о том, что войны в ближайшее время не будет, разделяли люди из его ближайшего окружения и руководства страны. Мы уже знаем отзыв Берии на тревожные телеграммы Деканозова. А вот суждение Молотова, которое он высказал в беседе с писателем Феликсом Чуевым почти 60 лет спустя, в 1990-е годы. Когда Чуев спросил его, как могло случиться, что мудрый Сталин так просчитался в определении сроков войны, Молотов ответил:
Молотов повторил: «Другого начала войны и быть не могло!» И добавил: «Не могло не быть просчетов ни у кого, кто бы ни стоял в таком положении, как Сталин. Но дело в том, что нашелся человек, который сумел выбраться из такого положения и не просто выбраться — победить! Ошибка была допущена, но, я сказал бы, второстепенного характера, потому что мы боялись сами навязать себе войну, дать повод».
Взгляды Сталина полностью разделял и Маленков, бывший в то время секретарем ЦК партии. За 18 дней до начала войны на заседании Главного военного совета он выступил с резкой критикой начальника Главного политического управления Красной армии Запорожца, представившего руководству страны доклад о состоянии военной пропаганды, в котором констатировалось: «Во всей пропаганде, ведущейся в стране, преобладает мирный тон, она не проникнута военным духом, слабо напоминает советскому народу о капиталистическом окружении, о неизбежности войны».
Маленков заявил по поводу пункта директивы о задачах партполитработы в армии, что этот пункт составлен с учетом близкой возможности войны и поэтому якобы совершенно непригоден в качестве руководящего указания войскам. «Документ, — говорил он, — примитивно изложен, как будто мы завтра будем воевать».
Беседуя с тем же Феликсом Чуевым, другой соратник Сталина — Л.М. Каганович сказал: «Сталин работал… Конечно, это было неожиданно. Он думал, что англо-американские противоречия с Германией станут глубже, и ему удастся еще на некоторый срок оттянуть войну. Так что я не считаю, что это был просчет. Нам нельзя было поддаваться на провокации. Можно сказать, что он переосторожничал. Но иначе и нельзя было в то время. А сейчас (беседа была 13 декабря 1989 года. — И.Д.) если начнется?
Я сначала думал, что Сталин считал, когда только началась война, что может ему удастся договориться дипломатическим путем. Молотов сказал: «Нет». Это была война, и тут уже сделать было ничего нельзя…»
Кстати, в этой же беседе Каганович опроверг версию о растерянности Сталина 22 июня: «Ложь! Мы-то у него были… Нас принимал. Ночью мы собрались у него, когда Молотов принимал Шуленбурга. Сталин каждому из нас сразу же дал задание: мне — по транспорту, Микояну— по снабжению…»
* * *
Итак, можно подвести некоторые итоги.
Если учитывать только донесения, доклады и спецсообщения, которые достигали ушей и глаз Сталина, то получается следующее:
1940 год: июнь— 1, июль— 19, август— 13, сентябрь— 9, октябрь — 4, ноябрь — 5, декабрь — 7.
1941 год: январь — 12, февраль — 13, март — 28, апрель — 51, май — 43, 1—22 июня — 60.
Даже если отбросить сведения, поступившие от агентуры, которой можно верить или не верить, то технические средства перехвата и дешифровки японских, турецких и итальянских источников подтверждали неминуемость и близость войны.
Предупреждение Черчилля выходит за рамки нашей работы, но и его нельзя сбрасывать со счетов. (В трофейном документе «Телеграмма военно-морского атташе Германии в Москве», адресованной своему командованию от 24 апреля 1941 года, сказано: «1. Циркулирующие здесь слухи говорят о якобы существующей опасности германо-советской войны. 2. По сведениям советника итальянского посольства, британский посол называет 22 июня (! — И.Д.) как дату начала войны. 3. Другие называют 20 мая. 4. Я пытаюсь противодействовать этим слухам, явно нелепым».
Два момента удивительны в этой шифртелеграмме: поразительная информированность английского посла, назвавшего дату, которой и Гитлер еще никому не сообщал, и неинформированность военно-морского атташе Норберта Вильгельма Баумбаха об указании штаба ОКБ Германии о проведении дезинформации, которое было дано 15 февраля 1941 года.