И он также специально дожидался, пока созреет весной фураж на полях, прежде чем начинать очередную кампанию в Галлии – даже несмотря на то, что в его армии было очень мало кавалерии - поскольку обеспечить лошадей кормом в условиях перенаселенности страны было большой проблемой ([89], I, p.94; [60] II,2; I,15-16). Учитывая эти описания, почерпнутые из разных источников, нельзя не согласиться с мнением французских историков, которые оценивают размер населения Галлии в тот период в 15 или даже в 20-30 млн. чел. (см выше). Такого же уровня населения – 20 млн. - Франция опять достигает к середине XIV в. , когда появляются первые серьезные ограничения на вырубку лесов, и затем, после демографического спада, вызванного эпидемиями и другими причинами, опять к XVI в. ([136] pp.296, 389) Совершенно очевидно, что процесс вырубки лесов во Франции в средние века, также как в эпоху античности в Галлии, отражал увеличение площади обрабатываемых земель по мере демографического роста. И где-то при уровне 20 млн. населения во Франции в XIV в., очевидно, был достигнут некий предел дальнейшего роста выпуска продовольствия, связанного с вырубкой лесов и применением традиционных методов возделывания полей.
Примерно в это же время (XIV в.) Западная Европа по уровню урожайности зерновых приблизилась к тому уровню урожайности, которая была на этих территориях в период античности: сам-4 , дальнейшее повышение урожайности требовало уже существенного вложения капитала и перехода к интенсивному земледелию. Но вплоть до XVIII в. во Франции практически не применялись интенсивные методы земледелия, хотя для этого имелись все возможности и технологии (в Англии они были уже давно, начиная с XIV в., с успехом опробованы). По-видимому, пока были возможности для роста экстенсивного земледелия за счет вырубки лесов, не было смысла вкладывать деньги в интенсивное сельское хозяйство. Единственным серьезным усовершенствованием во Франции по сравнению с античностью было введение трехпольной системы вместо двухпольной, позволившей увеличить процент ежегодно используемых земель, но и оно к тому времени успело распространиться лишь на севере Франции([89] I, pp.125, 141; [136] p.487). Лишь в XVIII в., когда население Франции, по оценкам, достигло 26 миллионов человек ([136] p.520), оно, по-видимому, столкнулось с нехваткой земли. Об этом свидетельствует как начавшееся внедрение интенсивных технологий земледелия, так и, например, жадная вырубка последних оставшихся (королевских и баронских) лесов после Великой французской революции, вызванная, по всей видимости, стремлением увеличить дефицитные пахотные земли. Судя по описаниям Страбона и Цезаря, при той же урожайности, дефицит пахотной земли в Галлии в I в. до н.э. уже имел место, но еще не достиг такого состояния, как во Франции в XVIII в. и скорее сравним с ситуацией в XIV в. или в XVI-XVII вв., поэтому для Галлии, с учетом несколько большей территории, вполне представляется приемлемой оценка на уровне 20-25 млн., а 15 млн., пожалуй, даже кажется заниженной оценкой.
Что касается V-VIII вв., то средняя урожайность в Европе упала в эти столетия до сам-2, вместо сам-4 - сам-8 в эпоху зрелой античности ([118] p.196; [131] p.768). С точки зрения землепользования такое изменение означало, что для производства того же количества зерна для потребления требовалось в 3-7 раз больше земли. При этом уже в начале IV в. н.э. античный автор Мамертин писал об болотах и лесах на том месте, где раньше были поля([110] pp.593-594). А в V в., когда в Галлии расселились бургунды и вестготы, то они получили 2/3 обрабатываемых земель, и это не вызвало никаких протестов или возражений со стороны галло-римлян. Наоборот, земли передавались по взаимному согласию, с участием представителей обеих сторон. При этом мы знаем, что, например, бургунды поселились на юго-востоке Галлии, где плотность населения всегда до этого была самой высокой, и речь не шла, как в случае с левым берегом Рейна, о поселении на практически опустевших территориях.
Все это говорит о крайнем избытке земель, в том числе обрабатываемых или недавно вышедших из обращения.
Можно примерно подсчитать, о каком избытке идет речь, на основе приведенных цифр. Если принять, что леса и болота, о которых писал Мамертин еще в начале IV в, сделали непригодными к V в. даже всего лишь 1/3 пахотных земель (то есть осталось в распоряжении крестьян лишь 2/3 прежних земель); при этом ввиду перехода к экстенсивным методам обработки земли ее теперь требовалось в 3-7 раз больше, чем ранее; и несмотря на такие изменения, галло-римляне отдали бургундам и вестготам 2/3 обрабатываемых земель, то все это должно было привести к сокращению производства зерна самими галло-римлянами не менее чем в 15 раз (2/3 : 3 * 1/3 = 2/27). Тем не менее, никаких социальных или экономических последствий (включая массовые протесты или голод среди населения) этого грандиозного земельного передела не наблюдалось. Наоборот, галло-римляне вполне добровольно уступили 2/3 своих земель варварам.
Аналогичные процессы происходили и в Италии, Испании и Северной Африке, но они там сопровождались образованием не лесов и болот, а пустынь и полупустынь. Это явление хорошо известно археологам – при проведении раскопок в этих странах они часто сталкиваются с массивными наносами из песка и гравия, относящимися к периоду V-IX вв., высота которых иногда составляет десятки метров. Нередко целые города оказывались погребенными под такими наносами, сделанными протекающей через город рекой. До V в. ничего подобного не происходило. Поскольку ни один из древних авторов не писал о существенных изменениях климата, которые могли бы привести к столь резкому изменению ландшафта в некогда процветавших провинциях Римской империи, то единственное возможное объяснение – это «упадок классической системы сельского хозяйства», о котором пишут Р.Ходжес и Д.Уайтхаус ([138] p.57). Дело в том, что сельское хозяйство всех этих стран успешно развивалось лишь благодаря ирригационным системам, сооруженным в эпоху античности. Как только их перестали поддерживать должным образом, пахотные земли стали превращаться в пустыни.
Особенно большой вред ландшафту наносило сезонное пастбищное скотоводство, которое появилось в Италии, по-видимому в I в. до н.э. Во всяком случае, впервые о нем писал Варрон, живший в конце I в. до н.э. – начале I в. н.э. До этого скотоводство в Италии вообще было слабо развито, так же как и в Галлии ([89] I, p.94). Это не удивительно, учитывая, что плотность населения была очень высокой, и в условиях дефицита земли всю ее старались использовать не для пастбищ и производства фуража, а для производства продовольствия. Плотность населения в Римской республике в V в. до н.э., согласно официальным цензам, превышала 120 чел./кв.км. ([79] p.136), то есть была значительно выше нынешней средней плотности населения в Европе и была не намного ниже нынешней средней плотности населения в Италии. Но урожайность была значительно ниже той, что достигнута сегодня, поэтому нехватка пахотной земли и продовольствия для населения Римской республики – постоянная проблема V-IV вв. до н.э. ([186] p.103) Лишь по мере римских завоеваний в III-II вв. до н.э. эта проблема уменьшилась, но и во II в. до н.э. римляне в Италии, так же как и галлы, кормили скот не на пастбищах, а выращивали для него фураж, о чем упоминали древние авторы. В I в. до н.э. ситуация изменилась: начались массовая эмиграция из Италии, демографический кризис и вызванное этими явлениями опустошение земель. Вывод из активного применения пахотных земель в этот период усугублялся распространением миграционного скотоводства, связанного с сезонным перегоном скота с гор на равнину и обратно на большие расстояния. Как указывает французский историк С.