И завтра в этот час я, без сомнения, начну сортировать первые предложения.
Майк невольно вспомнил жаргон школьных лет.
— Ну, ты и осел!
Псмит водворил листок в карман жилета.
— Ты огорчаешь меня, товарищ Джексон, — сказал он. — Уж от тебя-то я ожидал более широкого взгляда на вещи. Собственно говоря, я ждал, что ты тут же помчишься в редакцию этого органа печати и поместишь в нем сходное объявление. Но никакие твои возражения не омрачат моего бодрого духа. Клич несется по Кенсингтону и его окрестностям: «Псмит двинулся!» В каком направлении — клич не уточняет, но эти сведения принесет будущее. А теперь, товарищ Джексон, просочимся вон в ту кондитерскую и поднимем за успех полную чашку чая. Я провел особенно тяжкое утро среди трески, и мне необходимо освежиться.
II
После того как Псмит удалил свою яркую личность с тротуаров Уоллингфорд-стрит, прошло минут двадцать, а затем ее унылость вновь была несколько скрашена. Улицу сковывала летаргия второй половины дня. Иногда из-за угла, погромыхивая, появлялась тележка торговца, и время от времени под сенью вечнозеленых кустов куда-то целенаправленно пробирались кошки. Но без десяти пять по ступенькам номера восемнадцатого взбежала девушка и позвонила.
Это была девушка среднего роста, стройная, тоненькая, а светлые волосы, радостная улыбка и мальчишеская гибкость фигуры вносили свою лепту в общее впечатление бодрой веселости, которое подкреплялось тем, что, как все девушки в этом сезоне, черпающие идеи своих туалетов в Париже, одета она была в черное.
Снова дверь открыла маленькая служанка.
— Миссис Джексон дома? — спросила девушка. — Она меня ждет. Я мисс Халлидей.
— Да, мисс.
Дверь в глубине узкой прихожей открылась.
— Это ты, Ева?
— Фил, прелесть моя, здравствуй!
Филлис Джексон пролетела по прихожей, как гонимый ветром лепесток розы, и кинулась в объятия Евы. Она была миниатюрной, хрупкой, с огромными карими глазами под облаком темных волос. В выражении ее лица чудилась грусть, и почти у всех, кто с ней знакомился, возникало желание ее опекать. Ева опекала ее с первого дня их школьного знакомства.
— Я рано или опоздала? — спросила Ева.
— Ты первая, но мы ждать не будем. Джейн, принесите, пожалуйста, чай в гостиную.
— Хорошо, мэм.
— И помните, до вечера я никого видеть не хочу. Если кто-нибудь придет, скажите, что меня нет дома. Конечно, кроме мисс Кларксон и миссис Мактодд.
— Хорошо, мэм.
— А кто такая миссис Мактодд? — спросила Ева. — Неужели Синтия?
— Да. Разве ты не слышала, что она вышла за Ролстона Мактодда, канадского поэта? Ты ведь знала, что она уехала в Канаду?
— Это я знала. А вот что она вышла замуж, не слышала. Странно, как теряешь связь со своими лучшими подругами. Вот и с тобой мы не виделись почти два года.
— Я знаю. Ужасно, правда? Твой адрес мне на днях дала Эльза Уэнтуорт, а тут Кларки сказала, что Синтия приехала и Лондон с мужем, ну, я и подумала, как будет чудесно нам всем встретиться. Мы ведь трое так дружил и… Кларки ты, конечно, помнишь? Мисс Кларксон, которая преподавала у нас английскую литературу.
— Естественно, помню. А где ты с ней встретилась?
— Я с ней часто вижусь. У нее бюро по найму на Шафгсбери-авеню, и мне примерно раз в две недели приходится ходить туда нанимать новую прислугу. Джейн от нее.
— А муж Синтии тоже придет?
— Нет. Мне хотелось, чтобы мы посидели вчетвером. Ты его знаешь? Конечно же нет. Он в Англии в первый раз.
— Я знаю его стихи. Он ведь настоящая знаменитость. Синтии повезло.
Тем временем они вошли в гостиную, жутковатую комнатушку, полную подушечек, восковых цветов и фарфоровых собачек, неотъемлемых от дешевых лондонских меблированных домов.
Ева, хотя фасад номера восемнадцатого мог бы послужить ей предостережением, не сумела подавить дрожи, встретившись взглядом с самой мерзкой из собачек, которая таращила на нее глаза с каминной полки.
— Не гляди на них, — посоветовала Филлис. — Бери пример с меня. Мы только переехали, и я не успела навести порядок. Вот и чай. Спасибо, Джейн, поставьте поднос сюда. Гебе налить, Ева?
Ева села. Она недоумевала, и ее мучило любопытство. Ей вспомнилась Филлис в их школьные дни — до неприличия богатая. Тогда ведь был какой-то отчим-миллионер. Что с ним произошло, если он допускает, чтобы Филлис прозябала в такой обстановке? Ева заподозрила тайну и с обычной своей прямолинейностью взяла быка за рога.
— Расскажи мне о себе все-все, — сказала она, устроившись настолько удобно, насколько позволяла своеобразная форма ее кресла. — И помни, что я тебя не видела два года, а потому ничего не пропускай.
— Просто не знаю, с чего начать.
— Ты же подписала свое письмо «Филлис Джексон». Начни с таинственного Джексона. Откуда он взялся? Последнее, что я о тебе слышала, было объявление в «Морнинг пост» о твоей помолвке с… Фамилию я забыла, но убеждена, что на «Джексон» она даже похожа не была.
— С Ролло Маунтфордом.
— Да? Ну, так что случилось с Ролло? Ты словно бы его где-то потеряла. Расторгла помолвку?
— Ну-у, она сама собой расторглась. Понимаешь, я взяла и вышла за Майка.
— Сбежала с ним?
— Да.
— Боже великий!
— Мне очень стыдно, Ева, что я обошлась с Ролло так по-свински.
— Не огорчайся. Человек с подобной фамилией создан страдать.
— Он ведь даже мне не нравился. У него такие противные шарящие глазки…
— Понимаю. И ты сбежала со своим Майком. Расскажи мне про него. Кто он, что делает?
— Ну, сейчас он учит в школе. Но ему это не нравится. Он хочет снова вернуться в деревню. Когда я с ним познакомилась, он был управляющим поместья каких-то Смитов. Майк учился с их сыном в школе и в Кембридже. Тогда они были очень богаты. Они были соседями Эджлоу. Я гостила у Мэри Эджлоу… Она тоже с нами училась, ты ее помнишь? И познакомилась с Майком на танцах, а потом встретила его во время верховой прогулки, а потом… Потом мы начали встречаться каждый день. Мы влюбились друг в друга с первого взгляда, ну, и поженились. Ах, Ева, если бы ты видела наш домик! Везде плющ, вьющиеся розы. У нас были лошади, и собаки, и…
Филлис всхлипнула. Ева поглядела на нее с сочувствием. Сама она всю жизнь жила в веселой бедности и никогда, казалось, не придавала этому значения. У нее была сильная воля, смелость, и она наслаждалась, преодолевая множество трудностей, чтобы свести концы с концами. Но Филлис принадлежала к тем милым фарфоровым девушкам, кого жизненные невзгоды разбивают, вместо того чтобы вдохновлять. Ей необходимы были комфорт и приятная обстановка. Ева мрачно поглядела на фарфоровую собачку, а та в ответ ухмыльнулась ей с невыносимой фамильярностью.
— Мы только-только поженились, — продолжала Филлис, смигивая слезы, — а тут бедный мистер Смит умер, и все кончилось. Он, наверное, спекулировал на бирже, потому что никаких денег не оставил, и поместье пришлось продать. А у тех, кто его купил — какие-то владельцы угольных шахт из Вулвергемптона, — есть племянник, и они поручили поместье ему, а Майку пришлось уйти. Вот мы и переехали сюда.
Ева наконец задала вопрос, который мучил ее с той минуты, как она переступила порог:
— Ну, а твой отчим? Когда мы учились в школе, у тебя имелся богатый отчим, верно? Или он тоже разорился?
— Нет.
— Так почему же он вам не помог?
— Он бы с радостью, я знаю, если бы это зависело от него одного. Все тетя Констанция.
— Что сделала тетя Констанция? И кто такая тетя Констанция?
— Я ее так называю. Точнее сказать — она моя мачеха… Ну, почти. На самом деле, что-то вроде двоюродной мачехи.