С Саней мы играли в шахматы и беседовали. О наших городах и республиках, о жизни на гражданке и здесь. О спорте, конечно.
Именно Саня приучил меня к нему.
Служба останется позади.
Но не раз, ощущая ладонями шероховатость грифа, выжимая штангу с груди и переводя дыхание между подходами, я вспоминаю армейского друга - Саню Скакуна.
Солдата, атлета и отличного парня.
Сегодня - последний день "стодневки" наших старых. Завтра выходит приказ.
Приказ Министра обороны публикуют во всех центральных газетах. Наш полковой почтальон ефрейтор Пичуль притаскивает в такой день целый ворох "Известий" и "Правды". Газеты тут же расходятся по рукам, нетерпеливо листаются. По несколько человек склоняются над каждой. В найденное, наконец, заветное место жадно впиваются глазами. Читают вслух, сначала сами, смакуя каждое слово. Потом дневальный, из бойцов, залезает на табурет посреди взлетки и, с выражением, торжественно зачитывает приказ всем присутствующим.
Ко мне и всему моему призыву нынешний приказ тоже имеет свое отношение.
Увольняются те, кто были нашими старыми весь этот долгий год. Еще совсем немного - и Соломон с Бородой, Пепел, Дьяк - все они станут кошмарным сном, который попытаемся поскорее забыть.
И призываются те, для кого уже кошмаром будем мы.
Наши будущие бойцы, еще лохматые и непуганные, где-то бродят еще, пьют водку и тискают баб. И всего через несколько месяцев уже будут стоять перед нами, затравленно озираясь: А здесь их ждут не дождутся злющие черпаки Костюк и Кица, Бурый и Гитлер, Секс и:
Жду ли своих бойцов я?
Да. Жду.
К вечеру все принесенные в часть газеты будут валяться на полу ленинских комнат. Приказ об увольнении из них вырежут и вклеят в дембельские альбомы.
Но это все будет завтра. А сегодня, похоже, нас ждет веселая ночь.
Прошлой осенью, когда на дембель уходили Костенко и Старый, в казарме в ночь перед выходом приказа был жуткий бардак.
Ответственного за порядок лейтенанта еще до отбоя напоили и уложили в канцелярии.
Нас, бойцов, гоняли по различным поручениям то в столовую, то в соседние роты - готовился праздничный ужин.
Пили и курили в открытую, сидя на койках. Пять-шесть гитар по разным местам:
Я на гитаре взял аккорд в последний раз.
Салаги, встаньте! Эта песня - не для вас!
И пусть стучит осенний дождь по мостово-о-о-й,
Я уезжаю в первой партии домой!..
Кроме традиционного "дембель в опасности!" и держания стен, Конюхов организовал особое развлечение.
Играли в "дембельский поезд".
Наша казарма в то время была на ремонте, и разместили нас в старой щитовой, тесной, низкой. Койки в два яруса, посреди взлетки столбы, подпирающие крышу. Барак, одним словом.
Две стоящие рядом двухъярусные койки - готовое купе. На них развалились пассажиры-дембеля. Из полотенец, развешанных на веревках, соорудили занавески.
"Внимание, внимание! Поезд "ДМБ-90 Осень" отправляется со второго пути! Повторяю! Поезд "ДМБ-90:" - гундосил Паша Секс голосом громкоговорителя.
На Кицу надели фуражку - он изображал проводника, разносил чай на подносе и поздравлял пассажиров с дембелем. Гитлер и Бурый махали за занавеской желтыми березовыми ветками - это проносящийся за окном пейзаж.
Мы с Черепом лежали под койками на полу, грохоча по доскам чугунными гантелями - были ответственны за стук колес и чучуханье поезда.
Удивительно - никого из нас тогда не тронули. Не пнули, не пробили фанеру и не навешали фофанов. Выспаться, конечно, не дали, но под утро, когда самих уже разморило, угостили куревом с чаем и отправили в койки.
В целом же, те осенники, хоть и не давали нам житья, и получали мы от них часто, были как-то справедливее, что ли: Добрее, если так можно сказать: Человечнее, в общем:
В отличие от наших нынешних старых.
Мне не повезло - отстояв в штабе двое суток подряд посыльным, я расчитывал остаться еще и на эту ночь. Но после развода появляется Кица.
Лицо у него мрачное, хотя и видно, что он доволен заступлением в наряд.
После обеда посыпал вдруг густой снег, и, похоже, будет идти еще долго. Вот тебе и весна, блядь. Но провести ночь на плацу, со скребком в руках, намного лучше, чем в казарме. Особенно сегодня.
- Как там? - я снимаю с рук повязку и протягиваю ее Кице.
Мы курим в туалете на первом этаже штаба.
- Хуево, - Кица выпускает дым в зарешеченное стекло. - Соломон с Бородой вжэ бухые. Хытлеру пызды за шо-то вкатылы… У мэнэ усе забралы:
- Много? - желая выразить сочувствие, интересуюсь я.
У меня денег нет давно - на выдаваемые мне Родиной гроши сильно не разбежишься. Хорошие деньги - и потратить легко, и отберут если - не сильно жалко. Вот когда мама перевод прислала - целый четвертной, тогда обидно было. Только расписаться за получение и дали. Суки, все забрали. Не деньги жалко было - труда материного…
Пришлось написать домой, что денег хватает, и тратить их тут в лесу не на что…
Хохлам же переводы шлют часто, и посылки им приходят чуть не два раза в месяц.
При известной расторопности - а она у наших хохлов, особенно у Костюка, немалая, - можно даже что-то из полученного сохранить. Если посылка пришла не тебе - тоже есть шанс чем-нибудь разжиться.
Главное - твердость, быстрота реакций и наглость.
И, конечно, связи.
Выдаются посылки в штабе, в почтовом отделении. Ефрейтор Пичуль привозит их из районного центра Токсово, складывает в своей каморке и составляет список получателей. Затем начинает обзванивать дневальных казарм. Диктует им фамилии счастливцев и назначает время получения.
Долговязый и сутулый почтальон имеет пунктик на пунктуальности, как говорит о нем Кучер. Каждому получателю назначается свое время, с интервалом в пять минут, во избежание толчеи, если верить объяснению самого Пичуля.
Приди ты хотя бы на несколько минут раньше или позже указанного им срока, будешь или ждать своего времени, переминаясь у барьера, или униженно клянчить, объясняя причину задержки.
С почтальоном стараются не связываться и отношения не портить - мало ли что: Перестанет твоя любимая письма получать от тебя, или сама замолчит на месяцы… Ну его на хер…
Первый солдат приходит ровно в 16:00, расписывается в журнале, и в присутствии дежурного по части или его помощника посылка вскрывается.
Дежурный проверяет ее на наличие спиртного и других неразрешенных уставом вещей. Как правило, на носки и всевозможные "вшивники" внимание дежурного не распостраняется. Но у южан - а у нас служат несколько чурок и кавказцев - особо ретивые офицеры могут распотрошить, например, пачки с чаем в поисках наркоты.
И часто не без успеха.
За всем, конечно, им не углядеть, и всего не проверить.
Арсену анаша приходит в запаянных целлофановых пакетах, погруженных в банки с вишневым вареньем.
"Ай, хорошо!" - смеется маленький кабардинец, угощая косяком. "И пыхнуть можно, и на хавчик если пробъет - покушать есть! Умный у меня дядя, да?"
Спиртное, если имеется в посылке, изымается на месте.
Памятен единственный случай, когда присланный кому-то из хохлов отменный самогон, литра четыре, был вылит дежурным по части капитаном Потаповым в раковину умывальника. Пахло так хорошо и сильно, что даже из строевой и секретки вылезли, поводя носами, писаря и женщины-прапорщики.
Раковину эту еще полдня ходили нюхать все, кому не лень.
Каждый добавлял от себя лично что-нибудь новое в адрес дежурного.
"Ну, не мог я по-другому - Батя в дежурке находился, из Питера ему звонили!.." - оправдывался потом Потапов. Слушатели сочувственно кивали, улыбаясь. "Ну нельзя было иначе, неужели не ясно?!" - почти в отчаянии спасал свою репутацию капитан.