Пытается подкрепить слова пинком, но шустрый боец уже убегает.
- Шарит! - одобрительно роняет Кица и усаживается на койку. - Ну шо там поисть у нас?
Достаю кульки и кладу на одеяло. Из кармана на рукаве выуживаю кипятильник из лезвий.
- Завтра, бля буду, на зарядку с духами побегу. На озеро погоню.
Боец приносит кружки.
Прежде чем кипятить, подозрительно принюхиваюсь к воде.
Вроде не из параши.
Утром Колбаса решает показать власть.
- Подъем, взвод охраны! - орет он, дублируя дневального.
Духи выпрыгивают из коек и суетятся возле табуреток с одеждой.
Шнурки одеваются чуть медленнее. Арсен, как сержант, сидит на койке и растирает опухшее со сна лицо.
- Суншев, подъем, команда была! - орет ему Колбаса. - Кому не ясно, щас объясню! Постарел невъебенно, что ли?
Арсен командовал духами в карантине, но сейчас, во взводе, Колбаса - его старый. Вчерашний случай сильно уронил Колбасу в его глазах.
Арсен молча одевается и идет в сортир.
Духи и шнурки уже выстроились в коридоре,.
Осенники, поддерживая власть сержанта, суют ноги в сапоги и смотрят на нас. Укол и Гунько злые, рожи у них кривятся. После отбоя их долго не было в казарме, где-то они шарились почти всю ночь.
Чувство у меня нехорошее, что все еще только впереди.
Кица и Костюк о чем-то переговариваются, но все же встают и начинают рыться в сложенной на табуретках форме.
В сортире, едва успеваю отлить, сталкиваюсь с Уколом и Гунько.
- Базар есть, - делает шаг и оказывается почти вплотную возле меня Укол.
Внутри нехорошо екает. Не готов к драке совсем. И Арсена что-то не видать.
- Короче, слушай сюда. Колбаса вчера датый был. Косяк спорол, хуле спорить. Это ваши бойцы, вам ебать их год целый. Бля, но мы - старше. Вам это всосать надо, если мирно жить хотите. И еще раз такая хуйня будет - бля буду, утром мертвыми проснетесь.
Укол понтуется, даже не замечая, какой бред он несет. Но главное ясно - осенники включили задний ход и предлагают забыть вчерашнее.
Это хорошо, что драки не будет.
Теперь моя очередь понтоваться:
- Ни и какого хуя надо было быковать… Хавки - хоть жопой жуй. На всех ведь принесли… Ладно, проехали. Со своими поговорю.
Руки друг другу не жмем, но угощаем друг друга сигаретами.
Прав был Кучер, сравнивая армию с племенами Гвинеи. Все один в один.
Макса и Нового назначают уборщиками. Молдаван Потоску, шнурок, у них за старшего. После уборки Колбаса разрешает им пойти в гостиницу к родакам.
- Это если убраться сумеете! - рычит на них молдаван. - Где швабры, бля? Меня ебет, что нету? С ночи надо под кровать прятать. Пиздуйте к мандавохам, как хотите, чтобы швабры были. Минута времени, съебали!
Подмигиваю Кице:
- Олег, помнишь, как нам Старый с Костей "зачеты по плаванию" устраивал? Когда в щитовой жили? Повезло нашим духам…
После ремонта казармы пол в ней сделали паркетный. Ротный связистов Парахин обещал лично пристрелить любого, кто "по-морскому" полы мыть будет.
Теперь только влажной тряпкой елозить разрешается.
- А мне похуй, - отвечает Кица. - Хуево уберут - будут "плавать" и на паркете.
- Ага, как там Костя любил говорить: "А мэнэ цэ ебэ? Мэнэ це нэ ебэ!" - говорю я интонацией Костенко.
Кица не улыбается.
- Ты мне про него даже не напоминай, - мрачно отвечает.
- Через туалет на выход шагом марш! - орет старшина "мандавох".
Связисты, кашляя и поругиваясь, тянутся к двери. Своих бойцов, кстати, этой ночью они не трогали. Выдерживают положенные три дня, так понимаю.
Строимся на улице.
Утро прохладное пока, без майки зябковато. Ржем над Васей Свищем - у того на загорелом теле белый отпечаток майки.
- Васыль, было ж сказано - голый торс форма одежды. А ну, сымай!
На подначки Вася отвечает, по обыкновению, простодушной ухмылкой.
Всю прошлую неделю он вкалывал на огороде у штабного прапора Мартына из секретной части.
За ударный труд тот обещал ему отпуск. Вася, себя не жалея, с радостью взялся за привычное дело и пахал как трактор. Прапор слово сдержал. Договорился с Вороном и Вася послезавтра едет к себе на хутор. Десять дней плюс дорога.
Васю хоть и подкалывают, но любят и уважают.
Парадку готовили ему всем взводом. У кого что получше - все несли на примерку. Я отдал Васе свои нулевые ботинки сорок пятого размера. Все равно не могу в них влезть, а Васе даже чуток свободны.
- Взво-о-од! Бего-о-ом! Марш! - командует Колбаса.
- Поскакали, кони! - добавляет Паша Секс.
- Иго-го, бля! - орут наученные уже шнурками духи.
Бежим по дороге мимо спортгородка, мимо клуба и штаба, сворачиваем к ГСМ, пробегаем через автопарк и влетаем в лес.
За год настолько привык бегать, что начинаю получать удовольствие от пробежек, особенно когда больше никто не пинает тебя. Ноги легкие, сапоги как кроссовки, удобные, привычные. Грудь дышит ровно, ловит утренний воздух - чистый, вкусный, прохладный. Прибежишь обратно, умоешься, курнешь, полежишь на койке, а там и завтрак.
Можно жить, можно.
Давно разогрелись уже, ломим мощно, не трусцой. Задор в душе играет. Поглядываем на духов. Те сосредоточенно бегут, экономя дыхалку. Колбаса ухмыляется на бегу и командует:
- Взвод, стой!
Останавливаемся и отходим на обочину, все, кроме духов и шнурков.
Шнуркам Колбаса выделяет Арсена и те бегут дальше. К ним присоединяется и Свищ, под наши шуточки и свист.
Мы остаемся.
- На месте бегом марш! - говорит Колбаса.
Четверо бойцов начинают стучать сапогами.
- Шо за хуй пойми? - деланно удивляется Кица. - Резче бежим, зайчики ебанные!
Духи изо всех сил мельтешат ногами.
Усмехаюсь - нет ничего нелепее бегущего на месте человека. Только тут, в армии, в здравом уме можно приказывать людям совершать полную бессмыслицу. И только тут эту бессмыслицу будут исполнять. Прав наш взводный - "солдат обязан не думать, а тупо исполнятьприказания".
Кица и Костюк закуривают. Колбаса морщится, но ничего не говорит - его дружки Укол и Гуня тоже лезут за сигаретами.
Я курить на зарядке не люблю, натощак вообще не в кайф. К тому же - воздух такой… Солнце, птицы, озеро рядом.
Бойцам не до романтики.
- Упор лежа принять! Тридцать раз отжались!
Мой знакомец Кувшин отжимается неплохо, быстро сгибает-разгибает руки, резко и негромко выдыхая воздух. Гудков и Славин на третьем десятке сбавляют темп, за что получают от Кицы сапогом по ногам.
Осенники лишь поглядывают молча и курят.
- Кувшин! Тебе лично еще двадцать, в честь Москвы-матушки! - говорю я.
- И за Винницу ще столько же! - подхватывает Кица.
- Ливны город маленький, но двадцатку за них сделаешь тоже! - смеется Паша Секс. - Мы тебя родину любить научим, не ссы. Армия - крепкая семья народов. Правильно я говорю?
- Так точно… Товарищ… Черпак… - сипло говорит Кувшинкин, вставляя слова между отжиманий.
Самый долхлый из молодняка - Надеждин. Не добив и двадцатки, упирается коленями в землю.
Вот это не дело.
- Э, воин! - присаживаюсь перед ним на корточки. - Ты не охуел, часом?
Надеждин молчит.
- Я не понял, боец. Тебя твой старый спрашивает, а ты молчишь. Ты в хуй не ставишь старых своих, что ли?
Надеждин пытается еще несколько раз отжаться. Опять же молча, лишь кряхтит в ответ.
Колбаса демонстративно отворачивается.
- Встал! - командую бойцу.
Поднимаются все четверо.
- А вы какого хуя? - ржет Паша Секс. - Упор лежа принять!
Бойцы падают на землю.
- Встать!- командует Паша. - Че не резко? Будем тренироваться, если так. Упор лежа принять! Отставить! Встать! Лечь! Встать! Лечь! Лечь. Какого хуя встали - команды не было. Тормоза, бля… Вспышка с тылу! Вот так лучше будет. Упор лежа принять! Делай раз! Ниже, суки, ниже! Жопу опусти, как тебя, Славин! Делай два.