Во дворе послышались быстрые шаги запыхавшегося шпика. За ним едва поспевал городовой. Они остановились посередине, злобно ругая Владимира, потом побежали дальше. Подождав минут пять, Владимир тихо вышел из подъезда, поправил котелок и спокойно зашагал к противоположному дому.
Оглянувшись, он открыл дверь парадного, поднялся по узкой деревянной лестнице на второй этаж и дернул набалдашник колокольчика обитой черным двери. Послышались торопливые шаги, дверь отворил низенький человек с остроконечной бородкой:
— Что угодно-с?
Владимир улыбнулся:
— У вас продается немецкое пианино?
— Пианино продано на прошлой неделе. Опоздали, — ответно улыбнулся бородатый:
— Входи. Мы тут как раз решаем, кому переходящий вымпел присудить — селивановцам или бетонщикам с шестой…
Владимир вошел в полную папиросного дыма комнату:
— Да неужели бетонщики селивановцев перекрыли?
— Выходит, что так! — качнул головой секретарь парткома и ввинтил папиросу в переполненную окурками пепельницу.
Старший лейтенант потрогал перебинтованную голову и слабо улыбнулся:
— Даже и не заметил тогда, как оцарапало. А щас ноет…
— Ничего, до свадьбы заживет, — потрепала его по плечу медсестра. — В следующий раз будешь знать, как по голубятням лазать, сорванец.
— Я не сорванец, — нахмурился вожатый. — А то, что мы сделали, это нужно для государства.
— Не думай только, что ты один заботишься о государстве! — замахал руками директор. — Я, дорогой мой, сорок лет в автомобильной промышленности и в автоматических линиях уж кое-что понимаю не хуже твоего!
— А я это не отрицаю, — потрогал заплывший глаз задержанный. — Но после того он ведь первый на меня бросился. Честное слово…
— Да будет врать-то! — тряхнула косичками Светка, жуя яблоко. — Не купили вы их, а просто натырили прошлой ночью. Я даже знаю, где.
— Это где же? — подошел Сталин к карте. — В районе сэверной Бэларуссии? Так я вас понял, товарищ Жуков?
— Немного правее, — откликнулся снизу Николай, подавая ему молоток. — И когда прибивать будешь, смотри по пальцу не попади…
— Что я, маленький, что ли… — недовольно пробурчал генерал, садясь в машину. — Я, брат, в свое время попроворней твоего был.
— Неужели? — удивленно присел Мук.
— Да, да, — закивал Дзержинский, кладя трубку на рычажки. — И сделаете это вы, товарищ Лацис.
— А я не буду, — казак выпрямился и потянулся к лежащей на топчане шашке. — А вот вас, гадов вислозадых, в капусту порублю! А ну, дуй отсюда к лешему!
Храмцова попятилась:
— Отойди… слышишь… отойди, а то закричу…
— Кричи, не кричи — все равно по-моему будет, — зло шепнул в затылок извивающегося белогвардейца Николай и принялся скручивать ему ремнем руки.
— Пропадай теперь, моя головушка! — запричитала Лукерья. — Что ж теперь станется?! Как жить-то будем? Как нам теперь людям в глаза смотреть?!
— Прямо! — милиционер встал из-за стола, передал ей паспорт. — Прямо и направо. Только не перепутайте.
— Постараюсь, — пробормотал Юсуп, прицеливаясь.
— Щас грохнет… — испуганно закрыла уши ладонями Татьяна. — Он шампанское сроду тихо не открывал. Вечно любит пошуметь…
— Ну, это мы пресечем сразу, — решительно встал Георгий. — С дебоширами няньчиться нечего.
— И правильно, товарищ, — поддержал его нарком. — А насчет вредителей вы не беспокойтесь. Этим займутся компетентные органы. Вредителям житья не дадим…
— Еще бы! Им дай, так они весь Ильменский бор сожрут, — лесник снял фуражку, вытер платком вспотевшую лысину. — Я вчера по окружной ехал, мимо протоки, так не поверите — вся дорога рябая от шелкопряда. Так и кишат, так и кишат. А по деревьям, так и говорить нечего. Облепили, как мошкара.
— А ты гони их, Мань! — высунулась из окна Зотова. — А то, что ни вечер — приходят и бренчат! Ни минуты покоя. Шпана чертова! А все Сонька! Это они к ней повадились!
— Ну и пусть ходят, — Алексей вытирал руки махровым полотенцем. — В конце концов, это не так плохо, что ученики ходят домой к учительнице. Лучше, чем в футбол гонять. А рассказать Ирине им есть что.
— Я думаю! — почтительно покачал головой сталевар, садясь рядом с Сережей. — Такой человек слово скажет — рублем одарит. Я Мироныча дважды слушал. Один раз у нас на заводе, другой — в Кремле, на съезде. И ты знаешь, сынок, — каждое слово помню! Как углем выжег те слова! Вот какой человек был…
— Почему — был? — спросил Дементьев. — Он и сейчас жив. Ходит где-то по нашей большой стране, пиво пьет, с девушками танцует. Улыбается. И вспоминает, как вместе с немцами наши деревни жег, да партизан в затылок расстреливал. Гад!
— Я не гад, а делегат! — засмеялся Колька. — Айда на Тверскую, там кимовцы агитки раздают!
— Да на кой черт мне они… — презрительно сплюнул Котях. — Я, по-вашему, сын кулака. И нечего меня в вашу комсомолию тянуть. Все равно не пойду.
— Пойдешь, милый, — погладила его по руке Алевтина. — Разве я тебя держать буду?
— Неужели не будешь?! — радостно схватил ее за плечи Павел.
— Не буду, — улыбнулась Крупская.
— Правда — не будешь? — понуро спросил Мокин, нарезая хлеб.
— Не буду! — мотнул головой Николаевский.
— В самом деле не будешь? — усмехнулся Лотко.
— Не буду, — командир отодвинул котелок рукой.
— Взаправду не будешь? — вплотную подошел к нему Ленька.
— Не буду… — пролепетал разбитыми губами комиссар.
— Действительно не будешь? — сердито уставилась на него бабушка.
— Не буду, — отмахнулся капитан.
— Серьезно — не будешь? — вопросительно протянул рыжий.
— Не буду, — ответил Борис, открывая крышку рояля.
— Так не будешь?
— Не буду.
— Не будешь?
— Не буду!
— Не будешь?!
— Не буду!
— Не будешь?!
— Не буду…
— Не будешь?!
— Да не буду, не буду…
Ермаков взобрался на холм и огляделся, сняв кепку. Стройка начиналась здесь. Прямо возле холма лежали штабелями плиты, гравий, черные кубы битума, мотки проволоки, шлакоблоки. Чуть поодаль тянулся котлован с торчащими из него сваями. На той стороне стояли тракторы, кран и два экскаватора. Ермаков улыбнулся, расстегнул забрызганный грязью плащ и подставил грудь весеннему ветру. Со стороны городка послышались два продолжительных гудка. Постояв немного, он подхватил чемодан, сбежал с холма и зашагал вдоль разбитой тракторами дороги. Не успел он пройти и полкилометра, как его догнала телега, запряженная худой пегой лошаденкой. Сидящий на телеге мужик приподнял рваный молохай и наклонил седую голову:
— Здравица желаем, барин.
— Здравствуй, — ответил Ермаков.
— В Старые Выселки, стало быть?
— В Старые Выселки. Ты оттуда?
— Точно так. Садитесь, подвезу вас.
— Нет, спасибо, братец. Ты лучше чемодан мой доставь в дом вашей барыни. Я пешком дойду.
— Ну, как угодно…
Мужик принял на телегу чемодан и хлестнул лошадь.
Оркестр бодро заиграл «Брызги шампанского». Андрей стал искать глазами Ольгу, но в мелькании танцующих пар попадались незнакомые лица.
— Я здесь! — громко закричала она из зарослей ивняка.
Ее молодое тело мелькало меж ветвей, растрепанная коса струилась по плечам.
— Но что же ты… — раздался страстный шепот комсорга, и Сергей, нащупав в темноте его руку, вложил в нее лимонку.
Полозов сжал ее, стал покрывать поцелуями шею и грудь:
— Мы скоро поженимся, милая… уедем отсюда… украду я тебя… на зло всей твоей родне украду…
— На зло, Валентин, никому ничего делать не надо, — завуч подошел к нему, расправил мятый галстук. — И вообще.