«Это круто – отправлять письма по Москве FedExом», – подумала она тогда. Письмо представляло собой сложенную пополам четвертушку тисненой бумаги. На внутренней стороне было напечатано приглашение на вечер в недавно открывшийся арт-клуб, а на внешней, рядом с тисненой эмблемой клуба, был изображен цветок, у которого остался только один лепесток. Предпоследний был уже оторван, ветер уносил его куда-то за пределы белого поля.
Цветок не то был нарисован от руки, не то – напечатан типографским способом. Женя задумалась. Пятый лепесток она оторвала полгода назад, во время случайной встречи с Альперовичем. Недавно, на дне рождения Бори Нордмана, он еще спросил ее – сбылось ли? Ну, конечно, ничего не сбылось. Детская магия перестает работать, когда ты становишься взрослой.
В центре клуба стоял большой самолет, играла незнакомая Жене музыка. Она попробовала потанцевать, но как-то не пошло. Протиснувшись к стойке, она заказала себе «Маргариту» и выпила ее залпом. «Зачем я сюда пришла?» – подумала Женя.
На самом деле она знала ответ: ей хотелось приключения. Отлетавший лепесток был еще одним, невысказанным, желанием – и это совпадение заворожило ее. Нет, теперь Женя уже не хотела ничего отыгрывать назад – она бы предпочла сохранить все, что получила, добавив к этому что-то, для чего трудно было подобрать слова.
В этот момент она увидела Леню. Толстый и неуклюжий, он стоял в центре танцпола, растеряно озираясь. На лице его словно было написано: «А что я здесь делаю?». Костюм мешковато сидел на нем, и он казался старше своих лет – или, может быть, он-то как раз и казался тридцатилетним, тогда как Женя все еще чувствовала себя года на двадцать три максимум.
Она окликнула его, но за грохотом музыки он ее не услышал. Женя поставила допитый бокал на стойку и стала пробираться к Лене, сквозь танцующих и подпрыгивающих людей. «Наверное, я все же старею, – подумала она, – в институте-то вон как отплясывала».
Неожиданно она почувствовала, что устала и уже не хочет никаких приключений. Хотелось напиться, а потом взять такси или попросить Леню довезти ее до дома, рухнуть в кровать, включить телевизор и уснуть. Каждый вечер она собиралась посмотреть какое-нибудь кино, из тех фильмов, что Рома покупал на видеодисках, огромных, как старые виниловые пластинки – но почему-то сон охватывал ее минут через пять после титров.
«Надо вернуться к стойке и взять еще „Маргариту“«, – подумала Женя, и в этот момент Леня обернулся и увидел ее.
Сидя за угловым столиком, они пили и сплетничали. Леня рассказал, как Наталья оставила Поручика без квартиры – и неожиданно для себя Женя испытывала одновременно чувство женской солидарности и верности старой дружбе. Наталья была молодец, но Борьку было жалко и поэтому она была мерзкая эгоистичная сука.
– Да, – сказала она в конце концов, – я всегда чувствовала: от женщины, которая так говорит, добра не жди.
Леня рассмеялся и привычным жестом поправил очки.
– А помнишь Лерку? – спросил он.
– Конечно, – ответила Женя, – она, кстати, должна приехать уже скоро. Она мне электронное письмо прислала на той неделе.
– Она была первая моя знакомая, которая ругалась матом. До этого я считал, что девочки таких слов вообще не знают.
– Да, Лерка была боевая, – без энтузиазма согласилась Женя и, словно вспомнив о чем-то, спросила: – это ты прислал мне приглашение?
– Нет, – недоуменно ответил Леня, – я думаю, это их пи-ар отдел всем рассылал. Хотя странная идея – рассылать приглашения FedExом. Обычно курьера отправляют.
– Ну ладно, – сказала Женя и, допив свою «Маргариту» (пятую? шестую?), поднялась и спросила: – Потанцуем?
Леня спратал очки в футляр и убрал его во внутренний карман пиджака. Играла какая-то медленная музыка, слова было уже лень разбирать.
Леня танцевал на удивление хорошо, и Женя вдруг почувствовала, что вечер удался. Было так приятно плыть по алкогольным волнам музыки, не думая ни о чем, не волнуясь и не переживая.
Они вернулись к столику.
– А ты не знаешь, Маша так и останется в Англии? – спросил Леня.
– Не знаю, – сказала Женя, – Володя ничего об этом не говорил. Но вроде ведь дела у него наладились?
– Да, конечно, – ответил Леня, – все хорошо. Мы чудесную схему сейчас разработали…
– Да, Ромка мне говорил что-то… я, вроде, тоже туда подписана.
– Но, похоже, Машке там просто больше нравится, – сказал Леня.
Женя пожала плечами. Она не любила Лондон, находя сам город сырым и тусклым, англичан – неоправданно снобистскими, а хваленую моду – слишком плебейской.
– Кто бы мог знать, что так все кончится, – вздохнул Леня, – только ты с Ромкой и осталась. А Володька ведь как Машку любил, а?
– С возрастом это проходит, – пошутила Женя, – впрочем, ты ведь никогда не был женат?
– Слава Богу, – ответил Леня, – то есть я хотел сказать, это потому что Ромка меня опередил, – поправился он.
Женя рассмеялась и потрепала его по щеке.
– Не завидуй так уж сильно, – сказала она.
Садясь в ленину «вольву», Женя поняла, что совсем уже пьяна. «Зачем я, все-таки, столько пью?» – пробормотала она. Впрочем, это было все еще приятное опьянение, что-то обволакивающее, мягко баюкающее.
– Ты слышала уже нового Гребенщикова? – спросил Леня – «Песни Рамзеса IV», крутая вещь.
– Нет, – сонно сказала Женя. Она скинула туфли и с ногами залезла на переднее сидение. Было немного неудобно, но ей почему-то казалась смешной мысль сесть так, как она сидела в кресле маленькой девочкой… маленькая девочка, в короткой юбке, в белых гольфах…
– Или я лучше тебе старенькое поставлю… – сказал Леня. – Привез из Германии себе недавно. Классическая музыка конца семидесятых, странно, что мы в школе его пропустили.
Он щелкнул магнитолой, диск с мягким звуком ушел в нутро автомобиля, и Дэвид Боуи запел:
Do you remember a guy that's been
In such an early song
– Ничего я не помню, – ответила Женя.
Машина тронулась по опустевшему ночному городу. Сквозь сон она чувствовала, как Леня гладит ее бедро, и слышала, как Дэвид Боуи поет:
Ashes to ashes, funk to funky
We know Major Tom's a junkie
Все так же не просыпаясь, она думала о том, как все странно обернулось, что никогда бы она не подумала, что это будет Леня… скорее уж – Альперович, если бы он был чуть сообразительней… между ними же проскочила тогда какая-то искра, тогда, полгода назад. Но она уже понимала, что они едут к Лене домой, знала наперед, что останется у него ночевать, что первый раз изменит Ромке – но она еще не догадывалась, что за этой ночью последуют много других ночных свиданий, дневных встреч, теплых снов, испуганных торопливых поцелуев в коридорах на общих праздниках, торопливых совокуплений и прерванных телефонных звонков. Только через полгода она поймет, что если пятый лепесток не сдержал своего обещания, то шестой исполнил свое сполна.
В электричке, везшей его мимо покрытых знакомыми граффити мокрых заборов к даче Владимира, Антон почему-то вспомнил, как Сашке однажды принесли амстердамской травы. Он щедро забил косяк «на двоих», и они с Антоном дунули. Антона срубило почти мгновенно и, честно говоря, ему никогда не было так плохо. Состояние high если и наступило, то где-то между третьей и четвертой затяжкой – и тут же ему на смену пришла тошнота и ощущение полного бессилия. Несколько часов он сидел на полу на кухне и слабо мычал. Вероятно, то же самое испытывает обычный человек, выпивающий залпом бутылку спирта: чувство опьянения сменяется тяжелым алкогольным отравлением так быстро, что не успеваешь получить удовольствие.