— Есть… — пробормотал Штаубе из куба.
Ольга поместила грань на прежнее место, закрывая Штаубе. Сережа подал ей молоток и четыре гвоздя. Она вставила гвозди в четыре отверстия по углам верхней грани и прибила грань к кубу.
— Как? — глухо донеслось из куба.
— Держу, держу, — ответил Ребров, расставляя ноги пошире.
Ольга легла между его ногами лицом вниз. Сережа лег своей спиной на спину Ольги.
— Все! — громко произнес Ребров.
Штаубе откашлялся и заговорил:
— 54, 18, 76, 92, 31, 72, 72, 82, 35, 41, 87, 55, 81, 44, 49, 38, 55, 55, 31, 84, 46, 54, 21, 13, 78, 19, 63, 20, 76, 42, 71, 39, 86, 24, 91, 23, 17, 11, 73, 82, 18, 68, 93, 44, 72, 13, 22, 58, 72, 91, 83, 24, 66, 71, 62, 82, 12, 74, 48, 55, 81, 24, 83, 77, 62, 72, 29, 33, 71, 99, 26, 83, 32, 94, 57, 44, 64, 21, 78, 42, 98, 53, 55, 72, 21, 15, 76, 18, 18, 44, 69, 72, 98, 20.
Затем заговорила Ольга:
— Сте, ипу, аро, сте, чае, пои, сте, гoe, ува, сте, ого, ано, сте, зае, хеу, сте, ача, лое, сте, эжэ, ити, сте, аву, убо, сте, ене, оло, сте, одо, аве, сте, иже, аса, сте, уко, лао, сте, шуя, саи, се, нае, яко, сте, диа, сае, сте, ира, сио, сте, ява, юко, сте, зао, мио, сте, хуо, дыа, сте.
После Ольги заговорил Сережа:
— Синий, синий, желтый, оранжевый, синий, красный, зеленый, зеленый, желтый, фиолетовый, голубой, красный, зеленый, фиолетовый, желтый, голубой, синий, зеленый, оранжевый, оранжевый, красный, фиолетовый, желтый, желтый, синий, голубой, красный, зеленый, синий, фиолетовый, голубой, оранжевый, оранжевый.
Потом запел Ребров:
— Соль, до, фа, фа, соль, ми, ре, ля, фа, фа, си, соль, до, до, си, соль, фа, ре, ля, ля, ми, си, до, ре, ре, фа, соль, си, ля, до, ля, фа, соль, ми, фа, ля, ля, до, ре, ми, си, фа, ля, соль, ре, ми, ля, до, ми, ля, ля, соль, до, фа, ля, си, ре, до, си, си, ре, фа, ми, си, до, соль, соль, до, фа, ля, си, ми, ми, ля, ре, до, ми, си, си, до, фа, ля, соль, ми, си, ре.
Сережа встал. Встала и Ольга. Они помогли Реброву опустить куб на пол. Ребров вынул руки из петель, взял стамеску и вскрыл прибитую грань.
— Оп! — Штаубе вылез из куба, запрыгал на одной ноге к протезу. Ольга помогла ему надеть протез и подняла с пола его длинные зеленые трусы.
— А вот это я сам, Ольга Владимировна. Спасибо, — он забрал у нее трусы, прислонился к стене и проворно надел их.
— Все прекрасно, — Ребров вынул из фанеры гвозди, пристроил грань на место. — Все, все хорошо, только, Сережа, произноси отчетливей, не глотай окончания.
— Ага, — Сережа, сидя на полу, натягивал носки.
— И резкость, резкость, — заметил Штаубе. — Резко и ясно. Раз! Раз! Раз!
Когда все оделись, Ребров посмотрел на часы:
— Так. Двинулись.
Они вышли в коридор, стали надевать верхнюю одежду.
— Генрих Иваныч, баллончики, — сказал Ребров.
Штаубе достал из кармана три баллончика.
— Один у вас, два — нам с Ольгой Владимировной, — Ребров взял баллончик, Ольга взяла другой.
— А тряпки? — спросил Сережа, надевая шапку.
— Да! Тряпки! — спохватился Ребров. — В ванной.
Он зашел в ванную и вернулся с четырьмя мокрыми шерстяными тряпками:
— Вот. Всем. И будьте внимательны, пожалуйста. В левой руке, значит сейчас — в левый карман. Теперь… поддержка?
Ольга похлопала себя по внутреннему карману куртки:
— Здесь.
Штаубе сунул руку в карман пальто:
— Да, да.
— Отлично, — Ребров надел кожаную фуражку. — Ключ?
Сережа передал ему брелок с ключом.
— Все? — Ребров посмотрел в глаза Ольги.
Она кивнула.
— Ну, двинулись, — он открыт дверь.
— С Богом, — шепнул Штаубе, вышел и стал спускаться по лестнице. Остальные спустились следом.
Во дворе Ребров с Ольгой направились к серым «Жигулям», старик с мальчиком прошли через арку на улицу. Ребров завел машину, развернулся, поехал. Штаубе и Сережа подсели у разбитого газетного киоска.
— Сережа, ты сколько времени в розыске? — спросил Ребров, выруливая на Садовое кольцо.
— Три месяца и шесть дней, — ответил мальчик.
— Три месяца! — покачал головой Штаубе.
— Как все быстро…
— Значит, тебя возле твоего дома каждая собака узнает, — проговорил Ребров.
— Узнает, — кивнул Сережа, — старухи на лавочке точно узнают.
— Там лавка у подъезда?
— Ничего, я его проведу, — Ольга чиркнула спичкой, закуривая.
— А может — ночью? — предложил Штаубе.
— Безумие. Весь дом спит, все слышно…
— Да проведу я его, никто не узнает!
— Ну, ну.
Проехали Зубовскую площадь и перед Крымским мостом свернули на Фрунзенскую набережную.
— Тогда вот как, — заговорил Ребров. — Сначала я пройду, потом Генрих Иваныч. А потом уже вы с Сережей.
— Как скажете, — вздохнул Штаубе.
— Сережа, теперь говори мне…
— Щас, вот «Гастроном», а следующий наш. Мой.
— Ага. Тогда мы здесь встанем.
Ребров свернул и припарковал машину на обочине, за бежевой «волгой».
— Еще раз, — он повернулся. — Помните про тряпки. И поддержка, в случае. Ольга Владимировна, здесь я на вас надеюсь.
— Не беспокойся, — улыбнулась Ольга.
— Третий подъезд. Там направо, — подсказал Сережа.
Ребров вылез из машины и пошел во двор дома. Возле третьего подъезда на лавочке сидели две старухи. Он поднял воротник пальто и быстро вошел в подъезд. Поднялся по лестнице иа третий этаж и встал возле мусоропровода.
Минуты через четыре приехал на лифте Штаубе. Почти сразу же следом появились Ольга с Сережей.
— Так, — Ребров мотнул головой, и они подошли к добротно обитой двери. Он вынул ключ, но потом опять убрал в карман:
— Нет. Звони сам.
— По-второму? — спросил Сережа.
— Да. Оля.
Ольга расстегнула куртку. Сережа позвонил.
— Кто там? — спросил за дверью женский голос.
— Мама, это я, — ответят Сережа.
Дверь окрыли и Сережа сразу же бросился на шею стоявшей на пороге невысокой блондинке:
— Мамочка! Мама!
— Сергей! Сергей! Сергей! — закричала женщина, сжимая Сережу.
— Коля! Коля! Сергей!
К ним подбежал худощавый мужчина, схватил голову Сережи, прижался.
— Сергей! Сергей! Сергей! — вскрикивала женщина.
— Мамочка, папа, подождите… я не один…
— Сергей! Сергей! Я не могу! Я не могу! — тряслась женщина. Мужчина беззвучно плакал.
— Мамочка… я здесь, я живой, подожди, мамочка.
— Лидия Петровна, не волнуйтесь, все позади, — произнес Ребров, улыбаясь.
— Да. Слава Богу, — усмехнулся Штаубе.
— Не могу! Сергей! — дрожала женщина, прижавшись к Сереже.
— Мама… подожди, это… это Виктор Валентинович и Ольга Владимировна из уголовного розыска… мама…
Мужчина первым пришел в себя:
— Проходите, проходите… пожалуйста… — он вытер лицо ладонями, потянул женщину за руку. — Лида, успокойся, все, все хорошо.
— Мама… ну, мамочка, подожди…
— Да, да, проходите… Сережа, ой, Сергей, — обняв Сережу она отошла с ним в сторону.
Ребров, Ольга и Штаубе вошли. Мужчина закрыл за ними дверь.
— А я ведь только вчера звонил вашему… ну, этому, Федченко, — с трудом проговорил мужчина. — А он говорит… это… ищем, ищем.
— Вчера — не сегодня, — улыбался Ребров.
— Ой, у меня сердце разорвется! — женщина взялась руками за виски и покачала головой, — Сергей, Сергей… что же ты с нами сделал.
— Ну, не он один виноват, — проговорил Ребров.
— Все оказались виноваты, — тихо добавила Ольга.
— Ой… ну вы проходите, что же тут, — не отпуская Сережу, женщина вошла в комнату.
— Мы на минуту, — сказал Ребров, и все прошли в комнату.
— Где же ты был, где же ты мог быть, — качала головой женщина.
— Да. Наделал дел… — мужчина опустился на диван, но, спохватившись, встал. — Товарищи, вы садитесь, чего ж…
— Спасибо, нам рассиживаться некогда. — Ребров сунул руки в карманы пальто, — Сережа, скажи теперь. Про наш сюрприз.
— Да, мама, у нас сюрприз, — Сережа освободится от объятий. — Вот, мама, и ты, пап, сядьте сюда, на диван и послушайте. Только это, не перебивайте.