Классно, я почти чувствую ее нежные прикосновения, я представляю их себе в голове и планом они генерируются почти во что-то материальное. На моей девочке только коротенькая маечка, которая еле скрывает ее пупок, она раздвигает ножки и садится на меня, своими тоненькими пальчиками стягивает с меня шорты. У меня стоит или это мне тоже кажется? Потом мы типа уходим в другой мир, мир поступательных движений, вверх-вниз и снова туда же. Это продолжается минуту и еще триста световых лет, а потом я бурно кончаю, типа в нее, но по-настоящему себе в трусы, во как! Потом девочка без имени и без лица пропадает, а я продолжаю лежать и тупо втыкать в потолок, глюки кончаются и на смену им приходит тупое втыкание. Огрызок джойнта загас в моей руке. Я перевожу взгляд на часы и вижу, что лежу тут уже около сорока минут. Классно.
Потом с работы приходит Грек и находит меня вот в таком состоянии. Он что-то бубнит про то, что я взял последний джойнт и вообще я вонючая свинья, а потом идет на кухню и пытается там найти бутылку пива и что-то пожрать. Я тоже хочу жрать, после своей галлюциногенной дрючки.
4
Помню в тот вечер снова шел дождь и я сидел дома один. Грек свалил ночевать к чиксе, оставив мне десять гривен и кусок копченной колбасы. Я сразу побежал в круглосуточный ларек и купил себе литровую бутылку пиво «Рогань» за два-сорок, порезал себе колбаски и развалился в своей комнате на диване втыкаясь в окно. Уже было около девяти часов и в нашем спальном районе было уже тихо, иногда только раздавались звуки одиноко проезжающих машин. Я обожаю такую погоду и такую атмосферу. Тихо по стеклам барабанит дождь, ты лежишь с тарелкой колбасок и литровой бутылкой пива в руках и тупо втыкаешься в окно. Но, как всегда, такая хуйня скоро стала мне надоедать. Пиво закончилось, а колбаски переваривались в моем желудке. В общем стало скучно. Алкоголь немного дал в голову и меня потянуло куда-то идти и что-то делать.
Одеваю свое черное пальто и выхожу из квартиры. Деда Ивана нет на его привычном месте, это означает, что он где-то ходит, а может — медитирует, что, учитывая дождь, более вероятно. Дед Иван любил медитировать на крыше нашего дома, я прекрасно это знал.
Я нахожу у себя в кармане пальто еще пять гривен и бегу в магазин, чтобы купить за двенадцать гривен бутылку страшного пойла под названием «Коньяк Десна». Потом возвращаюсь в подъезд, стряхивая с себя капли дождя, захожу в темный лифт-гроб и нажимаю на кнопку последнего этажа. Лифт, угрожающе подрагивая и скрипя канатами, начинает медленно ползти в темноту вверх. Двери лифта открываются и я быстренько покидаю его брюхо. По лестнице поднимаюсь еще на пол этажа и оказываюсь перед дверью, которая ведет на чердачное помещение. Дверь не закрыта, как всегда, а только прикрыта. Я открываю ее и оказываюсь в темном помещении чердака, которое освещается только слабым светом дальнего окна, через которое можно попасть на крышу. Я иду через помещение чердака, пройти надо метро двадцать и весь путь хлопья густой паутины цепляются в мое лицо. Подхожу к лестнице и задираю голову: в трех метрах надо мной то самое окно, стекло в нем давно выбито и на мою голову из него тонкой струйкой стекает вода. Я лезу по лестнице, пальто цепляется за старые гниющие доски, бутылка коньяка в его кармане. Высовываю голову из окна и в нее бьет сильные напор ветра с водой. Тихо матерюсь себе под нос «еб твою мать» и, цепляясь руками за край окна, подтягиваю свое тело, перекидываю ноги и оказываюсь на крыше. Над моей головой слабо сквозь жидкие тучи пробиваются звезды и снизу вырываются куски света уличных фонарей.
Я начинаю крутить головой и скоро нахожу Деда Ивана, который укрылся от ветра и дождя, сев спиной к одной из надстроек, и втыкает куда-то вдаль на темный район нашего города. Подхожу к нему и сажусь рядом на довольно сухой кусок шифера, подложив под задницу кусок пальто. Дед Иван поздоровался со мной, мы, минут пять, сидим тихо, у него состояние нирваны и я не хочу его нарушать. Так и сидим вдвоем в тишине. Я смотрю на темный город. Только в некоторых окнах горит свет, доносятся обрывки каких-то звуков. У нас спальный район, и живут в нем в основном переселенцы из пред киевских сел и приезжие из других городов. В окнах где горит свет скорее всего смотрят тупое ТиВи и пьют, там где темно — трахаются, тут народ привык трахаться в темноте.
Потом я достаю бутылку коньяка и открываю ее. Протягиваю Деду Ивану. Он берет ее и делает большой глоток, потом отдает бутылку мне. Я тоже отпиваю. Вкус у коньяка отвратительный, но жидкость приятно растекается по жилам, понемногу согреваю окоченевший от дождя, ветра и осени организм. Классическая бля картина, если посмотреть со стороны: писатель и бомж пьют дешевый коньяк на крыше дома в одном из самых забыченных районов мировой столицы. А чем вы, сытые толстые ублюдки, сидящие дома со своими детьми-дебилами и смотрящие по ТиВи тупые шоу, запивая все это дело немецким пивом и заедая свиными отбивными, лучше чем нахуй никому не известный писатель и старый бомж? Идите на хуй, бля! Мы себя еще покажем, правда, старик?
Все равно, бля, вы будете читать мои книги, будете ломать памятники Пушкину и ставить мне, тупые обыватели, вы делали так уже много раз! Гы-гы-гы!
А мы пьем дешевый коньяк большими глотками и это называется контр — искусство, ясно вам, дебилы?
Так и сидим около часа. Коньяк уже допит и приятно врубил по голове, учитывая еще раньше выпитое пиво. Я беру пустую бутылку и кидаю ее вниз с крыши в темноту дворика. Через несколько секунд слышу ее далекий голос, бутылка разлетелась на тысячи кусочков.
Дед Иван начинает жаловаться на свою жизнь. Говорит, что скоро зима, а у него нету даже теплого пальто. Да, без теплого пальто он вряд ли переживет зиму, замерзнет где-то к ебеней матери. Алкоголь делает меня очень добрым и я всех люблю. Я молча снимаю свое еще почти новое пальто и протягиваю его бомжу. Дед Иван берет его с благодарностью. На его щеках текут капли: дождя или слез?
Мне становится холодно, я смотрю вдаль на город, прыгая на одном месте пытаясь согреться. Мы так, бля высоко, как боги просто! А все остальные под нами, они все, бля под нами, вот это кайф!
Дед Иван показывает мне на какую-то звезду, которая на пару минут смогла разорвать тучи и пробиться к нашим глазам.
— Я был на этой звезде. Летал на нее, разговаривал с существами, которые там живут. Ты не смотри на то, что я таким сейчас стал, понимаешь, меня заставили? Ты понимаешь меня? Моя жена была шлюхой, у меня была жена! Я взял топор и порубил ее одним сраным днем, когда эта тварь трахалась в моей постели с соседским дворником Колей. Ты меня слушаешь?
— Ага. (Дед наверное полностью свихнулся, или он просто так, от алкоголя, мне эту хуйню про звезды пиздит?)
— А потом меня посадили и я полетел на эту звезду. Звезда Л-17, так мы ее называли. Я летел к ней между созвездиями Овна, Рака и Рыб по маршруту С-7-Д-5. Я видел все, что тут на земле происходит, с самой вершины, с самой главной вершины.
Я чувствую, что уже совсем замерз. А тем временем, свихнувшийся бомж, которому я подарил свое пальто, показывает мне на звезду Л-17 и рассказывает про то, какая на ней природа и что он там вообще видел. Это уже начинает конкретно заебывать. Я уже начинаю, в шутку, подумывать о том, чтобы скинуть его с крыши вслед за бутылкой, а потом спуститься и посмотреть, что от него осталось.