Мартин вырос в недружелюбном окружении, он знает, каково это – бороться за собственную жизнь.
Это тоже были новые для нее мысли. Неужели я начинаю любить его? Нет, Энн, только не это, принялась уговаривать она себя. Он не любит тебя. Он поклялся, что никогда не полюбит снова.
К глазам подступили слезы, Энн попыталась сдержать их. Мартин не стал ей ближе, чем тогда, много лет назад. Он по-прежнему был недосягаем. Но она носила его ребенка и за это испытывала к нему горячую благодарность. И неважно, что ее ожидают трудности, что ей придется многим жертвовать ради этого. Она станет матерью его ребенка. Если она не может получить Мартина, то это – вторая самая желанная вещь для нее.
Энн вернулась в спальню и заснула. Уик-энд, несмотря на тлевшую в душе тревогу за Мартина, прошел мирно и был заполнен самыми разнообразными и приятными для Энн занятиями. Хотя у нее до сих пор изредка кружилась голова, на ее щеки вернулся румянец, поскольку они с Тори много времени проводили на воздухе. Она намеренно старалась не замечать, что их взаимная привязанность становится все глубже. Энн ничего не могла с этим поделать, поэтому обе просто наслаждались обществом друг друга.
Мартин должен был вернуться во вторник днем. В понедельник вечером Энн облачилась в старенькую ночную рубашку, прихватив стопку журналов, легла в кровать, и выключила свет уже в одиннадцать. Завтра я увижу Мартина, думала Энн, сворачиваясь в клубочек под одеялом и испытывая одновременно тревогу и радость, которые не помешали ей быстро и крепко заснуть.
Энн неподвижно лежала под одеялом с широко открытыми глазами. Кажется, ее разбудил шум? Или какие-то глубинные инстинкты, подсказавшие, что в доме есть кто-то еще, кроме нее и Тори? Напрягая слух, она услышала мягкие шаги в коридоре. Как могла не сработать охранная сигнализация? И что ей теперь делать?
В комнате Мартина есть телефон. Нужно как-то туда пробраться и позвонить в полицию. Стараясь не издавать ни звука, она села на кровати и спустила ноги. Светящийся циферблат будильника на столике показывал двадцать минут четвертого. Энн на цыпочках проскользнула к двери, которую всегда держала полуоткрытой, чтобы слышать Тори. По пути она прихватила высеченную из мрамора фигурку дельфина, стоявшую на комоде, – с нею было как-то спокойнее.
Коридор был пуст. Чтобы попасть в комнату Мартина, нужно было пройти мимо двери Тори. Крепко сжимая в руке мраморного дельфина, с бешено бьющимся сердцем, Энн кралась по холодному дубовому паркету. Он был положен безупречно – ни одна плашка не скрипнула. Дверь Тори была приотворена. Тихо, как привидение, Энн проскользнула мимо и устремилась к спальне Мартина.
Там тоже было пусто. Быстрым взглядом она скользнула по ситцевым обоям на стенах, по кремовому покрывалу на большой кровати, по единственной картине – абстракции в сине-зеленых тонах, по застекленной двери, которая вела на террасу. Затем устремилась к телефону.
– Что за…
Энн мгновенно обернулась, угрожающе подняв статуэтку. Но ее рука тут же упала.
– Мартин, – выдохнула она – Это… ты?
К ужасу Энн, на нее накатила волна слабости, колени задрожали. Она опустилась на постель, перед глазами поплыл красноватый туман. Вошедший в дверь Мартин включил настольную лампу и, опустившись перед ней на колени, мягко высвободил статуэтку из ее пальцев.
– У тебя ледяные руки, – сказал он. – Энн, что, черт возьми, ты делала в моей комнате?
Щеки ее залил горячий румянец.
– Я услышала какие-то звуки – и проснулась. Хотела позвонить в полицию.
Мартин сказал то, что и так было ясно:
– Я вернулся домой пораньше… А для чего статуэтка?
– Для того, чтобы дать злоумышленнику по голове, конечно.
– Ты храбрая как лев, знаешь это?
Он все еще гладил ее холодные пальцы.
Энн не могла оторвать зачарованного взгляда от его РУК.
– Я испугалась до смерти, – призналась она.
Мартин посмотрел ей в лицо. На нем все еще была одежда, в которой Энн видела его по телевизору, под глазами темнели тени, на руке от запястья до локтя красовалась царапина.
– Мартин, – сказала она, – я видела тебя в телевизионных новостях. В Конго.
Он тихо выругался.
– Я был слишком занят спором с руководством аэропорта, чтобы обращать внимание на камеры, а когда заметил, было уже слишком поздно. Но я не думал, что это станет международной новостью.
Энн снова уставилась на его руки, чувствуя, как передается ей его тепло.
– Почему ты не сказал мне правду о поездке?
– Никто не знает, что я занимаюсь этим. – Он помолчал, потом натянуто добавил: – В тот раз, когда стряслась беда с Тори, я был занят чем-то подобным. Можешь представить, каково мне было, когда я вернулся. Но сейчас я не волновался за дочь, потому что ты была рядом. Я безоговорочно доверяю тебе в этом, Энн.
Тронутая до слез Энн сбивчиво произнесла:
– В день твоего отъезда я обвинила тебя в жадности и меркантильности… прости меня.
– Ты же не знала.
Энн посмотрела ему в глаза.
– Ты хороший человек, – дрожащим голосом признала она.
– Я не ангел, Энн. Одна из причин, заставляющих меня этим заниматься, – это риск, адреналин в крови, стремление испытать себя. Как видишь, к святости это не имеет никакого отношения.
– Ты делаешь это. Вот что важно.
Он беспокойно повел плечами и убрал руки.
– Мне нужно держаться подальше от тебя – я грязный. Не было возможности принять душ, и я так спешил домой, что не успел переодеться.
Слова сами сорвались с ее языка:
– Мы могли бы принять душ вместе. – Затаив дыхание, Энн ждала ответа.
Мартин встал, одновременно подняв на ноги и ее.
– Ты надела свою сексуальную ночную рубашку, – с непроницаемым выражением лица сказал он. – Мне трудно устоять.
– Видишь, – продолжила Энн так, словно Мартин ничего не говорил, – я верю тебе. А не Келли. Я поняла это в пятницу, когда увидела тебя по телевизору… Мне только жаль, что это заняло столько времени.
– Ты так великодушна, – грубовато бросил Мартин. – У меня просто дух захватывает.
С сияющей улыбкой Энн приподнялась на цыпочки и поцеловала его в губы. Щетина царапнула ей подбородок – его ответ, немедленный и страстный, пробудил отклик во всем ее теле.
– Душ! – прорычал он в ее губы. – Думаю, я сожгу эту одежду!
Он подхватил ее на руки и понес в ванную, окном выходящую на уединенный уголок парка, где росли сосны и болиголов. Пока Мартин раздевался, Энн стояла неподвижно и, затаив дыхание, следила за ним. Затем он подошел к ней и стащил через голову «сексуальную ночную рубашку», любуясь изящными изгибами ее тела.
– Откуда у тебя эта царапина? Да еще и ушибы на груди! – встревожено спросила Энн.
Мартин скороговоркой ответил:
– Доставали одного из членов экипажа упавшего самолета… Боялись, что начнется пожар, поэтому осторожничать времени не было. Давай не будем говорить об этом, Энн. Не теперь. – И он включил воду.
Когда струи ударили по телу и окутали ее паром, Энн подобрала волосы вверх. Мартин шагнул к ней с куском мыла в руке, и она вдруг рассмеялась от счастья снова быть с ним рядом. Она плеснула в него водой. А Мартин жадно провел ладонями по ее телу. Затем, прижав к кафельным плиткам, целовал до тех пор, пока у Энн не закружилась голова от недостатка воздуха и от желания. По мускулистому телу Мартина стекали струйки воды.
– Какой ты красивый, – выдохнула Энн.
Лаская ее грудь, он с внезапным нетерпением произнес:
– Пойдем в постель. Немедленно!
– Лучшего и не придумаешь.