– Я не добываю себе славы и богатства на чужих талантах! Я не присваиваю сценарии пожилых одиноких женщин и не выдаю их за свои! Ты мне противен, Артур Грин, почти так же, как я противна сама себе! Подумать только: я могла увлечься тобой! Я почти поверила в то, что тут какое-то недоразумение, что Джун ошиблась…
– Джун? – переспросил он, удивленно подняв брови.
– Да, Джун! Джун! Джун Белью! Не пытайся изображать из себя невинность! Господи, на меня, наверное, нашло какое-то затмение, ведь я и вправду стала думать, что ты порядочный человек и просто не способен присвоить труд Джун!
– Ах, так? – усмехнулся он. – Интересная сказочка. Но она не объясняет, зачем ты полезла в мой сейф. Может быть, искала там муку для пирогов?…
В слепой ярости Шейла схватила стакан с недопитым Артуром бренди и выплеснула содержимое ему в лицо.
– Ненавижу тебя!
Артур спокойно снес оскорбление.
– Ты, милочка, напрасно растрачиваешь свой недюжинный талант, работая поваром. Ты действительно прекрасная актриса. Но не для моего фильма.
– Иди к черту! – Шейла вскочила с кресла, злость придала ей силы и уверенности.
– Впрочем… – глаза Артура многозначительно скользнули по ее груди, – есть еще одна профессия, где бы ты могла блеснуть, но не советую ею заниматься: опасно для здоровья.
– Чтоб ты провалился! – выкрикнула взбешенная Шейла, опрометью выбегая из комнаты.
Пулей влетев в свой коттедж, она схватила чемоданы и начала в беспорядке швырять в них одежду, обуреваемая одним желанием: уехать, уйти, убежать – лишь бы поскорее и подальше от Артура.
В ярости она поносила и его, и себя на чем свет стоит. Шейле необходимо было поддержать в себе гнев, чтобы не расплакаться. Она знала по опыту: стоит расслабиться и уронить хоть одну слезу, остановить последующий поток будет трудно. Только один раз, когда подумала о хромом котенке, губы ее дрогнули. Хватит ли у Артура порядочности продолжать держать его у себя в доме?…
Упаковав наконец вещи, она беглым взглядом окинула комнаты – не забыла ли что-нибудь – и, подхватив чемоданы, вышла вон. Шейла уже подходила к воротам, едва волоча свою поклажу, когда чуть не столкнулась с Артуром.
– Уезжаешь?
– Нет, увлеклась тяжелой атлетикой! Гири пока не купила, вот и тренируюсь с чемоданами.
Он пропустил сарказм мимо ушей.
– Куда же ты поедешь?
– Это тебя не касается!
– Я мог бы отвезти тебя.
– Спасибо, не надо. Я скорее пройду всю дорогу босиком, чем сяду в твою машину! А теперь, будь любезен, дай мне пройти.
– Тогда я вызову такси.
Она зло посмотрела на него. Когда же, наконец, до него дойдет?
– Я же сказала: спасибо, не надо!
– На столе в холле конверт. В нем твоя зарплата.
Если бы все происходило в кино, она бы швырнула этот конверт ему в лицо, а еще лучше – изорвала бы купюры на мелкие кусочки и бросила, чтобы они медленно, как конфетти, опускались на землю. Но она не в кино, а в реальной жизни, в чужой стране, далеко от дома и поэтому очень нуждается в этих деньгах. Правда, можно послать телеграмму матери и попросить прислать немного, но гордость не позволит это сделать. Надо экономить, чтобы хватило на билет до Лондона.
Шейла протиснулась в чуть приоткрытую ухмыляющимся охранником створку ворот, спотыкаясь, добрела до ближайшего телефона и вызвала такси. Когда же села в машину и водитель спросил, куда ехать, она лишь беспомощно развела руками и прорыдала:
– Не зна-а-ю.
Таксист оказался добрым человеком и, не спрашивая ни о чем, отвез горько плачущую пассажирку в приют, где торопливо и тихо переговорил с какой-то женщиной. Та бросила на Шейлу по-матерински заботливый взгляд и проводила ее в небольшую, но очень уютную и чистую комнатку, после чего тихонько удалилась.
Первым порывом Шейлы было, естественно, уехать.
Если не обратно в Англию, то, может быть, на Восточное побережье. Да куда угодно! Только бы подальше от Артура Грина. Но, взвесив все перспективы, она отвергла их одну за другой.
Во-первых, не хотелось возвращаться домой униженной и оскорбленной. Шейла представила реакцию матери, которая не так давно настойчиво уговаривала ее не уезжать в Австралию.
Во-вторых, что она выиграет, если уедет, скажем, в другой город? Да ничего. Артур все равно решит, что она сбежала, поскольку не смогла совладать с собой. Наверняка он убежден, что Шейла по-прежнему влюблена в него.
Ну уж нет! Слезы, промочившие за ночь ее подушку, были свидетельством разочарования в человеке, которого Шейла полюбила и который предал ее. Как он мог заниматься с ней любовью, заранее готовясь причинить боль? Очевидно, все, что рассказывала о нем Джун, правда…
Сейчас Шейле было нужно достойно выйти из этой печальной истории. Не зря же говорят, что самые тяжелые житейские испытания делают человека умнее и духовно богаче. Так пусть же это приключение пойдет мне на пользу, уговаривала она себя.
Однако, когда Шейла, несколько успокоившись, вышла на улицу, ее решимость поколебалась. Предстояло подыскивать работу, а для этого нужно встретиться с Джун. Шейла не могла заставить себя это сделать. Она вообще не могла сейчас встречаться ни с кем из-за боязни, что люди заметят в ее глазах то ужасное горе и одиночество, которое она тщательно старается скрыть ото всех.
***
Шейла объездила все приличные рестораны в городе и уже к вечеру была принята помощником шеф-повара в заведение, владельцем которого был высокий импозантный брюнет, то ли итальянец, то ли испанец по происхождению. Он владел целой сетью ресторанов, но, как тут же поведала Шейле одна из официанток, редко бывал в своих владениях по вечерам, так как жена недавно подарила ему очень симпатичного и чрезвычайно шумного малыша.
Шеф-поваром ресторана был Марчелло – гений в своем деле, бойкий, темпераментный молодой человек. Ему еще не исполнилось и тридцати, а он уже прославился своими кулинарными талантами и регулярным упоминанием в светской скандальной хронике. То, что Шейла никак не реагировала на его заигрывания, страшно задевало Марчелло.
– Вы видите? – театрально вопрошал он присутствующих на кухне. – Она типичная англичанка! Сдержанная, холодная и неприступная.
Шейла проработала в ресторане меньше недели, когда однажды на кухне поднялся переполох. Сначала из зала пришел старший официант и передал шефу просьбу посетителя выпить с ним бокал шампанского.
– Женщина? – спросил Марчелло, игриво улыбаясь.
– Мужчина. Довольно необычный.
Марчелло исчез и вернулся через несколько минут, загадочно улыбаясь. Он шутливо погрозил Шейле пальцем.
– Ага! Теперь я знаю, почему ты так ко мне относишься.
– И почему же?
– Потому, милочка, что твое сердце принадлежит другому.
– О чем ты говоришь?
– А ты не понимаешь?… Этого человека не интересуют мои блюда, он не дотронулся до них! Его больше интересуют мои кадры, особенно их женская часть, то есть ты, Шейла!
– Как он выглядит? – задала она совершенно лишний вопрос, потому что уже знала, о ком идет речь.
Марчелло, загибая пальцы, принялся перечислять:
– Высокий. Темноволосый. Красивый. Кое-кто мог бы сказать, что он красивее меня, но я так не считаю. У него слишком суровое лицо.
У Шейлы часто забилось сердце.
– И что ты ему сказал? – шепотом спросила она.
– Я сказал, что да, ты здесь работаешь. Тогда он захотел увидеть тебя. Вернее потребовал, чтобы я вызвал тебя. Подумать только: потребовал! И у кого? У меня! Я сказал ему, что он не имеет права…
– Слава Богу, – выдохнула Шейла.