На всех четверых, строго по инструкции, поверх курток надеты ярко-оранжевые спасательные жилеты. Надуваются они при падении за борт, и тогда же начинают пищать: что и произошло. Пока Брюс сливает из салона воду, а из цистерн остатки планктона – наплевать на соли свинца, плавучесть важнее, остальные заняты отключением спассредств.
– Ничего, – говорит, поднимаясь, миз Монти. – Бывало и еще веселей. Правда, тогда я была несколько моложе.
У нее прокушена губа, при толчке ее бросило на пол. Мари вроде бы в порядке. По ней не поймешь, но – молчит, вцепившись в борт. Рубен наклоняется к ней:
– Вы как?
Прежде чем ответить, она сглатывает комок. Судя по всему, у нее легкий шок. Рубен опускается рядом на корточки, встряхивает ее за плечо, только тогда она оборачивается к нему. Истерики нет, уже счастье. Обойдемся, значит, без пощечин.
– Каверна, – говорит ученая дама. – Под ней, по всей видимости, вулкан. Вулкан нагревает полость с водой, давление в ней возрастает. Взятие керна ослабило свод, и вот, пробило. Это, – тут голос ее звучит слабее, – если мы уговорились держаться в рамках естественных причин…
Зыбь становится некомфортной, на гребнях волн появляется пена.
– Твоя молодец, – говорит Рубен.
– Моя?… А!
– Женщину нужно хвалить, даже если тебе кажется, что она всего-навсего делает то, что должна. Так будет лучше для вас обоих.
Нашел время мораль читать!
– Надо убираться отсюда, – говорит Брюс, и все с ним согласны. Если под нами в самом деле вулкан, возможно, это только первая клизма. Пилот поднимает складной верх, чтобы обезопасить пассажиров от другого фонтана, буде придет, и запускает двигатель.
– О, черт! – это шепотом, и Рубен наклоняется к панели через плечо сына.
– Что?
– Гляди. Ну и что теперь?
Рубен морщит лоб и вполголоса поминает добрым словомсовхознуютехнику. Если верить навигационному монитору, мы уже на Северном полюсе, и потому верить ему нельзя. Ерундовое дело, датчик запал, согласно ему мы движемсяс постоянным ускорением,и прибор беспорядочно крутит карту под крестиком, который обозначает нас.
– Радиокомпас?
– Нет его. И КГС тоже.
Угу, это знакомо. Радиосвязь здесь вообще дурная, а как мы начали играть с атмосферой, стала еще более непредсказуемой. Дымка затянула небо, крошечного белого солнца вовсе не видать. Звезд, когда стемнеет, тоже не будет.
– Ну… и куда лететь?
Автопилота, разумеется, тоже нет, он на навигацию завязан. Рубен думает, постукивая себя по подбородку сжатым кулаком.
Подняться в воздух и болтаться там, сколько хватит топлива, а после плюхнуться на воду, и пускай носит… пока бурей не разобьет? Как-то оно безрадостно.
– Выключай навигацию на фиг, – решается он.
– Выключил. Дальше?
Рубен снова замолкает, размышляя – не пересесть ли ему в левое кресло. Нет. Он может ошибаться. Если интуиция его подведет, у Брюса должен быть шанс.
– Взлетай.
– Но… куда?
– Просто сиди и делай вид, что управляешь, понял? – это шепотом, на ухо. – Я хочу проверить одну… эээ… заморочку. Если не проканает, хуже все равно не будет. Молчи. Увидишь, что что-то не так… я имею в виду, реально не так, у тебя хватит ума, чтобы понять… тогда вмешивайся, не раньше. Смотри на «Нырок», на меня не смотри. Нечего на меня смотреть.
– Ты будешь Нырок? Я думал, тебе для этого надо… ну…
– Умереть? Тс-с-с. Похоже, тут важен навык.
Эк ему все просто! Как смотреть в счастливые глаза мальчишки, у которого самый чудесный в мире отец? Когда у тебя нет любви, ее и не надо. Но уж если есть… гордость ревет в груди, душа переполняет тело… тебе напомнили, кто ты есть… вверх! В каком-то смысле так даже лучше.
Тут, наверху господствуют ветра. Размышляя, Нырок делает круг. Назгулу в свое время тоже лучше думалось на ходу.
У машины есть память. Проводя простые аналогии, логично предположить, что память машины физически размещена в системе автопилота, а автопилота у нас нынче нет. Но ты был Назгулом и знаешь, что простые аналогии тут не работают. Будучи Назгулом, ты был и Рубеном Эстергази. Сыном, внуком, любовником. А еще – офицером и командиром. Где, скажите, физически размещалось твоевсе,когда от тебя ничего не осталось? Молоток помнит, как его держал хозяин, а меч – того, кому он был верен.
Так-так, а вот это уже мистика. У «Нырка» есть бортовой самописец, который отключить нельзя. Прочитать его, правда, можно только дома, в диспетчерской. Начиная с момента, когда заклинило датчик, он пишет сущую ахинею, но Нырок знает этот момент. Смотреть досюда. А больше нам и не надо.
Только одно слегка тревожит его. Это вот обмякшее тело в кресле. Насколько просто будет вернуться в него? Летать самому – слишком большое искушение для Эстергази. Шока уже нет, и есть те, кому ты очень нравишься таким. Ты уже не смотришь на это ни как на трагедию, ни как на извращение. Подумать, так ты стал даже самому себе интересен.
Ну и зачем мне тело с западающим датчиком? При этой мысли ему делается так смешно, что перхает мотор, а сын в панике хватается за рычаги. Сильный попутный ветер несет нас к берегу, море снизу совсем черное. Нас догоняет гроза.
Я в той жизни был космическим истребителем, мне кажется непривычным опираться плоскостью на ветер, но в этом что-то есть. Мне бы это понравилось, будь я ребенком. Словно… катание с горы, да!
Брюска не сможет взять управление, если я его не отдам, мы это уже проходили – с его матерью. Правда, тогда я был чуть больше человеком.
Вот уже видна береговая линия. Мне видна. Есть некая разница между тем, что «видят» приборы, и тем, что они могут показать. Кстати, я наконец поймал радиоволну с маяка. Эй, пилот, давай дальше сам, повеселились и будет. Залив мелкий, и волна тут ничтожная. Садись. По правде говоря, ты справишься лучше: мне не приходилось летать в бурю.
Идет дождь, на берегу механики в плащах и неизбежный Норм. Будет очень неловко, если им придется выгружать твое бездыханное тело: могут неправильно понять. Или правильно – это еще хуже. Эстергази нынче желают заниматься мирным созидательным трудом – и чтобы никто их не трогал. Говорят, есть люди, специально заточенные под великие дела, безумцы, так сказать, с взором горящим. А поймают за такими – делишками? – способностями, мигом принудят пользу приносить. Методы принуждения… я помню, да. Жена простила, а я не могу.
Когда Рубен очнулся, Брюс смотрел на него перепуганными глазами, отодвинувшись. Нет, ну он же предупреждал! Видимо, выглядел совсем мертвым.
– …посадка произведена, шасси выпущены.
– Все в порядке, – с трудом выговорил он. Язык еле ворочался, голосовые системы казались непривычными, а оттого – несовершенными. Впрочем, Рубен тут же забыл о них, когда попытался встать. Впечатление было такое, словно его вырезали из дерева, причем не позаботились подогнать детали одну к другой. С одной только разницей: дерево не болит. Э-э-э… а кто знает?
Ну, я узнаю, если попробую. На фиг, на фиг! Больше никаких «кукурузников». Только в военную технику. Поправочка: в зиглиндианскую военную технику. Нет, даже так: в имперскую зиглиндианскую военную технику. Я выбираю лучшее.
И где та Империя?
Таки вылез, спустился по трапу и побрел, с трудом переставляя чугунные ноги и мысленно держась за поясницу. Брюс поскакал по лужам к механикам объясняться на предмет поломки навигационных систем.
Поломки? Некая мысль пришла Рубену в голову, и она ему не понравилась. Предпоследнее дело, когда в голову приходят такие мысли. А последнее – когда ты видишь мотив.