И кто может в таком случае помочь?
Ранка на руке затянулась за три дня. Даже странно было смотреть на чистое, без номера, запястье. И шрам от ранения тоже почти исчез. И даже старые следы на плечах, на боку стали незаметны. Вскоре я перестал ходить в больницу.
Не потому, что не надо было. Нет, я должен был продолжать принимать капсулы и делать упражнения — мой организм еще не пришел в норму, по словам Ингора. Мне просто стало стыдно...
Упражнения я не делал. Ощущение бессмысленности чего бы то ни было, любых действий, становилось все сильнее. К тому же по утрам сильно болела голова. Безусловно, на Квирине есть хорошие лекарства от головной боли... но ведь это же надо в аптеку обращаться или к врачу. А зачем, когда можно просто выпить еще стаканчик.
Иногда я спохватывался — надо же учиться... через год, теперь уже меньше, мне перестанут платить деньги. Я должен буду куда-то устроиться. Надо минимум сдавать. Успею... возражал ленивый внутренний голос. Я лихорадочно нацеплял мнемообруч, повторял несколько уроков. Потом мне снова надоедало.
Днем я выбирался из квартиры, как медведь из берлоги. Только старался теперь держаться подальше от людей. Я уходил за город, бродил по лесу или вдоль берега моря. Лес не очень напоминал наш, лервенский, но все же это успокаивало как-то. Шум листвы, сетчатые солнечные пятна, склоненные над полянками верхушки сосен, запах трав.
Но бродя, я постепенно начинал «созревать» для новой выпивки. Я уже представлял себе тяжесть бокала в руке, вкушал аромат... Белый ром казался мне необыкновенно вкусным (пока не попробуешь...)
Гадость это — белый ром. Спирт и еще какая-то горечь невероятная. Страшная гадость. И обжигает глотку. Мы никогда не пили в Лервене. Нам и сенки вполне хватало. От сенки на душе радостно, все беды проходят, начинаешь любить окружающих. А ром этот — одна тяжесть, слепая, беспросветная, похожая на медленное самоубийство. И наконец впадаешь даже не в сон — в забытье. Без галлюцинаций, без иллюзий, просто временное небытие. И вот это небытие — основная цель выпивки, забота и задача всего дня.
Стыдно. Все время невыносимо стыдно. Все люди вокруг — такие правильные, доброжелательные, хорошие. Такие труженики, чистенькие, приветливые. Создали такой красивый, прямо идеальный мир.
А ты — грязная (я даже в ванне перестал купаться — не до того), ленивая свинья... только и умеешь, что лежать на диване и сосать свое пойло. Тебе все дали — красивый дом, деньги, жратву, образование вот дают... а ты...
Стыдно. Не знаешь, куда глаза девать. Ведь все понимаешь про себя — а изменить не можешь. Не могу я от этого отказаться.
И злость появляется. Злишься на всех людей вокруг. Не то, что наружу нос не высовываешь, это и от стыда понятно. Но даже фильмы не можешь смотреть, противно. Сволочи... красивенькие, чистенькие, умные. Убил бы всех. Правильно нас учили... А может, мне тут диверсию организовать? И сделал бы точно что-нибудь, только встать с дивана невозможно.
Потом утихает злость эта, беспричинная, необъяснимая... безысходность появляется, тоска. Что мне за дело до их чистоты и красоты, до их учебы и работы. У меня нет никого. Никого ведь нет! Друзей моих нет больше, братьев. И даже нет человека рядом, который бы понимал, что такое Община... с которым все можно было бы обсудить, повспоминать. Мне кажется, попадись мне даже Кабу сейчас, даже Зай-Зай — мы бы с ними были как братья. В этом чистом, красивом, чужом и холодном мире.
И тогда кто-то будто трогает тебя за плечо. «Эй, Ланс! Все же хорошо, что ты?» И хочется плакать от этого прикосновения — будто это Таро или Арни. И вдруг понимаешь, что не злость это, и не стыд, и не тоска, а просто раны болят.
Ведь это снаружи Ингор залечил мне все раны, даже рубцы (остались только те сагонские точки, да они сами, может, сойдут потом). А изнутри душа точно так же изрезана, измучена, только душу никто тебе вылечить не может.
И льешь на нее, льешь обжигающий спирт, чтобы от шока она онемела совсем.
Звонок видеофона. Я, машинально.
— Чуча, прием.
Тьфу ты, зачем? Я поспешно вскочил с дивана, поддернул штаны. Ну у меня, наверное, и видок... Неужели нельзя было промолчать, не отвечать на вызов?
С экрана странными темными глазами смотрела на меня Сэйн. Я ее не сразу узнал, а когда узнал, мне стало еще более неловко.
Представляю, на какое чучело я сейчас похож.
Сэйн ничего не сказала по этому поводу. Улыбнулась и произнесла.
— Ара, Ландзо! Ну как дела у тебя? Вот решила позвонить.
— Ара, — пробормотал я.
— А у меня муж вернулся, — похвасталась Сэйн, — Герт!
Рядом с ней возникло лицо — мужчина, лицо вполне мужественное и симпатичное, темно-русые короткие волосы. Ребенок на руках.
— Здравствуйте, — сказал я робко.
— Здравствуйте, — мужчина улыбнулся и снова уплыл куда-то.
— Знаешь что, Ланс, — Сэйн, похоже, немного смутилась моим упорным молчанием, — Я ведь тебе по делу звоню... ты кого-нибудь нашел с Анзоры, нет?
— Нет.
— А я нашла родственников того самого парня... ну, ты же рассказывал. Энгиро!
Мое сердце ухнуло куда-то глубоко вниз.
— Таро, — пробормотал я.
— Ну, я решила навести справки... мало ли, — объясняла Сэйн, — и ты представляешь, нашла его бабушку и дедушку. Родителей его отца, то есть. И дядя его жив, брат отца. Я с ними уже поговорила, они очень интересуются тобой... ну, в смысле, хотят послушать про Таро. Ты бы не хотел с ними встретиться?
— Да, — только и сказал я.
— Ну хорошо. Ты им позвонишь, или может, я дам им твой номер?
— Лучше... лучше я сам.
— Хорошо, — согласилась Сэйн, — внимание, кидаю номер к тебе на книжку. Ну а как вообще жизнь? Учишься помаленьку?
— Да, — сказал я хрипло, — все хорошо.
Интересно, она действительно не замечает моего вида... и пустой бутылки на полу? Или делает вид, что не замечает.
Сэйн мило попрощалась и отключилась. А я побрел в ванную, к зеркалу.
Чучело на меня смотрело, самое настоящее чучело. Вокруг глаз — темные круги. Лицо бледное, нос заостренный. Как привидение. На подбородке грязь какая-то. Волосы напоминают паклю. Рубашка в пятнах, ворот перекошен.
Странно, по идее, у меня сейчас должно начаться то время, когда можно и принять первый стаканчик. Но не хочется. Ничего такого не хочется! Ведь я должен рассказать им о Таро.
Не до рома мне сейчас.
Впервые за много дней мне хотелось заняться чем-нибудь созидательным.
Я принял контрастный душ. Горячий, холодный, опять горячий. Расчесал волосы с поддувом. Помассировал желваки под глазами и переоделся в чистое.
После этого я пошел звонить родственникам Таро.
Мне ответила пожилая женщина, довольно крупная, седые волосы аккуратно лежат в короткой стрижке. А глаза... я задохнулся. Глаза — темные, чуть насмешливые, странного слегка косого разреза.
Глаза Таро.
— Здравствуйте, сени Энгиро!
— Здравствуйте, — женщина вперилась в меня острым темным взглядом, — А! Знаю. Вы — Ландзо... Энгиро. Так? Мне о вас рассказывали.
— Да, — сказал я, — Таро...
Этого было достаточно. Глаза женщины распахнулись, потеплели.
— Ландзо, вы... не могли бы приехать к нам? Когда вам удобно? Мы всегда можем.
— Ну давайте... — пробормотал я.
— К примеру, завтра?
— Да.
— Адрес в вашей книжке, — сообщила бабушка Таро. Я кивнул и неловко попрощался.
На следующий день у меня даже голова не болела. Так, постанывала слегка. Я глотнул немного ву, но это не помогло. Похоже, просто волнение.
Меня приглашали к обеду. С утра уже я места себе не находил. Все вспоминал Таро... мысленно репетировал, как я буду рассказывать о нем.