Как же тебя при богах свидетелях мог бы связать я,
Если б Арес ускользнул и от сети моей и от платы?"
И, отвечая, сказал Посейдон, сотрясающий землю:
"Если даже Арес, ускользнув от условленной платы,
Скроется бегством, то все тебе сам за него заплачу я".
Быстро на это сказал знаменитый хромец обеногий:
«Просьбу твою я никак не могу и не смею отвергнуть».
Это ответивши, сеть распустила Гефестова сила.
Освободившись от уз неразрывных, и бог и богиня
Оба мгновенно вскочили. Арес во Фракию умчался,
В Кипр унеслась Афродита улыбколюбивая, в Пафос.
В Пафосе есть у нее алтарь благовонный и роща.
Там искупали богиню хариты и тело натерли
Маслом нетленным, какое обычно для вечно живущих,
И облекли ее в платье прелестное, диво для взоров.
Так им пел знаменитый певец. Одиссей его слушал
И наслаждался в душе. Наслаждались равно и другие —
Славные дети морей, длинновеслые мужи феаки.
Лаодаманту и Галию дал Алкиной приказанье,
Чтоб в одиночку сплясали: никто с ними спорить не смог бы.
Взяли тотчас они в руки пурпуровый мяч превосходный;
Был этот мяч изготовлен для них многоумным Полибом.
Мяч тот, откинувшись сильно, один под тенисты тучи
Быстро бросал, а другой, от земли подскочивши высоко,
Ловко ловил его прежде, чем почвы касался ногами.
После того же как в мяч они, прыгая вверх, наигрались,
Стали оба уж просто плясать по земле многодарной,
Часто сменяясь: другие же юноши, их обступивши,
Хлопали мерно в ладони. И шум получался немалый.
Тут Алкиною-царю сказал Одиссей богоравный:
"Царь Алкиной, между всех феакийских мужей наилучший!
Ты похвалился, что с вами никто не сравняется в пляске, —
Правда твоя! Это видел я сам и безмерно дивлюся!"
В радость при этом пришла Алкиноя священная сила.
К веслолюбивым феакам тотчас обратился он с речью:
"К вам мое слово, вожди и советчики славных феаков!
Этот странник, как кажется мне, чрезвычайно разумен.
Надобно нам предложить по обычаю гостю подарки.
Правят ведь в нашей стране двенадцать царей превосходных
Нашим могучим народом: меж ними тринадцатый сам я.
Свежевымытый плащ и хитон и еще по таланту
Ценного золота каждый из них пусть для гостя доставит.
Тотчас же эти дары принесем, чтоб, в руках их имея,
С радостным духом пошел чужестранец на пиршество наше.
А Евриал пусть вину перед гостем искупит как словом,
Так и подарком: весьма говорил неприлично он с гостем".
Так сказал Алкиной. И одобрили все его слово.
Вестника каждый послал за подарком своим чужестранцу.
А Евриал, отвечая царю Алкиною, промолвил:
"Царь Алкиной, меж всех феакийских мужей наилучший!
Гостю доставить я рад возмещение, как приказал ты.
В дар я вручу ему меч целомедный с серебряной ручкой,
В крепких ножнах из недавно распиленной кости слоновой,
Много будет достоин подарок блистательный этот!"
Так сказав, ему в руки вложил он свой меч среброгвоздный
И со словами крылатыми громко к нему обратился:
"Радуйся много, отец чужеземец! И если сказал я
Дерзкое слово, пусть ветер его унесет и развеет!
Пусть тебе боги дадут и жену увидать и в отчизну
Скоро вернуться: давно уж вдали ты от близких страдаешь".
И, отвечая ему, сказал Одиссей хитроумный:
"Радуйся, друг мой, и ты, да пошлют тебе счастие боги!
Пусть никогда и потом не раскаешься ты, что прекрасный
Мне этот меч подарил, словами со мной примирившись".
Так он ответил и меч среброгвоздный накинул на плечи.
Солнце зашло, и ему доставлены были подарки.
Славные вестники все их в жилище внесли Алкиноя.
Там сыновья Алкиноя могучего взяли подарки.
К матери их отнесли, уважаемой всеми Арете.
Всех за собой повела Алкиноя священная сила.
В дом вошедши, они в высокие кресла уселись,
И обратилась тогда Алкиноева сила к Арете:
"Ну-ка, жена, принеси нам сундук, изо всех наилучшиий!
В этот сундук свежевымытый плащ и хитон ты положишь,
Жаркий огонь под котлом разожгите и воду согрейте,
Чтобы, помывшись и видя лежащие в полном порядке
Все дары, что феаки сюда принесли чужестранцу,
Пиршеством он наслаждался у нас и слушал бы песни.
Я ж ему эту чашу прекрасную дам золотую,
Чтобы, все дни обо мне вспоминая, творил возлиянья
В доме своем и Крониду отцу и прочим бессмертным".
Так сказал Алкиной. И рабыням велела Арета
Медный треножник большой на огонь поскорее поставить.
Те, поставив треногий котел на пылавшее пламя,
Влили воды до краев и дров под котел подложили.
Брюхо сосуда огонь охватил. Вода согревалась.
Из кладовой между тем сундук превосходный Арета
Вынесла гостю, в сундук дорогие сложила подарки —
Платье и золото все, что феаки ему надавали.
А от себя еще плащ положила прекрасный с хитоном.
К гостю Арета потом обратилась со словом крылатым:
"Крышку теперь огляди и сундук завяжи поскорее,
Чтобы в дороге чего у тебя не украли, покуда
Сладким ты будешь покоиться сном в корабле чернобоком",
Это когда услыхал Одиссей, в испытаниях твердый,
Тотчас крышку приладив, сундук завязал поскорее
Хитрым узлом, как Цирцея его обучила когда-то.
Тут же ключница в ванну ему пойти предложила,
Чтобы помыться. И радость его охватила при виде
Ванны горячей. С тех пор как дом он Калипсо покинул,
Видеть заботу ему о себе приходилось не часто.
Там же забота о нем постоянна была, как о боге!
Вымывши в ванне, рабыни всего его маслом натерли,
В плащ прекрасный потом и хитон облекли его плечи.
Выйдя из ванны, пошел он к мужам, уж вино распивавшим.
Дочь Алкиноя, красу от богов получившая вечных,
Возле столба, потолок подпиравшего залы, стояла.
На Одиссея она с большим восхищеньем смотрела
И со словами к нему окрыленными так обратилась:
"Радуйся, странник, и помни меня, как вернешься в отчизну.
Мне ты ведь прежде всего спасением жизни обязан".
Ей отвечая, тотчас же сказал Одиссей многоумный:
"Высокодушного дочь Алкиноя царя, Навсикая!
Только бы Зевс-промыслитель, супруг громомечущий Геры,
Дал мне домой воротиться и день возвращенья увидеть,
Там не устану тебе возносить я молитвы, как богу,
В вечные веки: ведь жизнь-то мне, дева, ты сохранила!"
Молвил и рядом с царем Алкиноем уселся на кресло.
Было уж роздано мясо, в кратерах вино намешали.
Всем дорогого певца привел в это время глашатай,
Чтимого целым народом слепца Демодока. Его он
Между гостей усадил, спиною к высокой колонне.
К вестнику тут обратясь, сказал Одиссей многоумный,
Жирный кусок от хребта белозубого вепря отрезав.
Большую часть от него для себя он, однако, оставил:
"Вестник, возьми это мясо, снеси Демодоку, чтоб съел он.
Рад я вниманье ему оказать, хоть и очень печалюсь.
Честь певцам и почет воздавать все обязаны люди,
Что на земле обитают: ведь пенью певцов обучила
Муза сама, и племя певцов она любит сердечно".
Вестник тотчас же пошел. И герою-певцу Демодоку
Передал мясо. И принял певец его, радуясь духом.
Руки немедленно к пище готовой они протянули,
После того как желанье питья и еды утолили,
Так Демодоку сказал Одиссей, в испытаниях твердый:
"Выше всех людей, Демодок, я тебя бы поставил!
Иль Аполлоном самим, иль Музой обучен ты пенью.
Больно уж верно поешь ты про все, что постигло ахейцев,
Что они сделали, сколько трудились и сколько страдали,
Словно иль сам ты все это видел, иль от видевших слышал.
Ну-ка, к другому теперь перейди, расскажи, как Епеем
С помощью девы Афины построен был конь деревянный,
Как его хитростью ввел Одиссей богоравный в акрополь,
Внутрь поместивши мужей, Илион разоривших священный.