Мы бы по городу стали ходить, приставая к вам с просьбой
Вещи назад возвратить, пока б вы всего не отдали.
Нынче же сердце вы мне безнадежным терзаете горем!"
В бешенстве так он воскликнул и скипетр бросил на землю.
Хлынули слезы из глаз. И жалость народ охватила.
Все остальные безмолвно сидели, никто не решался
Дерзко-обидное слово в ответ Телемаху промолвить.
Только один Антиной, ему возражая, воскликнул:
"Что говоришь ты, надутый болтун необузданно буйный,
Что нас порочишь? Желаешь пятном замарать нас позорным.
Не женихи пред тобою ахейские здесь виноваты, —
Мать виновата твоя, безмерно коварная сердцем!
Третий кончается год и уж скоро наступит четвертый,
Как у ахейцев в груди она дух бесконечно морочит.
Всем надежду дает, обещается каждому порознь,
Вести ему посылает, в уме же желает иное.
Кроме того, против нас и другую придумала хитрость:
Ткань начала она ткать, станок у себя поместивши, —
Тонкую, очень большую и нам объявила при этом:
– Вот что, мои женихи молодые (ведь умер супруг мой),
Не торопите со свадьбой меня, подождите, покамест
Савана я не сотку – пропадет моя иначе пряжа! —
Знатному старцу Лаэрту на случай, коль гибельный жребий
Скорбь доставляющей смерти нежданно его здесь постигнет, —
Чтобы в округе меня не корили ахейские жены,
Что похоронен без савана муж, приобретший так много. —
Так говорила и дух нам отважный в груди убедила.
Что ж оказалось? В течение дня она ткань свою пряла,
Ночью же, факелы возле поставив, опять распускала.
Длился три года обман, и ей доверяли ахейцы.
Но как четвертый приблизился год и часы наступили,
Женщина нам сообщила, которая все это знала.
За распусканием ткани прекрасной ее мы застали.
Волей-неволей тогда ей работу пришлося окончить.
Слушай же! Вот что тебе, Телемах, женихи отвечают,
Чтобы и ты это знал и все остальные ахейцы:
Мать отошли и вели, чтобы шла за того, за кого ей
Выйти прикажет отец и самой ей приятнее выйти.
Если ж ахейских сынов и впредь раздражать она будет,
Гордая теми дарами, какие Паллада Афина
Ей в изобильи дала, – искусством в прекрасных работах,
Разумом светлым и хитрой смекалкой, – такою, которой
Мы и у древних не знаем ахеянок пышноволосых,
Будь это Тиро, Микена в прекрасном венце иль Алкмена.
Нет, ни одна не смогла б между них с Пенелопой сравняться
Хитростью! Нынче, однако, ей хитрость ее не поможет.
Будут они поедать и запасы и скот твой, покуда
Станет упорствовать в тех она мыслях, которые в грудь ей
Боги влагают. Себе она этим великую славу
Может добыть, но тебе лишь потери большие доставит.
Мы ж не вернемся к делам и к невестам другим не поедем
Раньше, чем по сердцу мужа она не возьмет средь ахейцев".
И, возражая ему, Телемах рассудительный молвил:
"Как же бы из дому выгнать я мог, Антиной, против воли
Ту, что меня родила и вскормила! Отец мой далеко,
Жив или умер, – не знаю. Придется немало платить мне
Старцу Икарию, если к нему мою мать отошлю я.
И от отца пострадать мне придется. И грозно отплатит
Мне божество, если вызовет мать моя страшных эринний,
Дом покидая. К тому ж я и славой покроюсь худою.
Нет, никогда не отважусь сказать ей подобного слова!
Если же это не нравится вам и в гнев вас ввергает, —
Что же! Очистите дом мой! С пирами ж устройтесь иначе:
Средства свои проедайте на них, чередуясь домами.
Если ж находите вы, что для вас и приятней и лучше
У одного человека богатство губить безвозмездно, —
Жрите! А я воззову за поддержкой к богам вечносущим.
Может быть, делу возмездия даст совершиться Кронион!
Все вы погибнете здесь же, и пени за это не будет!"
Так говорил Телемах. Вдруг Зевс протяженно гремящий
Двух орлов ниспослал с высоты, со скалистой вершины.
Мирно сначала летели они по дыханию ветра,
Близко один от другого простерши широкие крылья.
Но, очутившись как раз над собранием многоголосым,
Крыльями вдруг замахали и стали кружить над собраньем,
Головы всех оглядели, увидели общую гибель
И, расцарапав друг другу когтями и щеки и шеи,
Поверху вправо умчались – над городом их, над домами.
Все в изумленье пришли, увидевши птиц над собою,
И про себя размышляли, – чем все это кончиться может?
Вдруг обратился к ним с речью старик Алиферс благородный,
Масторов сын. Средь ровесников он лишь один выдавался
Знанием всяческих птиц и вещею речью своею.
Он, благомыслия полный, сказал пред собраньем ахейцев:
"Слушайте, что, итакийцы, пред вами сегодня скажу я!
Больше всего к женихам обращаюсь я с речью моею.
Беды великие мчатся на них. Одиссей уж недолго
Будет вдали от друзей. Он где-то совсем недалеко!
Смерть и убийство растит он для всех женихов Пенелопы!
Плохо также придется и многим из нас, кто живет здесь,
На издалека заметной Итаке. Подумаем лучше,
Как женихов поскорей обуздать нам. Пускай перестали б
Лучше уж сами, – гораздо для них это было б полезней.
Не новичок я в гаданьях и дело свое понимаю.
И с Одиссеем, смотрите, вполне все свершается точно,
Как предсказал я в то время, когда собирались ахейцы
Выступить в Трою и с ними пошел Одиссей многохитрый.
Вынесши множество бедствий, товарищей всех потерявши,
Всем незнакомый, домой на двадцатом году он вернется, —
Так говорил я, и все это точно свершается нынче!"
Сын Полиба ему, Евримах, возражая, ответил:
"Было бы лучше, старик, когда б ты домой воротился
И для ребят погадал, чтобы с ними чего не случилось!
В этом же деле получше тебя погадать я сумею.
Мало ли видим мы птиц, под ярким летающих солнцем.
Вовсе не все предвещают из них что-нибудь. Одиссей же
В крае далеком погиб. Хорошо бы, когда бы с ним вместе
Гибель взяла и тебя! Прекратил бы свои ты вещанья,
Не подстрекал бы и так раздраженного всем Телемаха.
Верно, подарок в свой дом получить от него ты желаешь!
Но говорю я тебе, и слова мои сбудутся точно:
Если ты, с опытом долгим своим и богатым, враждебность
Глупой своей болтовнею поддерживать в юноше станешь,
Прежде всего и ему от этого будет лишь хуже,
Ибо совсем ничего против нас он поделать не сможет.
А на тебя мы, старик, жесточайшую пеню наложим.
Выплатить будет ее нелегко и для сердца печально.
А Телемаху пред всеми, кто здесь, предложил бы я вот что:
Матери пусть он прикажет к отцу своему возвратиться;
Тот же пусть свадьбу готовит, приданое давши большое,
Сколько его получить полагается дочери милой.
Раньше, вполне убежден я, ахейцев сыны не отстанут
С тяжким своим сватовством. Никого мы из вас не боимся, —
Ни самого Телемаха, как много бы слов он ни сыпал, —
Ни о вещаньях твоих не печалимся. Все они вздорны!
Ими, старик, только больше вражду ты к себе возбуждаешь.
Будет по-прежнему здесь все добро поедаться, и платы
Им не дождаться, покамест ахейцам согласье на свадьбу
Ею не будет дано. Ведь сколько уж времени здесь мы
Ждем, за нее соревнуясь друг с другом. А время проходит,
Новых себе мы не ищем невест для приличного брака".
И сыну Полиба в ответ Телемах рассудительный молвил:
"Я, Евримах, ни тебя, ни других женихов благородных
Ни уговаривать, ни умолять уже больше не стану.
Все ведь известно богам, а также известно ахейцам.
Дайте лишь быстрый корабль мне и двадцать товарищей, с кем бы
Всю дорогу проделать я мог и туда и обратно.
Я собираюся в Спарту поехать и в Пилос песчаный,
Там об отце поразведать исчезнувшем.