Судя по тону этого замечания, собеседнику Адама была хорошо известна слава Графа-Чародея как изощренного колдуна. - В то же время, допуская и менее эзотерические мотивы, - продолжил полицейский, - я, пожалуй, попрошу своих ребят приглядывать за выставками и аукционами.
- На вашем месте я поступил бы так же, - согласился Адам.
- Я в этом почему-то не сомневался, - фыркнул Маклеод. - Во всяком случае, если какого-нибудь бедолагу во время сатанинского ритуала заколют клинком Фрэнсиса Хепберна, я дам вам знать прежде, чем об этом пронюхает пресса.
- Спасибо, - сухо произнес Адам, - буду вам премного благодарен. - Он задумчиво отодвинул газету. - Да, была еще одна заметка, о которой я хотел вас спросить, раз уж дорвался до вас. Полагаю, у вас нет никаких личных теорий касательно американского гражданина, найденного убитым в Глазго?
- Нет. Я только рад, что его нашли убитым не на моей территории, буркнул Маклеод. - Полиция Глазго не знает, куда деться от звонков из министерства внутренних дел, которое не знает, куда деваться от звонков из американского посольства... - Он осекся. - Уж не предполагаете ли вы, что два эти дела связаны между собой?
- Не знаю, - признался Адам. - Я только размышлял...
- Это очень печально, - сказал Маклеод. - Стоит вам начать размышлять, и я уже знаю: рано или поздно случится что-нибудь такое, что непонятно как объяснять прессе.
Адам позволил себе сочувственно усмехнуться.
- Мне очень жаль, Ноэль. Но если в этом деле возникнут какие-нибудь неожиданные затруднения, вы знаете, что всегда можете рассчитывать на мою помощь.
- О да, - ворчливо ответил инспектор. - Впрочем, как говорили в каком-то кино, я знал, что работа будет опасной. А теперь простите, у меня еще один чертов телефон звонит. Позвоните, если надумаете что-нибудь еще, ладно?
- Конечно, позвоню.
С этим заверением Адам повесил трубку и продолжил свой завтрак, не прекращая думать о шпаге Хепбернов. Он как раз допивал вторую чашку чая и листал свой ежедневник, когда Хэмфри принес на серебряном подносе утреннюю почту.
Поблагодарив, Адам взял стопку писем, наскоро проглядел конверты, потом отложил их в сторону и вручил Хэмфри "Скотсмен".
- Я обвел заметку на второй странице. Буду признателен, если вы подошьете ее в отдельную папку. Возможно, нам еще придется к ней обратиться.
- Ясно, сэр. - Хэмфри сложил газету и сунул ее под мышку, потом покосился на стол. - Вы позавтракали, сэр?
Адам кивнул и, поднявшись, бросил взгляд на часы.
- Да. Боже праведный, куда только время летит? Мне нужно заглянуть в Кинтул-Хаус прежде, чем ехать в Эдинбург.
Хэмфри застыл над столом и встревоженно посмотрел на него.
- Надеюсь, с леди Лорой ничего серьезного, сэр?
Адам поморщился:
- Пока не знаю, Хэмфри. И не буду знать, пока не посмотрю ее. Кстати, вы не забыли, что сегодня я ужинаю с епископом из Сент-Эндрю?
- Разумеется, нет, сэр. Я достал ваш темно-серый костюм, и у вас в шкафу есть еще чистые рубашки.
- Отлично! - улыбнулся Адам, снимая галстук уже на ходу, по пути к лестнице. - Если меня будут спрашивать, вы знаете, где меня искать. Да, и если инспектор Маклеод позвонит после того, как я уеду из больницы, скажите ему, где я ужинаю и что я свяжусь с ним.
- Очень хорошо, сэр, - сказал Хэмфри. - Я приготовлю все к вечеру.
Глава 2
Ровно через двадцать минут, освежившись под душем и побрившись, Адам выплыл из своих апартаментов. Костюм для верховой езды сменился белоснежной сорочкой и строгим костюмом-тройкой - своего рода парадной формой врача.
От зеркала к зеркалу вестибюля Стратмурн-Хауса за ним перемещалось отражение высокого, темноволосого джентльмена лет сорока пяти, двигавшегося с целеустремленностью человека, для которого время слишком дорого и его вечно не хватает.
В молодости он неплохо фехтовал и ездил верхом, но затем медицина и другие интересы направили его энергию в другую сторону. Впрочем, изящество и точность движений, характерные для обоих этих видов спорта, сохранились с естественностью не приобретенных, но врожденных привычек. Седина на висках чуть смягчала патрицианский профиль, который у другого мог бы производить и впечатление жесткости.
Однако для человека, ожидающего от себя больше, чем от окружающих, естественна твердость характера. Более всего это проявлялось в целеустремленности, казавшейся у Адама Синклера такой же естественной, как одежда. Даже в минуты спокойствия в глубине его темных глаз теплился скрытый огонь - огонь, который, разгоревшись, мог обогреть, а мог и вспыхнуть уничтожающей яростью. Правда, последнее случалось крайне редко и обыкновенно уравновешивалось холодным, ясным разумом, справлявшимся почти с любой сложной ситуацией.
Он отличался и неплохим чувством юмора: когда он спустился в вестибюль, оно как раз преобладало в его настроении. Хэмфри уже подогнал к дверям строгий и даже чопорный темно-синий "рейнджровер", на котором Адам обыкновенно ездил в город, когда правил сам. Дворецкий распахнул дверцу и стоял, готовый вручить хозяину плащ, шляпу и портфель. День, однако, обещал выдаться погожим. Адам тряхнул головой и направился к гаражу.
- Я передумал, Хэмфри, - сказал он, жестом предлагая ему убрать портфель, шляпу и плащ под крышу темно-синего кабриолета "Ягуар XJ-S", последнего и любимого его приобретения. - Сегодня идеальный день для "яга". Если я выеду из Джорданберна вовремя, я буду в Перте еще засветло. Даже не верится, что епископ еще не видел этого красавца. Если он выкажет к нему должное почтение, я даже дам ему порулить перед ужином.
Хэмфри усмехнулся и помог Адаму отстегнуть чехол над водительским местом и убрать его за спинку кожаного сиденья.
- Епископу это понравится, сэр.
- Еще как понравится. Славная машина. - Адам улыбнулся в ответ, сел за руль и натянул водительские перчатки. - Вот когда я съем епископский ужин и отведаю превосходного портвейна, я вручу ему чек на круглую сумму для фонда реставрации монастыря - чтобы его преосвященство не чувствовал себя слишком уж обязанным. Мне кажется, крыше собора Святого Ниниана не помешает ремонт.
- Вы можете назвать мне собор, которому бы он помешал, сэр? - с улыбкой отозвался Хэмфри. Адам повернул ключ в замке зажигания, и мощный двигатель ожил.
Через несколько минут он уже выводил машину из ворот конюшни на трехполосное шоссе. Он не надел шляпу и наслаждался треплющим волосы ветерком. Медные буки стояли во всей своей октябрьской красе, и за первым же поворотом готический фасад Стратмурна в зеркале заднего вида растворился в дымке ало-оранжевой листвы.
Возле коттеджей, принадлежавших поместью, он сбросил скорость. Полосатые, желто-коричневые поля заломами были утыканы круглыми копнами сена. Выше по склону холма один из трех фермеров-арендаторов Адама вспахивал поле под озимый ячмень. Над плугом кружилась стайка белых чаек - птицы с криком ныряли к самой земле за червяками, вывернутыми с комьями земли.
Примерно в миле от дома дорога миновала еще одни ворота, обычно открытые, после чего вливалась во второстепенное шоссе, неширокое, но с хорошим покрытием. Вместо того чтобы свернуть направо, в сторону Эдинбурга, Адам повернул налево и, сменив несколько местных дорог категории "В", добрался наконец до главного въезда в поместье Кинтулов. Около ворот красовался бело-синий знак со стилизованным замком.
Шурша шинами по гравию, он направил свой "яг" под арку ворот и дальше, по длинной аллее. Осенние краски Кинтула, так любимые леди Лорой, были яркими, как в Стратмурне. По дороге Адам гадал, зачем его пригласили, но так и не пришел к определенному мнению.