– Я в лица не всматриваюсь. Я их столько вижу, что даже во сне чеки им пробиваю. Так что я специально стараюсь на них не глядеть, чтобы меньше снились.
– Но вы же, Татьяна Робертовна, говорите, что в то утро было мало желающих сфотографироваться. Неужели не сможете вспомнить, кто приходил? Квитанций у вас всего пять. Три были выписаны с девяти до десяти часов утра – верно?
Та подтвердила:
– Самое горячее время! Все хотят сняться перед работой. А потом у нас затишье.
– Тогда и пришла та женщина, крашеная блондинка? Так я вас понял? Точное время можете назвать?
Татьяна Робертовна утверждала, что та явилась в половине двенадцатого или несколькими минутами позже. Сказала, что ей нужно сняться на загранпаспорт. Оплатила заказ. Квитанция была выписана по всем правилам.
– Мы не требуем, чтобы клиент показал документы. Нам-то какое дело, как его зовут, – пояснила кассирша. – Конечно, можно любое имя назвать, от фонаря. Я же не знала, что так получится…
– Квитанцию выписывали вы сами?
– Да. На фотосъемку квитанции впыисываю я. А на печать и проявку – приемщицы. Мы так разделились, чтобы им не отвлекаться. Я пишу квитанцию, пробиваю чек, и человек идет сниматься. А готовые снимки получает по квитанции тоже у меня – у меня там под ногами стоит коробка.
– Клиент никогда не расписывается на квитанции? – спросил следователь. – Там же есть графа – «подпись заказчика.»
– Графа есть, – согласилась Татьяна Робертовна. – Но мы не просим, чтобы там расписывались. Зачем усложнять? Тут одно из двух – клиент или заберет снимки, или, если ему не понравится, как его сняли, тогда мы будем разбираться, кто виноват. Если он, например, плохо причесался или голову наклонил, тут уж не наша вина. Ну а если наш брак – переснимем или деньги вернем. А роспись ни к чему. Кому чужие фотографии нужны?
– Ну хорошо, теперь постарайтесь все-таки припомнить, как выглядела та женщина, которая назвалась Варварой Кузминой. Как она себя вела? Может, вам что-то бросилось в глаза? Что-то отличительное?
Кассирша впала в тихое отчаяние – по ее лицу было видно, что ответить ей будет нелегко.
– Ну а как она продиктовала телефон? – допытывался следователь. – С ходу или в записную книжку смотрела?
Татьяна Робертовна сказала, что уж таких подробностей точно вспомнить не сможет – пусть ее даже не мучают! Насчет самой женщина, кроме цвета ее волос, она смогла припомнить лишь одно – у нее были какие-то странные глаза.
– Странные? В чем заключалась эта странность? Кассирша мялась, кусала губы, совершенно забыв о том, что они были густо накрашены, и мямлила что-то невнятное. Смысл ее слов сводился к тому, что она и тогда не совсем поняла, а теперь-то уж и подавно не может…
– И все-таки? – настаивал следователь. – Она что, странно на вас смотрела? Или вообще не смотрела, прятала глаза?
– Нет-нет! – вскинулась женщина. – Она посмотрела прямо на меня, и я тогда подумала, что они странные… Ну, не знаю!
В ее голосе послышалось отчаяние.
– Вы абсолютно уверены, что та женщина – не Варвара Кузмина? Не та, с которой вы только что виделись?
Татьяна Робертовна ответила, что тут сомнений быть не может – Варвару она бы узнала.
– Я только имени ее никогда не слышала, – объяснила она. – А так часто видела, как она за мужем заходит. Правда, в последнее время она что-то перестала появляться… Ну, не молодожены ведь они, так обычно и бывает. Сперва бегают друг за другом, а потом им это уже не нужно. Нет, я бы узнала ее. И как я не сообразила, что мне Андрееву фамилию называют? Хотя, что уж там фамилия! Для меня все фамилии одинаковые… Вот если бы она какая-то нерусская была, я бы еще вспомнила.
Она вдруг запнулась. Подняла глаза не следователя и выдохнула:
– Вспомнила! Вспомнила, что у нее было! Когда она на меня посмотрела, я еще подумала, что надо же – впервые вижу глаза, как у того певца!
– У певца? – изумился следователь.
– Да! – Татьяна Робертовна пришла в возбуждение и начала жестикулировать. – Вот такой вот огромный плакат у моей дочки в комнате висит! Английский певец, я имени не помню, потому что я эту музыку не слушаю, я больше нашу эстраду люблю. И вот у него такие же глаза – один – вообще черный, а другой – голубой! И это очень в глаза бросается, потому что он такой яркий блондин! Та женщина тоже была блондинка, и глаза так выделялись!
Она продолжала мучиться, пытаясь вспомнить имя певца на плакате, но следователь уже ее не слушал. То, что сказала кассирша, привело его в недоумение. Когда в кабинет вошла Варвара Кузмина, ему сперва показалось, что глаза у нее карие. Но она села к столу, и теперь, когда их разделяло не больше метра, он разглядел, что один глаз у женщины в самом деле карий. А второй – какого-то неопределенного цвета. Карий там тоже присутствовал, но все-таки глаз был, скорее, бледно-голубым, с карей обводкой вокруг зрачка. Из-за этой странности взгляд женщины показался ему каким-то неуверенным, ускользающим. Она не часто смотрела ему в лицо, моргала, опускала глаза. Правда, Кузмина тут же объяснила, что плохо спала эту ночь, и все же… Следователь забеспокоился. Отпустив Кузмину с миром да еще устроив это противоречащее всем правилам опознание, он мог совершить крупную ошибку. А ведь Варвара Кузмина вызвала у него доверие. Слишком нелепым было со стороны потенциального убийцы называть свое настоящее имя, давать домашний телефон. Женщину явно пытались подставить. Но теперь он бы не сказал это так уверенно.
– Повторите еще раз, какого цвета были глаза у женщины, которой вы выписывали квитанцию, – попросил он кассиршу, которая к тому времени совершенно извелась, стараясь вспомнить имя певца.
– Черный и голубой!
– Вы уверены, что черный? Может быть, карий?
Та вздохнула:
– Ой, ну не знаю… Может, темно-карий. Я и видела то эти глаза секунды две, не больше. Не буду же я их под микроскопом рассматривать! Это вообще дело фотографа.
– Значит, может быть и карий?
– Ну, вполне. Карий и голубой. Одно вам скажу – они так отличались, что я сразу обратила внимание. И она все время моргала. Странный какой-то взгляд – глаза разные, слезятся, и веки дергаются. Будто что-то в глаз попало. То есть в оба глаза.
– Моргала?! – Следователь не выдержал и повысил голос. Кассирша даже испугалась и попробовала отодвинуться вместе со стулом. Стул угрожающе заскрипел, но не поддался.
– Да, моргала, – плачущим голосом заявила та. – А что такое?
Следователь не стал делиться с нею своими опасениями. А если бы мог, то сказал бы, что настоящая Варвара Кузмина, которая явилась сегодня к нему для дачи показаний, тоже все время моргала и отводила взгляд.
– И вы по-прежнему полностью уверены, что это не та женщина, которая сидела здесь, у меня? – спросил следователь. – Подумайте хорошенько.
Татьяна Робертовна пренебрежительно повела пухлым плечом:
– Да лицо же другое – сколько можно повторять! Ну совсем другое, уж вы мне поверьте! Но фигура да и походка, и волосы примерно такие же… Только эта давно красилась, видно, а та недавно.
– Это вы из чего заключаете?
– Да у этой уже полголовы темная, а у той на сантиметр отросло, не больше.
– И какой натуральный цвет?
– Темный какой-то. Не очень, но заметно, что крашеная.
– Ну, а глаза? – допытывался следователь. – Глаза разве не такие же?
Татьяна Робертовна засмеялась, но как-то не очень уверенно, как будто подозревала, что над ней издеваются:
– Ну что вы! Я же говорила, что у той были разные глаза!
– А у этой? Ведь у нее тоже разные глаза! Карий и голубой!
Татьяна Робертовна, вероятно, решила, что над ней издеваются и желают как-то подловить на лжи. Она обиделась и некоторое время молчала, придирчиво разглядывая свой маникюр. Наокнец, не поднимая глаз, заметила:
– А по-моему, нет. По-моему, они одинаковые.
– Вы же говорите, что неоднократно встречали Варвару Кузмину?
Та подтвердила.
– И не замечали, что у нее разные глаза?
– По-моему, одинаковые, – с прежним обидчивым упрямством, отвечала та. – По-моему, какие-то темные. Оба.
Они еще некоторое время дискутировали на эту тему. Но сколько следователь не уверял Татьяну Робертовну, что у Варвары Кузминой – у настоящей Кузминой – разные глаза, та не сдавалась и твердила, что уж такую-то деталь она бы не пропустила. Наконец, следователь потерял терпение и сунул ей протокол:
– Значит, вы утверждаете, что эта не та женщина?
– Да, – измученно повторила кассирша.
– Подпишите. Здесь и здесь.
Уже на пороге кабинета та оглянулась и жалобно повторила:
– Если бы у нее были такие глаза, как у той, я бы давно уже обратила внимание. Это, знаете, так просто не проглядишь.
Не получив никакого ответа, она закрыла за собой дверь.
Кассирша была, в сущности, самым важным свидетелем из всего персонала мастерской. Она единственная видела в лицо женщину, назвавшуюся чужим именем. Даже если та была ни в чем не виновата, такое поведение в данных обстоятельствах все равно не могло быть случайным. Та была последней, кто прошел за занавес и, вероятно, видел там еще живую заведующую. Что там произошло – еще предстояло высянить.
Как только стало ясно, что в кабинет заведующей невозможно попасть иным путем, как через торговый зал и помещение для съемки, на заметку взяли всех, кто туда входил. И прежде всего двух клиенток, которые побывали там почти одна за другой. Первая из них – та самая загадочная женщина, которая представилась как Варвара Кузмина, прошла за черный занавес и вскоре удалилась, не привлекая к себе внимания. Второй была Кристина Гучкова – та женщина, благодаря которой был найден труп заведующей. Если бы не она – тело могло пролежать в кабинете намного дольше, и тогда никто из персонала уже не смог бы припомнить, кто входил за занавес и кто оттуда вышел. Благодаря Гучковой, тело было найдено почти сразу же. От момента смерти до того момента, как обнаружили труп, прошло никак не больше десяти-пятнадцати минут. И это позволяло сузить круг подозреваемых.