Каким образом Серега собирается сдавать Редьку? Хотя, конечно, он ведь в деталях знает про дела фирмы. А какая фирма работает без криминала? Тем более тут поставки техники со свалок… Хотя ведь сдавать можно не только властям… Есть и более серьезные и, главное, опасные инстанции. Господин Колобов, например.
"А не наведаться ли мне завтра в Выборг?" – подумала я. Вначале в «Кресты», а потом туда? Пообщаюсь с незнакомой мне Варей, засвидетельствую свое почтение Любаше, вот она, наверное, обрадуется моему появлению, или меня просто в гостиницу не пустят? Фотографии прибалта (правда, посмертные) давно готовы (в «Кодаке», где мои пленки постоянно проявляют, меня давно знают и вопросов не задают), надо будет попросить сделать еще несколько копий, чтобы показать, кому следует.
Не с видеокассетой же ездить? Это просто неудобно. И вдруг окажется, что Варя знала прибалта? Да и насчет того, где сейчас находится Ленка, вернее, ее останки, у меня имелись кое-какие сведения. Вот только кто засунул Ленку в Серегин багажник?
Я посмотрела на мирно спящего Редьку. Зачем он меня сюда все-таки вызывал? И дожидаться ли мне его пробуждения? Я посмотрела на часы. Если буду ждать – опоздаю в редакцию. Виктория Семеновна уйдет домой, а на завтра у меня другие планы. Послезавтра сдавать статью будет уже поздно.
Я подозвала официанта, сказала ему, что с ним рассчитается спящий господин, официант улыбнулся и ответил, что они его давно знают, я поблагодарила за вкусный обед, распрощалась с персоналом и покинула Редьку по-английски.
По прибытии в редакцию услышала от охранника:
– Иди спасай Викторию Семеновну. Там очередной творец пришел.
То, что существо относится к мужскому полу (по крайней мере, с рождения), определила по попытке поцеловать мне руку – таким образом выражалось восхищение моими статьями и телерепортажами. Творец оказался длинноволосым, худым и невысоким, одет был в балахон салатного цвета, из-под которого выглядывали такие же брючки. Поверх балахона красовалась салатная накидка.
Существо пришло предложить свой опус, заметив, что мы в нашем еженедельнике, как, впрочем, и других изданиях холдинга, совсем не пишем о животных. Ну как же? – так и подмывало спросить меня, как, похоже, и Викторию Семеновну. У нас есть кое-что для извращенцев. Судя по внешнему виду, гость редакции как раз относился к их числу. Я, признаться, увидев его, подумала, что он (оно) принес что-то об угнетении сексуальных меньшинств, ан нет. Существо оказалось борцом за права братьев наших меньших.
И каких только людей не встретишь в редакции!
После моего появления Виктория Семеновна творца быстро выпроводила, пообещав ознакомиться с его работами. Мне, признаться, было его немного жаль: я сама очень долго ходила по издательствам и получала одни отказы. Парень совершил ошибку, придя к нам, – у нас в еженедельнике нет рубрики, в которую могли бы подойти его статьи, а открывать новую под неизвестного автора никто не будет.
Мы немного поболтали с главной, она взяла у меня статью (то есть две – про мой плен и труп прибалта) с фотографиями, и я отправилась домой. Оттуда позвонила Серегиной матери, в подробностях рассказала про «дачки» и просила звонить мне в любое время.
Повесив трубку, задумалась. А не проехаться ли мне к тайной квартире Сергея? Насколько я помнила, там был компьютер. А в компьютере всегда можно отыскать много интересного.
Не на работе же Сереге было компромат держать? И не в квартире Креницких.
Я снова позвонила Серегиной матери, извинилась и попросила съездить со мной на Богатырский проспект.
– Юленька, а ты не могла бы сама? – спросила мама. – Я плохо себя чувствую. Я дам тебе ключи. У тебя своих нет? Приезжай.
Я поехала. Такой вариант меня устраивал еще больше.
Глава 13
От Серегиной матери насилу отделалась. Она задала мне тысячу вопросов, большая часть которых показалась мне просто идиотской.
– Юленька, ты же понимаешь: в нашей семье никто не сидел, – оправдывалась она и тут же спросила:
– А у тебя?
Я пояснила, что один мой дед в свое время получил десять лет по печально известной пятьдесят восьмой статье как враг народа. В НЭП он смог открыть свою фруктовую лавку в Апрашке, но потом оказалось, что прятал фрукты от детей рабочих, как и другие лавочники. Хотя дед был из бедной крестьянской семьи, в двенадцать лет его, как старшего сына, отправили в Петербург к дальним родственникам. Он работал мальчиком в ресторане, потом – во фруктовой лавке. Он всего добился сам. Был показательный процесс в ДК Первой пятилетки, потом – Беломорско-Балтийский канал, затем – город Свободный на Дальнем Востоке (хотя ни о какой свободе речь не шла, и оказавшиеся там воспринимали название как издевку). Потом вернулся, только не в Ленинград, а в область, в войну защищал наш город. Реабилитирован был только после смерти Сталина.
Второй дед был поручиком русской армии во время первой мировой войны. С первых дней гражданской воевал в Красной Армии, командовал пулеметным взводом. Но в начале двадцатых годов, когда бывших офицеров начали брать в качестве заложников (чтобы расстреливать, если убьют кого-то из большевиков), деда посадили в камеру смертников. Он ждал расстрела. Но прадед был в городе самым известным самогонщиком, а дедов брат дружил с главным чекистом города и поил его этим самогоном. Когда дед оказался в камере смертников, его брат обратился к приятелю за помощью. Они поехали в Петроград и выкупили деда за три мешка картошки.
А они в те времена стоили больше, чем двадцать тысяч долларов на нынешние деньги, почему-то подумала я. Правда, в России после вступления в Совет Европы объявлен мораторий на смертную казнь, и Серега просто собирается откупаться от срока. Что ж – правильно делает. Зачем сидеть, если можно не сидеть? И ведь он по большому счету не виноват. Но я не могла объяснить все это Серегиной матери. У меня вообще создалось впечатление, что она все годы жила в каком-то своем хорошем мире, оторванная от действительности, и не очень представляла, что происходит вокруг.
Но, на мое счастье, с работы вернулся Серегин отец. Он был более здравомыслящим и более практичным человеком, накапал жене валерианки и отправил ее полежать, а сам сел со мной на кухне.
– За что на самом деле арестован Сергей? – задал он мне первый вопрос.
– Пытаюсь выяснить. Речь идет о деньгах.
Причем, похоже, очень больших.
– Тысяч десять долларов?
Я чуть не рассмеялась. Хотя у каждого человека свое понятие о больших деньгах. Вслух сказала, что, видимо, о гораздо больших.
– Юля, за сколько можно срочно продать Серегину квартиру?
– Зачем вам ее продавать?
– Ну чтобы расплатиться с его долгами.
Потом с адвокатом. Он нам еще не сказал, сколько мы будем ему должны.
Я вздохнула и попыталась объяснить ситуацию Серегиному отцу, причем так, чтобы не сболтнуть лишнего. Насчет адвоката успокоила сразу же, сказав, что его наняли Сережины друзья, они и оплатят его услуги.
– Но Сереже же придется возвращать им деньги!
– Это не ваши проблемы, а Сережины.
"Не поздновато ли вы решили заняться его проблемами и влезать в его жизнь?" – подумала я. Хотя ведь и мои родители имеют весьма смутное представление о том, как я живу, с кем общаюсь, у кого беру интервью. Не так давно я с удивлением поняла: мама считает, что все мои статьи – выдумка чистой воды, поскольку всего, о чем я пишу, не может быть, потому что просто не может быть никогда.