Об этом ей докладывали дети, которые часто видели его днем. Деньги у Толика водились, ездил он, по словам Людмилы, на иностранной машине. "Если с немецкой свалки – это еще не значит, что были деньги", – подумала я, но вслух ничего не сказала. Женщины появлялись время от времени, постоянно не жили, но одна бывала тут довольно часто. По крайней мере, Людмила ее неоднократно видела. Когда хозяйка возвращалась с работы, Толик с девицей как раз загружались в его машину и он ее куда-то увозил.
Я попросила описать девицу. По словам Людмилы, та была наглой, надменной и размалеванной. Людмила еще думала: что это Толя, вежливый и приличный парень, нашел себе такую шалаву? Но потом решила, что так обычно и случается: как женщина приличная, так мужик негодяй и мерзавец. Как парень хороший, так на девицу клеймо ставить некуда. Рассуждения плавно перетекли на описание бывшего Людмилиного мужа, и мне пришлось приложить немало усилий, чтобы вернуть их в нужное мне русло.
Я стала задавать наводящие вопросы о девице и, кажется, поняла, о ком она говорит.
Выходя сегодня из дома, я специально прихватила с собой кое-какие фотографии. Чисто интуитивно. Просто думала: а вдруг? Раз уж это фигуранты дела, то надо проверить все возможные варианты.
Для начала я показала Людмиле посмертное фото Толика в образе прибалта – еще в одном ракурсе, не представленном в сегодняшнем выпуске нашего еженедельника. Но "Юрия Ранналу" она никогда не видела. Потом я выложила перед ней снимки нескольких женщин.
Она без труда опознала Аллочку Креницкую. Именно Аллочка являлась постоянной или относительно постоянной девушкой Толика, которая, по мнению Людмилы, была его недостойна.
Я попросила разрешения позвонить и связалась с Андреем, предложив ему приехать туда, где в эти минуты находилась сама.
– Только машину уж найди сам. Я за тобой не поеду. Хотя назад отвезу.
– А у нас сержант только что «уазик» починил, – сообщил Андрюха. – Сейчас приедем.
Они в самом деле прибыли довольно быстро и еще успели по пути прихватить участкового. Мы с Людмилой были вынуждены выполнить свой гражданский долг; выступить в роли понятых.
Квартиру Толика вскрыли без труда: в милиции есть специалисты не хуже, чем среди братвы.
– Ой! – схватилась за грудь Людмила.
Я отреагировала спокойно.
Квартира была в том же состоянии, что и Серегина. Здесь тоже что-то активно искали. Насчет того, что именно, у меня имелся вполне определенный ответ. А вот насчет того, кто, были большие сомнения. Ведь если Серегиной квартирой занимались Редькины орлы, то тут…
Если только Толик не работал на Редьку, если только они на пару не свистнули бабки у Колобова… А потом кто-то прикончил вначале Толика, а потом Павла Степановича. Все-таки мне как-то не верилось в его смерть от естественных причин.
И где же деньги? Ведь два миллиона долларов, даже стодолларовыми купюрами, в карман не засунешь.
Бригада тем временем снимала отпечатки пальцев, осматривала остатки имущества, изучала документы. Людмила, к сожалению, практически ничего не могла сказать о своем соседе.
Она даже не знала его фамилию.
– Опять придется ехать в Выборг, – вздохнул Андрей, стоя рядом со мной.
– Хочешь, чтобы я отвезла? – спросила я, подумывая, что уж завтра-то мне обязательно нужно съездить к незнакомой девушке Варе, звонившей Креницкому. Пока до нее не добралась милиция и другие инстанции. Или лучше сегодня?
– А тебе разве не интересно? – сделал удивленные глаза Андрей.
– А тебе разве не хочется прокатиться на вашем починенном «уазике»? – спросила я, с трудом сдерживая смех. – Это же, наверное, райское наслаждение. Особенно по нашим дорогам.
– Он опять сломался, – ответил Андрюха. – Когда участкового забирали.
Если не лень – прокатись мимо местного отделения. У нас сегодня с утра все говорили об одном и том же: ну не хватает чего-то, а потом поняли: заскучали по сержантскому заду, торчащему из-под капота.
Уж так мы все к нему привыкли. Сейчас местное отделение наслаждается. Поймут, чего они были лишены все это время. Юль, так отвезешь завтра в Выборг?
Я уточнила, не желает ли Андрей наведаться туда прямо отсюда. Я подозревала, что в гостинице, куда тоже, наверное, следует заглянуть (хотя бы напомнить о себе Любаше, чтобы не забывала), сейчас бурлит работа. Ведь туда как раз приезжают на ночь. А мне – фактура. Да и с родственниками Толика поговорить надо как можно скорее. Они же волнуются, не получая никаких вестей от сына. Да и хоронить его надо, не органы же возьмут на себя эту почетную миссию? Тело-то, как я понимала, так и лежит в морге.
– Ладно, поехали, настырная, – махнул рукой Андрей. – Раз уж ты соглашаешься везти.
Тут все равно делать больше нечего.
Но я подумала еще про один момент. Насколько я помнила, медэксперт, осматривавший труп Толика, сказал, что его убили в другом месте, а потом уложили в канаву. Его не могли убить здесь?
– Непохоже, – покачал головой Андрей. – Никаких следов крови. Да и если соседка видела его только в образе Толика… Не исключено, у него была еще одна квартира, где он жил под псевдонимом Юрий Раннала и носил парик и бороду. Жди. Может, еще кто-то позвонит.
Правда, как сказала Людмила, у нее не создалось впечатления, что Толик проживал где-то еще. Да, он иногда уезжал на выходные к родителям в Выборг – по крайней мере, так говорил, когда они случайно сталкивались на площадке, но ведь с такими тонкими стенами, как в панельной «брежневке», можно было точно сказать: сосед практически каждый вечер дома. У него играла музыка, иногда доносился гул голосов, женский визг.
– Но тогда почему никто больше не звонит? – непонимающе сказал Андрей.
– А ты что, наших людей не знаешь? – тихо ответила я ему. – Никому неохота ни с чем и ни с кем связываться, тем более с милицией.
Ты думаешь, Людмила гражданским долгом руководствовалась? Да она на меня живьем хотела посмотреть, чтобы потом всем знакомым хвастать. Автограф хотела заполучить на статье.
Чтобы я потом ее упомянула. Но ведь таких не очень много. Масса людей журналистов терпеть не может, меня в частности с моими кровавыми репортажами, а уж вас, прости меня, дорогой друг, и тем более. Надо радоваться, что хоть опознали этого типа.
– Но почему Алла Креницкая ничего не сообщила?
Я напомнила про ее «любовь» к еженедельнику, в котором я работаю: пересказала Серегин рассказ. Она меня не читает, и ей еженедельник просто не мог попасться в руки. Более того, мы не представляем, как они поддерживали связь с Толиком. Откуда она может знать, что его убили? Может, наоборот, мучается, что он не подает о себе вестей. Не исключено, даже сюда как-то приезжала – днем. Кто ее тут мог видеть? Любопытная Людмила днем на работе.
А в квартиру Алла могла и не попасть. Мы же не знаем, есть у нее ключи или нет. Кстати, следов взлома на двери Толика я не заметила.
– А если убила она? – посмотрел на меня Андрей. – И папашу ангелом она шарахнула?
– Но отпечатки-то на нем Елены Сергеевны!
– В тоненьких перчаточках. И Аллочка оказывается единственной наследницей. По крайней мере папашиной части акций фирмы, приносящей, по моим сведениям, весьма неплохой доход. Квартира, несколько машин, загородный особняк. И все это Аллочкино. А если ко всему этому прилагаются еще и два миллиона долларов наличными? Как думаешь, можно за такое богатство прикончить папу и любовника, а маму с мужем упечь в тюрьму?
Я молчала, судорожно размышляя. Но ведь Аллочка же – дура набитая.