Есть у него в банде и аварец, и ингуш, и осетин… Сам же он – чеченец, а откуда, из какого аула неизвестно. Живут они одной семьей, как братья. Никого не неволят, не заставляют, слушаются Меченого по доброй воле. Верят в его удачу джигита, верят, что душа-ветер его избежит любой засады, уведет от любой погони. Да, так оно и есть.
Сегодня Меченый задумал, как нагайкой, захлестнуть, сцепить на короткое время свой вольный путь с железной дорогой. Не ради богатой добычи, а что бы показать этому огромному, грохочущему, лязгаю тему железом и бурящему их землю шайтану, что не так спокойно и уютно будет ему на чеченской земле.
– Идет «огненная почта»! – крикнул джигит маленького роста, поднимаясь с колен и тут же одним прыжком вскакивая в седло.
– Будем прыгать на повороте, – понукая коня, крикнул Меченый.
Всадники пошли сначала шагом, потом рысью. Железный стук, уханье и шипенье приближались, и по мере этого джигиты разгонялись. Здесь, до поворота был, пожалуй, единственный ровный участок, где кони могли скакать параллельно железной дороге, не рискуя сломать ноги, а наездникам головы.
Вот показалась драконья морда паровоза, в пару, как в пене. Завыла сирена, кони рванулись в сторону, но джигиты выправили их и понеслись вровень с первым вагоном. Мелькали уже желтые, синие, приближались зеленые вагоны. Но на повороте состав притормаживал.
– Красный вагон! – крикнул атаман.
Маленький джигит на всем скаку встал ногами на седло и прыгнул, раскорячившись в воздухе. За ним, как из катапульты, вылетел еще один, еще. Четвертым прыгнул атаман. Больше на открытой площадке не было места.
Маленький джигит дернул ручку, и когда она не поддалась, стал стрелять в замок из револьвера. Четверо быстро вошли в вагон. Оставшиеся всадники вместе с конями этих четверых скакали, то отдаляясь, то приближаясь к поезду. Сверху им уже была видна станция, и они заволновались. Но из красного вагона уже выпрыгивали и скатывались в траву один за другим их товарищи с мешками в руках. Последним спрыгнул атаман.
В этот же вечер в горной пещере, вскрыв мешки и упаковки и поделив обнаруженные там деньги, джигиты лениво перебирали доставшиеся им в нагрузку бумаги. Здесь было много красивой гербовой бумаги.
– Тимоша, ты же русский, – крикнул атаман Меченый одного из отдыхавших у костра джигитов. – Почитай-ка. Может, есть дело?
– Не русский, а казак, – поправил его тот, но бумаги взял и, наморщив лоб, стал читать.
– Требования об укреплении в собственность части из общинной земли… Это нас не касаемо… – бормотал казак. – Известные беспорядки произошли вследствие… Это от нас далече… Губернатору… Вот… Так-так…
– Что там такое? – навострили уши джигиты.
– Погодите, – остановил их Тимофей, гордый, что первым приобщился к важной новости. – Всеобщая… мобилизация… Братцы, объявлена в России всеобщая мобилизация… Что-то тут сказано про Австрию и еще тут…
– С кем война? Там написано?
– Сейчас почитаю, – казак опять углубился в важную государственную, бумагу. – Сейчас… Я так разумею, что с Сербией…
2003 год. Москва
Из разговоров с Асланом она не понимала ничего. Он отвечал нехотя. И правды, которую знал сам, ей явно не говорил. А она временами приставала по-черному. Из-за него она врала всем кругом, из-за него она чуть не свела с ума родителей. Скольких седых волос стоило им ее молчание! И ведь все из-за него! И разве она не имеет права знать, что в его жизни происходит на самом деле. Но это она только сама с собой говорила таким категоричным тоном. А с ним про права и не заикалась. Не было у нее почему-то на него прав.
– Аслан! Ответь мне пожалуйста. – Мила старалась говорить так, чтобы он понял, что ей это крайне важно. – Почему тебя ищут? Что ты сделал?
– Ты уже спрашивала, Милая. – Он говорил спокойно. Без тени нерва.
Сейчас это его уже не беспокоило.
– Я не поняла. Объясни по-человечески. Можешь? – она не отставала.
– Они всех ищут. Денег дал одному, а другому нет. Вот и ищут.
– И все? А чем ты вообще занимаешься? Почему ты им деньги даешь?
– Я продаю. У меня торговля в Москве. За это и плачу.
– Тогда почему они тебя найти не могут?
– Могут…
– Тогда почему еще не нашли?
– Потому что я не хочу.
– А ты не боишься, Аслан, что если ты разозлишь меня, я пойду и, в конце концов, расскажу, как тебя найти?
– Нет, – сказал он неторопливо, – не боюсь.
Никита Савельич Батурин оставил ей свою визитку тогда, когда она только вернулась. Ничего по существу аварии на пароходе Мила сообщить ему не могла. Тут она была также бесполезна, как и вся компания отдыхающих выпускников. Свою странную историю она рассказала ему дважды. И хоть ему непонятно было, как ее могли не найти спасатели, она упрямо повторяла – значит, не там искали. И понятно было, что уж кому кому, а ей, может быть, больше всех нужно было, чтобы ее тогда нашли. Воспаление легких, температура, мама с папой сходят с ума…
Визитку свою он оставил ей скорее по привычке. И еще потому что была она весьма симпатичная дочка киношных родителей.
Когда она ему неожиданно позвонила, воспрянул он чисто по-мужски, а вовсе не профессионально.
– Никита Савельич, мне нужно поговорить с вами по одному достаточно важному для меня делу. Вот только я бы хотела рассчитывать на то, что это будет конфиденциально. – Она говорила и по ходу дела понимала, что зря это затеяла. Теперь он заинтересуется и даже если она ему ничего интересного не скажет, будет за ней еще чего доброго следить. Какая может быть конфиденциальность, когда обращаешься в инстанции.
– Да, Людмила Павловна, безусловно. Рад, что вы позвонили. Как вам удобней встретиться?
– Мне все равно. Вы ведь работаете? Вот после того, как закончите, и встретимся.
– Тогда сегодня в семь. Я подъеду к вам. Позвоню. И вы спуститесь… Идет?
– Да. Спасибо.
Она села на диван и спросила себя: а что я ему скажу. Извините пожалуйста, вы мне не подскажете, почему некто Аслан находится в розыске? А он спросит – минуточку, а где вы встречались с вышеуказанным Асланом? И что она ответит? Что пулю ему из-под ребра вынимала… Но если он в розыске, значит, они не знают, где он? А почему тогда он разъезжает по Москве и практически ни от кого не прячется?
Нет. Все это не годится. Заметаем следы.
Когда он позвонил ей, она мгновенно накинула курточку и побежала вниз по лестнице. Выбежала и радостно ему улыбнулась. Он вышел из машины, обошел ее и галантно открыл перед ней дверцу. Когда он сел, она затараторила:
– Вы извините, Никита Савельич, что побеспокоила. Я потом все думала, что зря. Звонила вам. А у вас мобильный отключен. А рабочего я не знаю.
– Вы можете называть меня просто Никита, – предложил он широким жестом.
– Да? Здорово. Так вот, Никита, – она посмотрела на него особенным взглядом, совершенно не служебного назначения. – Я вам сразу не сказала. Но у капитана был пистолет. Я это точно знаю. Когда случилась катастрофа, я была в другом конце, там, где каюта. Я искала, где бы мне руки вымыть. Дернула дверь. А там капитан с пистолетом. Я убежала. И практически в этот же момент все и произошло.
– А что ж вы мне об этом сразу не сказали?
– Ну, понимаете, я думала, вдруг мне показалось. Может, конечно, и показалось. Я не совсем уверена. Но, может, пригодится? Мало ли…
– Так он был там один с пистолетом?
– Да. Один.
– А у вас имеются какие-нибудь собственные предположения по этому поводу? – Он хитро прищурился и улыбнулся. – Что же, по-вашему, Колошко за пять минут до аварии собирался покончить с собой, осознав весь ужас неправильной эксплуатации судна?
Мила рассмеялась.