Наверное, бедная Норка в чем-нибудь провинилась, и отец, злой и пьяный, делает с ней что-то страшное. Нил хотел вылезти из своего закутка и заступиться за Норку, но побоялся, что отец сделает то же самое и с ним, и остался лежать, проклиная собственную трусость и бессилие.
Потом все стихло, только чиркнула спичка и хрипло дышал отец. Потом раздался мощный храп. Вскоре к этому храпу присоединился второй, потоньше и с присвистом. Потом первый храп прекратился, и голос отца произнес:
— Повернись-ка на бочок, лапушка, спать мешаешь.
В ответ послышался сонный смех. Значит, там, по ту сторону шкафа, все хорошо. Наверное, этот ужас ему только приснился…
Он проснулся разбитый, с больной головой и отлежанными ребрами, в комнате было душно, накурено, несвежо. За шкафом возились, постукивали посудой об стол, шлепали ногами. Кряхтя, как старик, Нил выбрался из закутка и остановился, зажмурившись от пробивающегося в немытое окно солнечного света.
— Ну, проснулся, архаровец?
За столом сидел отец в одних трусах, правда, очень длинных. Перед ним стояли тарелка с хлебом и нарезанным луком, стакан и бутылка. Вид у отца был хмурый, помятый, неприветливый, под глазами набухли противные черные мешки.
Норка лежала на диване и смотрела в потрескавшийся потолок.
Перехватив устремленный на нее взгляд Нила, отец нехорошо усмехнулся и сказал:
— Смотри-смотри, сынок. Привыкай. Теперь это твоя мамка будет.
Норка отреагировала идиотским овечьим смехом. Нил застыл, разинув рот, совсем ничего не понимая. Какая еще мамка, зачем, почему?.. Отец же заржал совсем уже неприлично, широко и некрасиво разевая рот.
— Иди-иди, — просипел он, устав гоготать. — Поцелуй мамочку!
Нил весь сжался, напружинился и бросился из комнаты прочь. Дверь сама рванулась ему навстречу. Он ударился лбом и отлетел назад, неловко шлепнувшись на бедро. А на пороге комнаты появилась Мария Станиславовна с большим чемоданом в руках. Она поставила чемодан на проходе, села на него и проговорила устало:
— Уезжаю я. К сестре в Чернигов. Попрощаться вот зашла. Ключи принесла…
Она подкинула на ладони связку ключей и неожиданно с силой запустила ею в отца. Он в последний момент подставил ладонь, и ключи, звякнув, упали в тарелку с луком. Отец побагровел и начал, опираясь руками в стол, медленно подниматься.
Мария встала с чемодана и смело шагнула ему навстречу. Выражение ее лица было самым решительным.
— Ты… это… не балуй, — невразумительно пробормотал он и сел.
Мария Станиславовна остановилась.
— Не то мне, Роман Нилович, обидно, что вы давеча к парчушке этой… — она показала подбородком на заметно струхнувшую Норку, — приблудили. Мужики — они все кобели известные, чего уж тут… А вот что вы меня под генерала этого столичного подстелили, будто я половичок какой — этого я вам, не обессудьте, простить не могу, другую себе для дел таких подыщите… — Губы ее раздвинулись в невеселой улыбке. — Добро б хоть смог чего начальничек-то ваш, хорош только сказки сказывать, скотина холощеный…
Норка неожиданно зашлась дурным смехом, засучила ногами под одеялом. Отец, разъяренный, обрел наконец, на ком отыграться, развернулся к ней вместе со стулом и наотмашь ударил по лицу. Норка вскрикнула и с головой накрылась одеялом.
— И кто ж вы такой выходите после этого, Роман Нилович? — тихо, с нескрываемым презрением спросила Мария Станиславовна.
И тут подал голос доселе незамеченный Нил.
— Козел в портупее! — звонко и бесстрашно выкрикнул он невесть где подслушанную характеристику.
Мария Станиславовна от смеха согнулась пополам. Норка под одеялом завизжала. Отец взревел и схватил со стола вилку.
— Убью, гаденыш!!!
Нил юркнул в щелку между чемоданом и дверным косяком и босой побежал по коридору.