ГЛАВА 39
1904, Франция
Своеобразный и очень дорогой «клуб» на рю-де-Абрэ, 16 стал притчей во языцех у знатоков фешенебельного Парижа. Говорили, что в Numéro Seize кухня просто божественная – и баснословная библиотека, способная удовлетворить любой вкус: от бесценного собрания эротической литературы до книг по философии и науке и, конечно, множество последних современных романов. Говорили, что мужчина может почитать газету в тиши библиотеки Numéro Seize и съесть превосходный обед – в одиночестве, если пожелает, или в компании прелестной девушки, которая разбирается в том, о чем он говорит, даже если это разговор о его бизнесе. Говорили, что мужчина в Numéro Seize чувствует себя как дома, он может отдохнуть, расслабиться и быть самим собой – или тем, кем ему вздумается. А если ему захочется большего, то в атмосфере этой элегантности загородного клуба он мог почти ощущать привкус чувственности. Все это было доступно – разумеется, за большие деньги, потому что членство в Numéro Seize обходилось беспрецедентно дорого.
И, конечно, женщиной, к которой тайно влекло всех мужчин, была загадочная прекрасная Поппи. Она всегда была на виду, встречая гостей в холле, всегда одетая в серое, с улыбкой в живых ярких голубых глазах. Поппи была сенсацией Парижа. Кто она и откуда приехала, этот вопрос был у всех на устах, но он всегда оставался без ответа. Поппи стала очаровательной загадкой – всегда приветливая, всегда улыбающаяся – и всегда одинокая.
Стоял холодный февральский вечер, во всех комнатах весело потрескивал огонь, наполняя дом уютным ароматом горящих яблоневых поленьев – а снаружи был снег, по краям тротуаров возвышались сугробы. Мало кто отваживался выйти из дома в такую метель. В гостиной было пустынно и тихо – только звуки рояля, на котором одна из девушек играла Моцарта, приглушенный гул разговора из столовой, где несколько джентльменов наслаждались обедом и говорили о бизнесе, и стук биллиардных шаров из биллиардной – нарушали тишину дома.
Поппи ушла в дела, сидя за письменным столом и водя карандашом вдоль длинных колонок цифр, сравнивая доход за этот месяц с предыдущим и одобрительно кивая головой. Она взглянула на маленькие серебряные часы на столе. Была половина двенадцатого, и она откинулась на спинку стула, зевая и ероша рукой свои рыжие волосы. У нее ни разу не было выходного с тех пор, как два месяца назад открылся Numéro Seize; она была измотана и напугана тем, что делает, хотя и не показывала этого, только когда оставалась одна, как теперь. Если прежде и была слабая тень надежды, что, может, однажды она вернется домой, на ранчо Санта-Виттория, и будет прощена, теперь она угасла. Она сожгла мосты, соединявшие ее с прошлым, а в будущем она могла стать самой преуспевающей, когда-нибудь и самой богатой парижской мадам. И хотя она пыталась убедить себя, что ее девочки были такими же, как Нетта, и все равно продавали бы себя где-нибудь в другом месте, но уверяя себя, что для них гораздо лучше, что они работают у нее, Поппи знала, что это неправда. Но она слабо отбивалась от подспудных мыслей, что никому нет дела до того, что она делает или не делает. Никому – только Лючи.
Но как бы там ни было, Numéro Seize явно преуспевал. Конечно, еще далеко до того, чтобы окупить первоначальную инвестицию, но ведь членство в «клубе» стоило очень дорого, и это помогало ее заведению сохранять статус только для избранных. Но Поппи тревожилась, что это, возможно, продлится недолго. Конечно, она сделала очень и очень много, ее вклад в дело был огромен – но и цены были соответственными. Но вскоре Поппи с удивлением обнаружила, что чем дороже были различные услуги, тем счастливее казались клиенты. Очевидно, они убедили себя, что все, что стоит так дорого, и есть самое лучшее.
– А в нашем случае это совершенно справедливо, – заметила она сама себе, зевая.
Поппи настолько ушла в свои мысли, что не услышала, как вошли в дверь.
– Ну, и как поживает мой деловой партнер? – спросил глубокий мужской голос.
Поппи открыла глаза и, пораженная, уставилась на Франко Мальвази.
– Вы смотрите на меня так, словно я призрак, – засмеялся он, – но могу вас заверить, что я настоящий. Вот, потрогайте меня за руку; хоть она и холодная, но пульс бьется, и кровь все еще течет по венам…
– Я вас не ждала… – выдавила Поппи, пытаясь найти слова. В ее голове все смешалось, и она испытывала нервозность и радость одновременно.
Франко постучал сигаретой о серебряный портсигар.
– Вы позволите? – спросил он. Потом нахмурился:
– Нет, конечно, нет, я помню, что вы не позволяете никому курить в ваших комнатах.
Он был одет в вечерний костюм, и Поппи подумала, что седина в его волосах стала заметнее и еще резче контрастирует с молодым лицом в легких морщинках. Она как завороженная смотрела на его руки, когда он положил свой портсигар на стол и сел напротив нее.
– Вам нравится дом? – спросила она, озабоченно поправляя сбившуюся прическу. – Боюсь, это стоило уйму денег, но вы же сами сказали, что все должно быть импозантно.
– Никогда не бойтесь тратить деньги на удачное дело, – сказал ей прохладно Франко, – я уверен, вы это понимаете: цифры в бумагах, которые лежат перед вами, более чем убедительны. Для такого молодого заведения результаты очень хорошие.
– Я так рада, – ответила она, вздохнув с облегчением. – Вы не можете представить себе, сколько ночей я провела без сна, думая, почему вы не приходите к нам. Я решила, что вы рассердились на меня или потеряли интерес к этому делу.
Франко закрыл глаза, чтобы Поппи не увидела их выражения. Какая другая женщина призналась бы в своих мыслях так искренне и наивно? В его мире каждое произнесенное слово таило в себе опасный скрытый смысл; ничто не было таким, как казалось. Бесхитростность Поппи наполнила его нежностью. Он подавил желание обнять ее и сказать, что он думал о ней каждый день все эти месяцы, что он мерил шагами пол своей виллы в Неаполе, выкуривая одну сигарету за другой и гадая, что она сейчас делает, и говоря себе, что он не должен ехать к ней – еще не время. Ему хотелось сказать ей, что он так часто мечтал о том, как будет держать ее в объятиях, – так часто, что почти знал, что она будет чувствовать, как она ответит на его чувство…
Взмахнув крыльями, Лючи вспорхнул со своей жердочки и опустился на стол перед ними, низко присел и смотрел на Франко.
– Я не уверен, что нравлюсь вашему попугаю, – сказал он с улыбкой.
– Конечно, нравитесь. Лючи очень дружелюбен. – Поппи взяла птицу, нежно гладя его сверкающие крылья. – Он, наверное, просто голоден – вот и все. Я и не заметила, что уже так поздно.
– Тогда, наверное, слишком поздно просить вас пообедать вместе со мной?
Поппи в смущении закусила губу.
– В сущности, я взяла за правило никогда не обедать ни с одним джентльменом здесь. Если они увидят, что я обедаю с вами, они решат, что я изменила своему правилу, и разозлятся, когда я откажусь обедать с ними.
Франко вспомнил ее красивый портрет, который он видел в библиотеке, – им мог восхищаться каждый и втайне мечтать о Поппи – и внезапно его охватила жгучая ревность, когда он подумал о других мужчинах, которые могли обедать с ней, флиртовать, оказывать ей знаки внимания и искать ее снисходительности.
Он холодно пожал плечами.
– Как вам угодно.
– Но, конечно, я могу попросить шеф-повара приготовить что-нибудь особенное и принести это в мою комнату, – предложила она, покраснев.