Хотя темно-рыжий цвет ее волос был натуральным, парикмахерша ежемесячно тонировала его. Однако Ронни сочла, что эту деталь Куинлану знать необязательно.
– Что вы скажете насчет одежды?
– А что вам не нравится в моей одежде? – вскинулась Ронни.
– Она чересчур…
Он замялся. Она вдруг заметила, как в его глазах блеснул насмешливый огонек.
– Что – чересчур?
Выразительного движения бровей было достаточно, чтобы она поняла, что он имеет в виду.
– Договаривайте.
– Сексуальна, – произнес Куинлан. – Бога ради извините меня, но это правда.
– Сегодня на мне было совсем простое платье, – запротестовала она. –Льняное. Я его купила в Вашингтоне у Сакса.
– А, значит, вот в чем проблема. Оно выглядит по-вашингтонски. Не местный стиль.
– Господи, это же смешно!
– Женщины, с которыми вы сегодня общались, были так же одеты?
Ронни задумалась. Ей вспомнилась Роза, ее цветастое платье.
– Н-нет…
– Вот что вы должны понять. Чтобы отдать вашему супругу свои голоса, они должны вам симпатизировать. А человеку свойственно любить тех, кто на него похож. Вам нужно одеваться так, как одеваются женщины в нашем штате. Пусть несколько тщательнее, но в том же стиле.
– На мне было совершенно нормальное льняное платье, – упрямо возразила Ронни.
– Хорошо, давайте разбираться. Задайте себе вопрос: какую реакцию вызвало ваше платье у избирателей? Все верно, на вас было простое летнее платье, с этим спорить невозможно. Охотно верю вам на слово, что оно льняное. Зато оно красное, облегающее и без рукавов. Увидев вас в нем, молодые мужчины наверняка подумали: “Ого, вот так штучка”. То же самое могло бы прийти в голову и людям постарше, только они еще наверняка отметили про себя, что их жены так не одеваются и выглядят похуже. Женщины в возрасте, несомненно, вспомнили бы Элеонор, сравнили вас с ней – и не в вашу пользу. Они посочувствовали ей. А молодые женщины вашего, скажем, возраста, которым такое платье пошло бы, задумались над тем, что они себе не могут такого позволить, а вы можете – только потому, что вышли замуж за богатого старика. Следовательно, ваше платье не принесло сенатору дополнительных голосов.
– Значит, вы считаете, что мне нельзя модно одеваться?
– Нет, почему же? Вам противопоказаны короткие, обтягивающие, одним словом, сексуальные платья. Я считаю, что вы должны быть женственной, привлекательной, но в то же время консервативной. Длина юбки – до колена или ниже. Никаких глубоких вырезов. Платье не должно слишком подчеркивать фигуру. Вам следует одеваться так, как одеваются мамы, когда идут на собрание Ассоциации учителей и родителей. Представьте себе учительницу воскресной школы, и вы меня поймете.
– Иными словами, я должна стать серой мышкой.
Голос Ронни звучал очень сухо.
– Вы должны победить, – поправил ее Куинлан. – В частности, победить на выборах.
– Вы в самом деле уверены, что моя одежда играет такую большую роль?
– Некоторую роль играет.
– Хорошо. Я учту ваше мнение. Это вас устраивает?
– Только этого я и добиваюсь. – Он взглянул на часы. – Знаете, уже шестой час. Нужно подумать о том, как доставить вас домой.
Ронни сама удивилась тому, насколько ей не хочется возвращаться в Седжли. При одной мысли о доме ей стало грустно. Слишком отчетливо вспомнились события дня. Все станут обвинять ее в случившейся катастрофе. И к тому же в Седжли ее подстерегают готовые к прыжку репортеры.
Меньше всего ей это сейчас нужно.
– Подождите, – попросила она, судорожно изобретая предлог, чтобы задержать его. – Присядьте рядом. Давайте поговорим. Никаких советов мне больше не нужно, – торопливо добавила она. – Просто поговорите со мной.
Куинлан подумал секунду, потом отпустил качели, сел рядом с Ронни и оттолкнулся от земли ногой. Ронни заметила, что на нем были те же лакированные туфли, что и днем.
– О чем будем говорить?
Ронни улыбнулась, довольная успехом своей уловки.
– О вас. Вы задали мне кучу вопросов, так что теперь моя очередь. Вы давно женаты?
– А я не женат.
Он смотрел прямо перед собой, на табачную плантацию, и Ронни хорошо видела его профиль: высокий лоб, прямой нос, четко очерченный подбородок. Красивый профиль, мужественный, аскетичный.
– Но вы сказали…
Ронни вспомнился его рассказ о завершившихся ничем отношениях с Джоанн.
– Я развелся.
– А-а. – Ронни задумалась. Вдруг ей пришел в голову новый вопрос: – У вас есть кто-нибудь?
– А что?
Он настороженно взглянул на нее, и она подметила неуверенность в его глазах.
– Это не ответ.
– Другого придумать не успел.
– Tea свободна. Правда, красивая женщина?
– Кто это – Tea? – мрачновато, как показалось Ронни, спросил Куинлан.
– Это мой пресс-секретарь. Вы ее сегодня видели.
Куинлан помолчал.
– Короткие черные волосы, серая юбка, красивые ноги?
– Точно. Как по-вашему, ее юбка не слишком коротка?
– Нет.
– А ведь наши юбки одинаковой длины! – торжествующе воскликнула Ронни.
Куинлан покачал головой.
– Правда? Не забывайте, она – не жена члена сената Соединенных Штатов, баллотирующегося на очередной срок. У вас разные социальные роли. Длина ее юбки никого не волнует. Общественность судит не ее.
– Ненавижу политику за эту публичность, – вырвалось у Ронни неожиданно для нее самой. – Я постоянно на виду, все имеют право обо мне судить.
– Об этом вам следовало подумать, когда вы выходили замуж за сенатора. А кстати, вы вышли замуж по горячей любви?
Ронни едва удержалась от искреннего ответа.
– Послушайте, мы сейчас говорим о вас, а не обо мне. Вы-то сами женились по любви?
– Конечно. – Он улыбнулся, и Ронни, увидев его морщинки, не могла не улыбнуться в ответ. Этот человек, подумала она, обладает даром успокаивать других. Во всяком случае, ему удается успокаивать ее. – Я был тогда здорово влюблен. Мне только что исполнился двадцать один год, я учился на предпоследнем курсе колледжа. Мы вместе учились. И были без ума друг от друга. Она забеременела, и мы поженились. Но брак не удался.
– И долго вы прожили вместе?
– Двенадцать лет. На пятый год все было уже кончено, но мы оставались вместе ради ребенка.
– Так у вас есть ребенок?
Ронни не смогла бы сказать, почему этот факт так ее удивил. Вполне естественно предположить, что у человека в тридцать семь лет есть ребенок. У Марсдена, например, двое.
– Вы его видели, – ответил Куинлан, не понимая ее удивления. – Помните Марка?
– Ах вот как… – Теперь Ронни открылся смысл перепалки между Куинланом и Марком. – Я не догадалась, что это ваш сын. Сколько же ему лет?
– Скоро будет семнадцать. А он полагает, наверное, что ему все тридцать, – мрачно добавил Куинлан.
– Он живет с вами?
У Ронни сложилось впечатление, что Марк постоянно живет здесь, с миссис Макгир. Может, и Куинлан живет здесь же?
Но Куинлан отрицательно покачал головой.
– Постоянно – нет. Приезжает на Рождество, проводит тут лето, наезжает на выходные примерно раз в три недели. По-разному бывает. Он знает, что я всегда к его услугам.
– Значит, вы живете с мамой?
– Ну как вам сказать… Я часто приезжаю сюда, навещаю Марка. У него напряженные отношения с матерью, и я не люблю оставлять его одного у себя в квартире. Надо полагать, живу я в городе, потому что большинство моих вещей там. Но я ведь несколько месяцев в году провожу в разъездах. Ничего не поделаешь, издержки профессии.
– Давно вы занимаетесь этим делом?
Ронни внезапно захотелось узнать, как люди становятся политическими консультантами. В колледже такую специальность приобрести нельзя.