– Спасибо.
Верзила встал между ними, загораживая женщину всем телом. Берку очень хотелось посмотреть ей вслед, но он развернулся и двинулся в обратном направлении. Подождав, пока лимузин скроется из виду, он вернулся к своей машине и долго сидел там, не двигаясь, но тяжело дыша – так, словно только что пробежал целую милю.
***
– И это все?
Эррол, шофер, обливался липким потом под сверлящим взглядом Пинки; этот взгляд Пинки приберегал для клиентов, которые явно врали.
– Все, мистер Дюваль. Клянусь. Я отвез ее в школу. Потом она попросила отвезти ее на рынок. Она купила апельсины и выпила кофе в маленьком кафе. Потом я отвез ее в церковь. Она пробыла там полчаса, как всегда. Потом привез ее домой.
– Ты не возил ее никуда больше?
– Нет, сэр.
– Она все время была у тебя на глазах?
– Да, кроме того времени, пока она была в школе, сэр.
Пинки сцепил пальцы и мрачно воззрился на телохранителя.
– Если миссис Дюваль попросит отвезти ее куда-то, а я тебе на это не давал указания, ты должен отказаться, а потом сообщить мне, ясно?
– Да, мистер Дюваль.
– Если она куда-то идет, с кем-то встречается без моего предварительного разрешения, ты должен немедленно доложить мне, так?
– Да, сэр. Я не понимаю…
– Кроме того, мне бы очень не хотелось обнаружить, что твоя преданность мне превратилась в преданность моей жене, Эррол. Она очень красивая женщина. Уверен, ты это прекрасно понимаешь.
– Господи, мистер Дюваль, да я…
– Моя жена может вертеть мужчинами, как ей заблагорассудится. Она может обратиться к мужчине с просьбой, которая бы мне могла не понравиться.
– Клянусь Богом, сэр! – воскликнул охранник. Пот лил с него ручьем. – Нет, сэр, такого не может произойти! Только не со мной. Вы – мой хозяин. И больше никто.
Пинки одарил его милостивой улыбкой.
– Хорошо. Рад это слышать, Эррол. Ты можешь идти.
Совершенно сбитый с толку шофер тихонько выскользнул из кабинета. Пинки смотрел ему вслед и думал, что, наверное, обошелся с парнем слишком круто. Но человек его уровня и положения должен внушать страх и почтение своим подчиненным. А страх надо постоянно подогревать.
Вот взять, к примеру, Сэчела. Сидит сейчас на содержании у государства. А из-за чего? Из-за страха. Пинки рассмеялся про себя, вспомнив, как разнюнился Сэчел, стоило только пригрозить ему неприятностями с сыночком-футболистом.
Однако сегодня вечером Пинки был не расположен смеяться. Что-то творилось с Реми, а он, будь все проклято, никак не мог раскопать, в чем дело.
Вот уже несколько недель эта проблема, словно зубная боль, не давала ему покоя. Реми стала необычайно замкнутой. Именно так – замкнутой. Она и раньше, бывало, уходила в себя, и ничто не могло ее вывести из этого состояния – ни щедрые подарки, ни развлечения, ни секс. Но подобные приступы обычно продолжались недолго. За исключением этого недостатка, во всем остальном она была идеальной – насколько может быть идеальной женщина.
Но на этот раз период уныния затянулся дольше, чем обычно, и был намного глубже. Ее глаза стали непроницаемы. Когда она смеялась, что теперь бывало довольно редко, смех казался вымученным. Теперь Реми слушала его рассеянно, а когда отвечала, казалось, думала о чем-то другом.
Даже в постели он не мог до нее достучаться, как бы ни действовал – нежно или грубо. Она ему никогда не отказывала, но ее поведение в лучшем случае можно было назвать пассивным.
Налицо имелись все признаки того, что у женщины появился любовник на стороне, но теоретически это было абсолютно невозможно. Даже если бы она встретила другого мужчину, что опять-таки представлялось совершенно невероятным, она не смогла бы бегать на свидания без ведома Пинки. Он знал, как она проводит каждую минуту в его отсутствие.
Эррол тоже вряд ли мог переметнуться. Этот парень слишком боится Пинки. Но, даже если предположить, что Реми подкупила телохранителя или перетянула его на свою сторону, все равно кто-нибудь из обширного круга осведомителей непременно донес бы Пинки. Он уже расспросил домашнюю прислугу обо всех телефонных звонках. Реми перезванивалась только с Фларрой. И все. Никто не наносил ей визиты. Она не получала писем.
Значит, интрижка исключается.
Тогда что, черт побери, происходит? У нее есть все, чего только может желать женщина. Хотя, сказал себе Пинки, у нее на этот счет может иметься собственное мнение.
После их женитьбы он велел Реми выбросить из головы все мысли о дальнейшей учебе. Реми надулась. А через какое-то время поступила на заочные курсы и стала читать все книги подряд. Он потакал ее жажде знаний, пока ему это не надоело, и тогда поставил твердое условие: она будет читать свои чертовы книги только в те часы, когда его не бывает дома.
Через несколько лет она вдруг загорелась идеей устроиться на работу, хотя бы на почасовую. Этот каприз был подавлен в зародыше.
Так, может, нынешнее настроение – просто новая женская дурь и ее надо перетерпеть? А вдруг здесь что-нибудь серьезное? Пинки решительно достал карточку с телефонным номером и поднял трубку.
– Доктора Карут, пожалуйста.
Он назвал себя, и его соединили с гинекологом Реми.
– Здравствуйте, мистер Дюваль.
Эта гадина поздоровалась так сурово, словно он был ее злейшим врагом. От врачей, с которыми он играл в гольф, Пинки знал, что она – жуткая стерва, бич всей больницы. Доктор Карут была одной из тех женщин, которые словно нарочно ведут себя заносчиво, особенно с мужчинами.
Пинки ее терпеть не мог и знал, что она отвечает ему взаимностью. Но он выбрал именно доктора Карут в качестве гинеколога для Реми, ибо не мог даже помыслить о том, что посторонний мужчина будет осматривать его жену.
– Вы звоните по просьбе миссис Дюваль? – неприязненно поинтересовалась врач. – Надеюсь, ничего страшного?
– Именно это мне и хотелось бы узнать. С моей женой все в порядке?
– Я не имею права обсуждать с вами состояние моей пациентки, мистер Дюваль. Существует профессиональная этика. Вам, как адвокату, это должно быть прекрасно известно.
– Мы говорим не о пациентке. Мы говорим о моей жене.
– Ну и что? Она заболела?
– Нет. Не совсем так.
– Если миссис Дюваль нужно со мной встретиться, пусть она позвонит и договорится о визите. Я ее осмотрю. В дальнейшей нашей беседе не вижу надобности. Всего хорошего.
Она повесила трубку.
– Чертова лесбиянка!
Ее резкость взбесила Пинки, но он тут же успокоился – ведь он узнал все, что хотел. Доктор Карут всегда ему хамила. Она всем хамила. Так что сегодняшний разговор не являлся исключением из правила. Однако, если бы у Реми было что-то серьезное, звонок Пинки встревожил бы врачиху. Она бы перестала дурить и подробно расспросила его о симптомах.
Врачу Пинки позвонил так, на всякий случай. Загадочное поведение Реми не было связано с болезнью. Оно имело психический, эмоциональный характер. Что-то тяжелым грузом лежало у нее на душе, а от Пинки она старалась это скрыть.
Что бы это ни было, он докопается до сути. Сначала выудит из нее все ее тайны, а потом разберется с ними.
Хотя, по большому счету, все эти мелкие взбрыки жены большого значения не имели. Они – словно укус комара. Позудит, почешется кожа несколько дней, а потом все исчезнет, не оставив никакого следа.
Реми в его руках – словно кусок мягкой глины, он может лепить из нее все что угодно. Достаточно будет нескольких слов, чтобы изгнать из нее недовольство любого рода. У Пинки имеется огнетушитель, способный затушить бунтарский огонь в ее сердце.
Ибо он знал, чего она боится больше всего.
Глава 12
Пинки читал материалы очередного дела, когда Реми вышла из ванной и легла рядом с ним на кровать. Он снял очки для чтения и положил их на ночной столик.
– Реми, я хочу знать, что с тобой происходит.
– О чем ты?
Он никогда ее не бил, но сейчас едва удержался, чтобы не ударить по этому дышащему притворным неведением лицу. Он просто крепко сжал ее руку, и все же не так крепко, как хотел.
– Я устал от этой игры. Устал уже много недель назад. Сегодня мы с этим покончим.
– Игры?
– Твоей игры в тайны.
– У меня нет никаких тайн.
– Не… – Никакого крика, одернул он себя и начал снова:
– Не лги мне.
– Я не лгу.
Он посмотрел на нее долгим, испытующим взглядом.
– Ты снова хочешь убежать?
– Нет!
– Предупреждаю: даже не пытайся. Я простил один раз. Больше этого не повторится.
Она опустила глаза, но он сжал пальцами ее подбородок и поднял кверху. Провел большим пальцем по ее губам.
– Я захотел тебя с первой минуты, как только увидел. Я мог взять тебя прямо тогда. Но я был терпелив. Я не сделал того, на что имел полное право. Так? Отвечай.
– Не сделал.
– Я мог взять тебя прямо тогда, но не взял. Даже когда ты стала достаточно взрослой, я сначала женился на тебе, хотя не должен был. Ты когда-нибудь задумывалась, что было бы с тобой, стащи ты у кого-то другого в тот день, а, Реми? Кем бы ты стала, если б я не оказался таким снисходительным и понимающим?
– Я не знаю.
– Знаешь, – прошептал Пинки, погладив ее по щеке. – Ты стала бы шлюхой, как твоя мать. Слезы заструились по ее лицу.
– Нет. Не стала бы.