Нет, морской министр Италии не был однофамильцем и тезкой дуче — просто дуче занимал «по совместительству» и этот пост, совмещая его с постом премьер-министра.
Так вот, в этом докладе сообщалось:
«Если для Японии открытым врагом является правительство Чан Кайши, то врагом № 1, врагом, с которым никогда не сможет быть ни перемирия, ни компромиссов, является для нее Россия…
Япония знает, что за спиной Чан Кайши— длинная красная рука. Победа над Чан Кайши не имела бы никакого значения, если бы Япония оказалась не в состоянии преградить путь России, отбросить ее назад, очистить раз и навсегда Дальний Восток от большевистского влияния.
Коммунистическая идеология, естественно, объявлена в Японии вне закона… Маньчжоу-Го было организовано как исходная база для нападения на Россию. Недавно принятая грандиозная программа расширения вооружений имеет явной целью в том, что касается армии, привести ее в такое состояние, чтобы она могла вести войну на два фронта, т. е. в Китае и против России».
Как показали уже ближайшие события, Джорджис в своих оценках очень ошибался. И перемирие с Россией Японии вскоре пришлось заключать, и даже пойти на такой компромисс, как собственный Пакт с Россией 1941 года о нейтралитете.
Однако оценки итальянца точно выявляли ведущую тенденцию, и если они разошлись с действительностью, то прежде всего потому, что очень уж эта тенденция шла вразрез с реальностью.
И хотя в Японии это признавал мало кто, линия на вражду с СССР противоречила верно понятым национальным интересам Японии.
ФОРМАЛЬНО претензии к Монголии по разграничению границы в районе реки Халхин-Гол предъявляло Маньчжоу-Го, не признавая прав монголов на восточный берег реки. Именно за этим берегом находилась вошедшая в историю застава Номон-Кан-Бурд-Обо…
Еще с 1938 года на территорию МНР из-под Читы была переброшена советская 36-я стрелковая дивизия в составе трех стрелковых и одного артиллерийского полка. Леса для обустройства жилья не было, и на окраине Улан-Батора появился военный «копай-городок».
Пришла зима, за ней весенние дожди, а там — и весенняя жара.
28 мая японские силы в количестве 1500 штыков, 1000 сабель, до 75 ручных и станковых пулеметов, 12 орудий, 6—8 бронемашин и 40 самолетов атаковали 15-й монгольский кавалерийский полк и немногочисленные наши сторожевые заставы на восточном берегу реки, вскоре ставшей знаменитой.
И развернулись трехмесячные «монгольские» бои, начало которым положил двухдневный бой с наступающими японцами 149-го мотострелкового полка майора Ивана Михайловича Ремезова.
Полк перебросили к реке на автомашинах, и он «с колес» сразу пошел в атаку…
Тактический успех был достигнут, а вот стратегический… Над командирами типа Ремезова стояли такие командиры, что о стратегическом успехе говорить было сложно…
Высшее командование на театре военных действий осуществлял в виде «общего вмешательства в дела подчиненных» командарм Григорий Штерн, находившийся от места боев более чем далеко.
Командир дислоцированного в Монголии 57-го особого корпуса комдив Фекленко тоже не рвался на передовые позиции, устроившись в Тамцак-Булаке за 120 километров от фронта. И 2 июня нарком обороны Ворошилов направил в Монголию — разобраться на месте —динамичного заместителя командующего войсками Белорусского военного округа комдива Георгия Жукова.
5 июня Жуков был в Тамцак-Булаке.
— Не далеко ли от войск забрались? — поинтересовался он у командира особого корпуса.
— Да, сидим далековато. — согласился Фекленко. — Но район событий не подготовлен в оперативном отношении.
— И что будем делать?
— Думаю послать за лесоматериалами…
— А может, съездим на передовую? — предложил Жуков комдиву.
— Сижу на проводе, в любой момент может вызвать Москва… Пусть вот комиссар съездит.
И Жуков отправился в путь в компании комиссара корпуса — полкового (и толкового) комиссара Никишева. Через день они возвратились, и вскоре по приказу Ворошилова Фекленко был заменен Жуковым.
Ожесточение боев и их масштаб возрастали, японцы разворачивали в зоне боев 6-ю армию генерала Огису Риппо. Расчет был на то, чтобы к осени с русскими (или если желается, с «монголами») покончить, обеспечив решительный перелом к середине июля. Бактериологи их лабораторий № 11 и № 731 химических войск Квантунской армии заразили воды Халхин-Гола бациллами тифа, паратифа и дизентерии.
3 июля японцы захватили господствующую гору Баин-Цаган.
Июльские бои были для нас тяжелыми.
8 июля погиб командир 149-го стрелкового полка Иван Ремезов. 12 июля легендарный комбриг 11-й танковой бригады Михаил Павлович Яковлев, чей танк был подбит, поднял в атаку залегших пехотинцев и тоже погиб в рукопашной схватке. На его теле санитары насчитали семь ран, две из них — смертельные.
В целом в июле ни мы, ни японцы оснований для ликования не имели, хотя положение последних было лучшим — сказывался некоторый их перевес.
15 июля была образована 1-я армейская группа под командованием уже комкора Жукова. Приближался финал, но он оказался отнюдь не таким, как обещал генерал Огису Риппо иностранным корреспондентам, подвезенным японцами в район боев.
РИППО уверял в скорой победе европейцев. А самого Риппо уверял в том же Генрих Самойлович Люшков— фигура в маньчжурской ситуации любопытная…
1900-го года рождения, уроженец Одессы, сын портного, в 1916 году— конторщик, он сделал в советское время быструю и блестящую карьеру: в 1917 году— красногвардеец в Одессе, в 1919-м — начальник политотдела бригады, в 1924-м — начальник Проскуровского окружного отдела ГПУ, в 1930-м — начальник Секретно-политического отдела (СПО) ГПУ Украины…
18 августа 1931 года его переводят в Москву в центральный аппарат ОГПУ—НКВД, где он долгое время был заместителем начальника СПО Главного управления государственной безопасности НКВД СССР.
В первой половине тридцатых годов на протоколах допросов троцкистов часто стояла и его подпись.
31 июля 1937 года Люшкова назначают начальником Управления НКВД по Дальневосточному краю, и в том же году он избирается в депутаты Верховного Совета СССР.
Сочный полнощекий брюнет с завитой роскошной шевелюрой, с фатовскими усиками, он уже давно был предан одному лишь идеалу — самому себе. Такие легко «ловятся на крючок» и еще легче становятся предателями.
Стал им и Люшков. Подцепили его, похоже, русские белоэмигранты-контрразведчики. Во всяком случае, уже 1 мая 1938 года агенты бывшего подполковника русской армии Владимира «осьмина— колчаковского генерал-лейтенанта, с 1932 года сотрудничавшего с японцами, по совету Люшкова организовали распространение на первомайской демонстрации в Чите антисталинских листовок.
А 13 (надо же!) июня 1938 года бывший одессит ушел в Маньчжоу-Го… И уже накануне событий у озера Хасан вскрыл для Квантунской армии систему охраны государственной границы в этом районе.
Рассказал он все, что знал (а знал он по положению на июнь 38-го года все), и о ситуации в Монголии. Но Люшков очень хотел понравиться, а расхваливая Красную Армию перед японскими генералами, он этого добился бы вряд ли… Поэтому он перед ними ее хаял, что осторожности командованию 6-й армии не прибавляло…
Они, как уже было сказано, хвалились победами заранее и заблаговременно готовили почву для соответствующих публикаций за рубежом.
Итоги июльских боев они подавали как «победу», и в период с 3 по 15 июля Риппо пригласил в район боевых действий первую группу журналистов.