– Но с возрастом, с мужем или без него, женщина приобретает уважение племени. – И Веллингтон подмигнул мне.
– А можно мне переехать туда? – угрюмо осведомилась я.
– Не уверен, что вам понравится, как у нас пахнут стены, – засмеялся Веллингтон.
Мне удалось подловить в дальнем углу папу; я прошептала:
– Как дела?
– Ты знаешь, неплохо; он, кажется, славный парень. А мы можем взять с собой напитки?
Второе действие превратилось в кошмар. Происходившее на сцене жуткое веселье расплывалось у меня перед глазами, а в мозгах возник ужасный эффект снежного кома и образы Ребекки, Гари, вибраторов и ночных рубашек, закрутившиеся у меня в голове, становились все более трагическими. К счастью, шумная толпа – все вываливались из фойе и кричали, видимо от восторга, – мешала разговору до тех пор, пока мы все не загрузились в «рейндж ровер» Джеффри и Юны. Сама она сидела за рулем, Джеффри – на переднем сиденье, папа, весело хихикая, устроился у нас в ногах, а я оказалась зажатой на заднем сиденье, между мамой и Веллингтоном. И тут случилось нечто потрясающее, невероятное: мама водрузила на нос огромные очки в золотой оправе.
– Не знала, что ты носишь очки, – поразилась я этому нехарактерному для неё шагу к признанию процесса старения.
– Я не ношу очки! – весело откликнулась мама. – Обрати внимание на тот знак перехода, Юна.
– Но ты же в них! – настаивала я.
– Нет-нет-нет! Надеваю, только когда веду машину.
– Но ты не ведёшь машину.
– Нет, ведёт, – уныло хмыкнул папа. Мама как раз кричала:
– Смотри на того полицейского, Юна! Он регулирует!
– Это не Марк там? – вдруг проговорила Юна. – А я думала, он работает.
– Где? – тут же отреагировала мама.
– Вон там, – показала Юна. – Да, кстати, я говорила тебе, что Оливия и Роджер уехали в Гималаи? Наверно, везде уже валяется туалетная бумага – по всему Эвересту.
Перевожу взгляд туда, куда направлен палец Юны: Марк, в темно-синем пальто и белоснежной полурасстёгнутой рубашке, вылезает из такси. Как при замедленной съёмке выплывает следующий кадр: с заднего сиденья машины выпархивает женщина – высокая, стройная, длинные светлые волосы – и хохочет ему прямо в лицо. Ребекка…
Уровень невыносимости пыток, развернувшихся в «рейндж ровере», оказался невероятен – мама и Юна исполняются негодованием от моего имени:
– Ну-у, я считаю – это просто отвратительно! С другой женщиной, в пятницу вечером, а ведь сказал, что работает! У меня прямо руки чешутся позвонить Элейн и потребовать объяснений!
Пьяный Джеффри подвывает:
– Испаряются! Тю-тю-у-у!
А папа пытается всех успокоить. Молчим только мы с Веллингтоном. Не произнеся ни единого слова он берёт меня за руку и держит – спокойно и крепко.
Когда подъехали к моему дому, Веллингтон вылез из машины, чтобы выпустить меня, под журчащую беседу:
– Что ж! Кажется, первая жена от него ушла?
– Точно, нет дыма без огня.
– В темноте камень можно принять за быка, – шепнул Веллингтон. – При свете всё становится на свои места.
– Спасибо, – растроганно поблагодарила я и поковыляла домой, ломая голову над тем, можно ли превратить Ребекку в быка и зажарить на костре так, чтобы не слишком надымить и не потревожить Скотланд-Ярд.
* * *
1 марта, суббота
22.00. Дома. Очень чёрный день. Джуд, Шез и я предприняли чрезвычайный поход по магазинам, а затем все вместе приехали ко мне подготовиться к вечеринке в городе, которую подруги придумали, чтобы я как-то развеялась. К 20.00 мы уже порядком приняли.
– Марк Дарси – голубой! – объявила Джуд.
– Конечно, голубой! – прорычала Шеззер, готовя очередные порции «Кровавых Мери».
– Вы правда так думаете? – оживилась я, почувствовав облегчение при этой ужасной, но всё же успокаивающей мысли.
– Ну ты же застала парня в его постели! – убеждала меня Шез.
– Ну кто ещё куда-нибудь пойдет с такой уродливой дылдой, как Ребекка, без всяких понятий о женской дружбе, без груди и задницы, – только виртуальный мужчина, подключилась Джуд.
– Бридж, – заметила Шез, глядя на меня снизу вверх пьяными глазами, – господи, ты знаешь что? Если посмотреть на тебя под таким углом, у тебя настоящий двойной подбородок.
– Спасибо, – сухо поблагодарила я, наливая себе очередной стакан вина, и включила запись автоответчика.
Джуд и Шез заткнули уши ладонями.
«Привет, Бриджит! Это Марк. Ты не отвечаешь на мои звонки. Я думаю, что бы ни… на самом деле… Мы… по крайней мере мне так казалось… – я обязан быть тебе другом, поэтому надеюсь, ты… мы… О боже, ладно, позвони мне как-нибудь поскорее. Если хочешь».
– По-моему, он совершенно обнаглел, – проворчала Джуд. – Как будто он тут ни при чём, когда удирает с Ребеккой. Теперь тебе непременно надо устраниться. Слушайте, мы идем на вечеринку или нет?
– Р-р-р… Штоон, чрт взьми, о себе думает?.. – выговаривала Шез.
– Он тебе обязан! Скжжи ему: «Милый, мне в жизни не нужнникто только птому, што он мне обязан».
В этот момент зазвонил телефон.
– Привет!
Марк! В сердце мне очень некстати хлынула мощная волна любви.
– Привет! – с готовностью отозвалась я и обернулась к подругам, беззвучно прошептав: – Это он!
– Ты слышала своё сообщение? То есть моё сообщение? – спросил Марк.
Шеззер дёргала меня за ногу, бешено шепча:
– Скажи ему, давай!..
– Да, – высокомерно ответила я. – Но я его прослушала через несколько минут после того, как увидела, что ты выходишь из такси с Ребеккой – вечером, в одиннадцать часов, – и не была особо расположена к шуткам.
Шез взмахнула в воздухе кулаком с беззвучным криком: «Йес-с-с!», а Джуд зажала ей рот ладонью, показала мне оба больших пальца и потянулась за шардонне.
На том конце провода повисла тишина.
– Бридж, почему ты всегда так спешишь делать выводы?
Повременила с ответом.
– Он говорит, что я спешу делать выводы, – зашептала я, зажав трубку рукой.
Разъярённая Шез нанесла в воздухе удар по воображаемой цели.
– Спешу делать выводы? – говорю я Марку. – Ребекка вот уже месяц разыгрывает для тебя целый спектакль, ты бросаешь меня за то, чего я не совершала, и следующее, что я вижу, – ты выходишь из такси с Ребеккой…
– Но я не виноват, я могу объяснить, и прямо перед этим я звонил тебе.
– Да – сказать, что обязан быть мне другом.
– Но…
– Давай! – шепнула Шеззер. Делаю глубокий вдох.
– Ты мне обязан? Милый…
Джуд с Шеззер в экстазе заключили друг друга в объятия.
– Милый, я почти вылитая Линда Фьорентино в «Последнем соблазне». – Мне в жизни не нужен кто-то только потому, что он обязан, – уверенно продолжала я. – У меня самые лучшие, самые понимающие, мудрые, остроумные, заботливые, надёжные друзья в мире. И если бы мне пришлось быть твоим другом после того, как ты так со мной обошёлся…
– Но… как? – В голосе Марка слышалась боль.
– И я всё равно осталась бы твоим другом… – Я начинала путаться.
– Давай-давай! – подбодрила меня Шез.
– …Тебе бы по-настоящему повезло.
– Хорошо, ты достаточно сказала, – отозвался Марк. – Если не хочешь, чтобы я всё объяснил, не стану донимать тебя звонками. До свидания, Бриджит.
Ошеломлённо кладу трубку и оглядываюсь на подруг. Шерон лежит на ковре, победно размахивая сигаретой, а Джуд глотает шардонне прямо из бутылки. Внезапно у меня появляется кошмарное чувство, что я совершила ужаснейшую ошибку…
Через десять минут раздался звонок в дверь; бегу к домофону.
– Можно войти? – слышится приглушённый мужской голос. Марк!
– Конечно! – с облегчением киваю и поворачиваюсь к Джуд и Шез. – Не обидитесь, если я попрошу вас… это… посидеть в спальне?
Они уже сердито поднимались с пола, когда дверь открылась, только за ней оказался не Марк, а Том.
– Бриджит! Ты так похудела! – воскликнул он. – О боже! – и плюхнулся за кухонный стол. – О боже! Жизнь – дерьмо, жизнь – сказка, придуманная циничным…
– Том, – перебила его Шеззер, – у нас тут свой разговор.
– И никто из нас не видел тебя, чёрт возьми, несколько недель, – очень обиженно пробормотала Джуд.
– Разговор? Не про меня? А о чём ещё можно разговаривать? О боже, чёртов Джером, чёртов, чёртов Джером!
– Джером? – в ужасе спросила я. – Претенциозный Джером? Я думала, ты навсегда вычеркнул его из своей жизни.
– Он оставил на автоответчике столько сообщений, пока я ездил в Сан-Франциско, – оправдывался Том. – Ну и мы стали встречаться, а сегодня я всего лишь намекнул, что не прочь снова с ним сойтись, ну, пытался заигрывать, а Джером сказал, он сказал… – Том сердито потёр глаз, – что я ему не нравлюсь.
Все поражённо замолчали. Претенциозный Джером совершил мерзкое, эгоистичное, непростительное, саморазрушительное преступление против всех законов любовной этики.
– Я непривлекательный, – в отчаянии жаловался Том. – Нет сомнений – я неудачник в любви.
Мы немедленно начали действовать. Джуд схватила шардонне, Шез обняла Тома, а я принесла стул, бубня:
– Это не так, это не так…
– Почему тогда он это сказал? Почему, а – вдруг? Почему-у-у?
– Всё совершенно ясно, – успокаивала Джуд Тома, протягивая ему стакан. – Всё потому, что Претенциозный Джером – натурал.
– Натурально натурал! – поддакнула Шез. – Я знала, что этот парень не гей, с тех пор как впервые его увидела.
– Натурал, – согласно захихикала Джуд, – натурал, как самый натуральный, натуральный… член.
5. Мистер Дарси, мистер Дарси
2 марта, воскресенье
5.00. Ахх! Только что вспомнила, что случилось.
5.03. Зачем я это сделала? Зачем? Зачем? Как бы мне снова заснуть или уже встать.
5.30. Странно, как быстро летит время, когда у тебя похмелье. Это потому, что в голове так мало мыслей, – в точности наоборот происходит, когда люди постепенно напиваются: перед ними вспышками мелькает вся жизнь, и кажется, будто каждый миг длится вечность, потому что очень много мыслей.
6.00. Ну вот, так и прошло полчаса – ведь у меня не было ни одной мысли. Уф, жутко болит голова. О боже, надеюсь, вчера меня не стошнило на пиджак.
7.00. Проблема вот в чём: никто не говорит, что произойдет, если выпьешь больше двух порций в день или, вернее, целую недельную норму алкоголя за один вечер. Значит ли это, что у тебя будет багровая рожа и нос крючком, как у гнома, или что ты алкоголик? Но в таком случае все на вчерашней вечеринке – алкоголики. Учитывая, что те немногие, кто не пил, как раз алкоголики. Хмм…
7.30. Может, я беременна и тогда навредила ребёнку алкоголем? Хотя нет. Не беременна – у меня только что кончились месячные, и я никогда больше не буду спать с Марком. Никогда. Никогда.
8.00. Хуже всего остаться посреди ночи одной, когда не с кем поговорить и не у кого спросить, насколько я пьяна. Продолжаю постепенно припоминать все те ужасные вещи, которые я наговорила. Ох нет! Только что вспомнила, что дала нищему 50 пенсов, а он, вместо того чтобы сказать «спасибо», заметил: «Где ж это ты так набралась?» А ещё вдруг вспомнила, как мама в детстве говорила: «Нет ничего хуже пьяной женщины». Я похожа на опустившуюся шлюху из «Ятс Вайн Лодж». Надо ещё поспать.
10.15. Теперь уже немного лучше. Может быть, похмелье прошло? Думаю, стоит открыть занавески. Га-а-а-а! Совершенно неестественно – чтобы солнце с утра так ярко светило.
10.30. Так. Через минуту иду в спортзал и больше никогда не буду пить, а следовательно, сейчас идеальный момент для начала диеты по Скаредейлу. И значит, то, что произошло вчера, оч. хор., поскольку это начало абсолютно новой жизни. Ура! Люди будут говорить… О-о-ох, телефон!
11.15. Это была Шеззер.
– Бридж, я что, правда вчера была такой пьяной и ужасной?
Сейчас я вообще не могла её вспомнить.
– Нет, конечно, нет! – деликатно заверила я, чтобы успокоить Шеззер; уверена: была бы действительно сильно пьяна – запомнила бы это; собралась с духом и спросила:
– А я?
В ответ – молчание.
– Нет, ты была прелесть, – правда, очень мила. Ну вот, всё это просто похмельная паранойя. О-о-ох, телефон! Может быть, он… Оказалось – мама.
– Как, Бриджит, ты всё ещё дома? Ты же должна быть здесь через час! Папа взбивает «Аляску»!
11.30. Чёрт, чёрт. В пятницу вечером мама приглашала меня на обед, а у меня сначала не было сил спорить, а потом я слишком напилась, чтобы помнить об этом. Не могу сейчас ехать. Или могу? Так, вот что надо сделать: сохранять спокойствие и поесть фруктов – с помощью ферментов выводятся из организма токсичные вещества, и всё будет в порядке. Сейчас съем кусочек, постараюсь удержать его внутри и перезвоню маме, когда выберусь из Страны Колебаний.
Аргументы «за»
Проверю, действительно ли с Веллингтоном не обращаются таким образом, что это заинтересовало бы Комитет расового равенства. Поговорю с папой. Побуду хорошей дочерью.
Не придётся огорчать маму.
Аргументы «против»
Подвергнусь мукам и пыткам из-за происшествия
с Марком/Ребеккой.
Меня может стошнить прямо на стол.
Снова телефон… Только бы не мама.
– Как голова? – раздался голос Тома.
– Прекрасно! – бодро воскликнула я дрожащим голосом и покраснела. – А что?
– Ну… ты вчера вечером была куда как хороша.
– Шеззер сказала, что нет.
– Бриджит, – вздохнул Том, – Шеззер там не присутствовала. Пошла в «Мет-бар» встречаться с Саймоном. Из всего этого я делаю вывод, что она находилась в таком же состоянии.
* * *
3 марта, понедельник
131 фунт (ужасное, резкое образование жира в результате просаленного воскресного обеда у родителей); сигарет – 17 (аварийное положение); происшествий во время родительского обеда, доказывающих, что в жизни есть ещё какой-то здравый смысл или реальность, – 0.
8.00. Похмелье наконец начинает отпускать. С огромным облегчением вернулась домой, где чувствую себя взрослой хозяйкой замка, а не пешкой в чужих играх. Вчера решила, что отвертеться от маминого обеда нет никакой возможности, но всю дорогу в Графтон Андервуд боролась с постоянными приступами тошноты. Деревня показалась мне неестественно идиллической – отделана нарциссами, оранжереями, утками и т.д. Люди кругом подстригали кусты, как будто жизнь простая и мирная, никаких катастроф нет и в помине и Бог существует.
– О, привет, дорогая! Хакуна матата! Я только что из магазина. – И мама затолкала меня на кухню. – Кончились бобы! Сейчас, только прослушаю автоответчик.
В отвратительном состоянии присела: автоответчик орёт, мама грохочет вокруг, включая разные приспособления – они перемалывают мне мозги и визжат у меня в голове, которая и так раскалывается.
– Пэм, – послышалось из автоответчика, – это Пенни. Знаешь парня, который живёт за углом, у гаража? Так вот, он покончил с собой – из-за шума от этих охотников на голубей. Прочитала в «Кеттеринг игзэ-минер». Да, и хотела спросить: можно Мёрл положит тебе в морозильник пару дюжин пирожков с фаршем, пока они не установят газовую плиту?
– Привет, Пэм! Марго! Опять попрошайничаю! Не дашь шестидюймовый круглый шведский противень на двадцать первый день рождения Алисой?
Бешеным взором оглядываю кухню, сходя с ума от мысли, сколько разных миров можно открыть, проиграв чью-нибудь пленку на автоответчике. Может, кому-нибудь стоит сделать это на инсталляции в «Саачи-гэлери»? Мама тем временем гремит чем-то в кухонных шкафах, а затем набирает номер.
– Марго, Пэм. У меня есть губчатый овальный противень, подойдёт? Ну тогда возьми йоркширский противень для пудинга и постели на дно кальку.
– Привет, привет, бом-ди-бом-бом! – На кухню забрёл папа. – Кто-нибудь знает почтовый индекс Бартон Сигрейв? Может, КТ4 ХС или L? А, Бриджит, добро пожаловать в наши траншеи! На кухне третья мировая война, Маугли играет в саду.
– Колин, будь добр, вылей масло из сковороды для чипсов! – скомандовала мама. – Джеффри говорит, после того как его сильно нагреваешь десять раз, надо выбрасывать. Кстати, Бриджит, я купила тебе тальк. – И мама протянула мне белоснежную коробочку от Ярдли с золотой крышечкой.