Я схватился за онемевшие от боли пальцы и с изумлением спросил:
- А что я сделал?
- Погляди-ка на пол.
Я поглядел - пол был усыпан крошками грецких орехов, их растоптали ногами, и на чистых, белых досках темнели жирные пятна. Я сразу понял, что орехи грыз мальчишка, который сидел впереди меня, мои-то орехи лежали у меня в кармане, я еще ни одного не разгрыз.
- Но это не я.
- Как ты посмел есть в классе? - спросила она.
- Я не ел, - возразил я.
- Не лги! Здесь не просто школа, здесь святой дом божий! - крикнула она, пылая негодованием.
- Тетя Эдди, мои орехи вот они, в кармане...
- Меня зовут мисс Уилсон! - взвизгнула она.
Я молча глядел на нее - наконец-то до меня дошло, что ее бесит. Она несколько раз предупреждала меня, чтобы в школе я называл ее мисс Уилсон, и я почти всегда так к ней и обращался. Она боялась, что, если я назову ее "тетя Эдди", это подорвет дисциплину. Все до единого ребята знали, что она моя тетка, многие познакомились с ней задолго до меня.
- Извините, - сказал я, отвернулся и открыл книгу.
- Ричард, встань!
Я не шевельнулся. В классе воцарилась напряженная тишина. Мои пальцы вцепились в книгу, я знал, что все ребята смотрят на меня. Это не я грыз орехи, я назвал ее "тетя Эдди" нечаянно и за свой промах извинился, зачем же делать из меня козла отпущения? И потом, я ждал, что сидящий впереди мальчишка придумает что-нибудь и спасет меня, ведь виноват-то он.
- Встань, я сказала! - крикнула она.
Я сидел, не поднимая глаз от книги. Она схватила меня за шиворот и рванула из-за парты так, что я отлетел в угол.
- Я с тобой разговариваю! - в бешенстве закричала она.
Я выпрямился и посмотрел на нее, в глазах моих была ненависть.
- Не смей так глядеть на меня!
- Это не я насорил на пол!
- А кто?
Уличный кодекс чести, который я так хорошо усвоил, поставил меня в трудное положение. Я никогда ни на кого не ябедничал, сейчас я надеялся, что мой сосед придет мне на помощь, солжет, извинится, сделает хоть что-нибудь и выручит меня. Сколько раз я из дружбы брал на себя чужую вину, сколько раз ребята в нашей компании принимали побои друг за друга. А этот благочестивый отрок, видно, с помощью божией проглотил язык.
- Не знаю, - наконец произнес я.
- Подойди к столу.
Я медленно приблизился, думая, что сейчас она начнет перепиливать меня пополам проповедью, и вдруг вижу: она идет в угол, берет длинный, гибкий, зеленый прут и направляется ко мне. Сердце у меня заколотилось, я разозлился и закричал:
- Это не я, я ничего не сделал!
Она размахнулась стегнуть меня, но я отскочил.
- Стой на месте, тебе говорю! - прорычала она, перекосившись и вся трясясь от бешенства.
Я сдался, меня доконала не тетя Эдди, а богобоязненный отрок, который сидел впереди меня.
- Протяни руку!
Я протянул руку и дал себе клятву, что никогда в жизни больше не позволю чинить над собой такую несправедливость и буду защищать себя любой ценой. Тетя Эдди хлестала меня по ладони, пока та не посинела и не распухла, до кровавых рубцов секла по голым ногам. Я сжал зубы и не издал ни единого стона. Она положила прут на стол, а я все не убирал руку пусть видит, что ее побои меня не трогают, - и в упор, не мигая, смотрел ей в глаза.
- Опусти руку и иди на место, - приказала она.
Я лихо повернулся на каблуках и пошел, ладонь и ноги у меня горели, весь я был как натянутая струна, глаза застилал туман ярости.
- Не радуйся, это еще не все! - крикнула она мне вслед.
Вот этого ей не следовало говорить. Какая-то сила крутанула меня к ней, я в изумлении уставился на нее.
- Не все? - повторил я. - Да что я тебе сделал-то?
- Молчать! - завизжала она.
Я сел. Одно я знал твердо: больше я ей себя бить не позволю. Меня не раз секли без всякой пощады, но я почти всегда знал, что в общем-то заслужил порку, провинился и получаю за дело.
Сейчас я впервые в жизни почувствовал себя взрослым, я знал, что меня наказали несправедливо. Неужели мое присутствие до такой степени лишает тетю Эдди уверенности, неужели ей понадобилось публично наказать меня, чтобы утвердить в глазах учеников свой авторитет? Весь день я придумывал предлог бросить школу.
Как только тетя Эдди вернулась домой - я пришел из школы раньше, - она позвала меня в кухню. Я вошел и увидел, что она опять держит в руках розгу. Я подобрался, как зверь перед прыжком.
- Ну уж нет, больше я тебе не дамся! - сказал я.
- Я научу тебя приличному поведению! - пообещала она.
Я стоял и боролся с самим собой, боролся не на жизнь, а на смерть. Наверное, мое бесприютное детство, наши бесконечные скитания из города в город, жестокость, которую мне довелось испытать, не прошли даром, мне хотелось броситься к кухонному столу, схватить нож и защищаться, я с трудом подавил это желание. Ведь женщина, которая стоит передо мной, - моя родная тетя, сестра моей матери, дочь моей бабушки, в наших жилах течет одна кровь, в ее поступках я часто смутно узнаю себя, в ее речи слышу свои интонации. Я не хотел с ней драться и не хотел, чтобы она била меня за поступки, которых я не совершал.
- Ты просто злишься на меня неизвестно за что! - крикнул я.
- Не смей говорить, что я злюсь!
- Разве тебе что-нибудь объяснишь, ты же все равно ничему не веришь, только злиться умеешь!
- Не смей так со мной разговаривать!
- А как мне с тобой разговаривать? Тебе показалось, будто это я насорил орехами, и ты высекла меня, а насорил-то совсем не я!
- А кто?
Мы сейчас были с ней один на один, она довела меня до отчаяния, и я, махнув рукой на свои высокие принципы, запрещающие выдавать товарища, назвал ей имя провинившегося мальчишки, да он и не заслужил, чтобы его щадили.
- Почему же ты мне не сказал раньше? - спросила она.
- Не люблю ябедничать.
- Ага, значит, ты солгал?!
Я не стал отвечать - разве она поймет, что такое для меня законы мальчишеской чести?
- Протяни руку!
- Ты что, опять хочешь меня бить?! Ведь это не я!
- Я высеку тебя за ложь!
- Посмей только тронуть! Дам сдачи!
Миг нерешительности - и она хлестнула меня прутом. Я отпрыгнул в угол, она за мной и как огреет по лицу. Я с воплем подскочил, метнулся мимо нее к столу и дернул ящик, он с оглушительным грохотом шваркнулся на пол. Схватив нож, я встал в стойку.
- Смотри, я тебя предупреждал! - крикнул я.
- Брось нож!
- Не трогай меня, зарежу!
Она заколебалась, потом отбросила сомнения и пошла на меня. Я бросился на нее с ножом, она схватила меня за руку и вывернула ее, чтобы я выпустил нож. Я подставил ей подножку и толкнул, мы оба упали. Она была крепче меня, а мои силы с каждой минутой иссякали. Она все пыталась вырвать у меня нож, по лицу ее я видел: если она его отнимет, то не колеблясь пустит в ход, и укусил ее за руку. Мы катались по полу, вцепившись друг в друга, как враги в смертельной схватке, царапались, лягались.
- Пусти! - вопил я что было мочи.
- Нож отдай, слышишь!
- Пусти, убью!
Вбежала бабушка и остановилась посреди кухни, точно громом пораженная.
- Эдди, что ты делаешь?
- У него нож! - хрипела тетя Эдди. - Скажи, чтоб бросил!
- Ричард, брось нож! - закричала бабушка.
К двери приковыляла мать.
- Ричард, перестань! - крикнула она.
- Не перестану! Я не позволю ей меня бить!
- Эдди, отпусти моего сына, - приказала мать.
Тетя Эдди медленно встала, не сводя глаз с ножа, повернулась к двери, распахнула ее пинком и вышла.
- Отдай мне нож, Ричард, - сказала мать.
- Мама, но ведь она меня изобьет! А я не виноват! Делайте со мной что хотите, я ей не дамся!
- Ты погиб, Ричард, ты погиб, погиб! - зарыдала бабушка.
Я хотел рассказать им, как было дело, но ни та, ни другая не слушали.