Двенадцать лет назад, когда я впервые попала в Нью-Йорк, он стал моим наставником. Это был очень скрытный человек, обладавший тысячей талантов. И хотя мне как никому иному предоставилась возможность познать его, все, что я могла о нем сказать, уложилось бы в десяток-другой фраз. Несмотря на то, что мы уже много лет не виделись, лишь изредка обмениваясь весточками, он сыграл огромную роль не только в выборе моего жизненного пути, но и наравне с Биби в установлении основных жизненных принципов. Звали этого человека доктор Золтан Тор.
Каждому программисту знакомо его имя; ведь Тор создал многоканальную схему и написал несколько работ по теории коммуникаций. Он был очень известен, и молодое поколение, изучавшее его работы, могло подумать, что этот авторитет давно умер. На самом же деле он пребывал в добром здравии, и ему не было и сорока.
А теперь, когда он позвонил после стольких-то лет, долго ли осталось пребывать в добром здравии мне? Если уж Тор решился вмешаться в мою жизнь, стало быть, я в беде. «Нет, пожалуй, „беда“ здесь не очень подходит, правильнее было бы сказать об опасности, которая меня подстерегала», — думала я, выходя из душа.
Среди бесчисленных талантов Тора было и его увлечение криптографией [4] . Он даже написал по этому поводу книгу, которую включили в список обязательного чтения для агентов ФБР, имеющих отношение к компьютерам. И я очень нервничала, поскольку именно в этой книге описывались различные способы проникновения в компьютерные коды, «взлом», кража информации, а также способы борьбы с подобного рода диверсиями.
Почему же Тор-Туринг позвонил мне? Как он догадался, какого рода «расследование» я начала прошлой ночью? Разве что ему удалось на расстоянии в три тысячи миль прочесть мои мысли и понять, что я собираюсь предпринять в ближайшее время. И я решила как можно скорее постараться разузнать, что думает он по поводу моей затеи.
Прежде всего нужно было его разыскать. А это непросто, ведь речь шла о человеке, презиравшем, телефонные номера и почтовые адреса настолько, что очень редко звонил и никогда не отправлял писем от своего имени.
Тор должен был иметь связи с командой, которая занималась его финансовыми делами, так называемой «Дельфийской группой», несомненно, по аналогии с оракулом, но их номер не значился в телефонной книге Манхэттена. Ну, да у меня-то он был.
Однако не следовало забывать, что Тор никогда не появлялся в своем офисе, а если туда и удастся дозвониться, то можно было нарваться на весьма странный ответ. И все же я попыталась.
— Дельфийцы, — проквакало в трубке. Эти ребята явно не отличались разговорчивостью.
— Мне нужно связаться с доктором Золтаном Тором. Он случайно не находится по этому номеру? — спросила я. — Сожалею, — отвечали мне голосом, в котором сожаления я и не почувствовала, — вы набрали неверный номер. Пожалуйста, проверьте ваши данные. — Ну прямо ЦРУ какое-то.
— Ну, а если у вас появится кто-нибудь с похожим именем, вы передадите ему мою просьбу? — теряя терпение, спросила я.
— О какой просьбе идет речь?
— Пусть позвонит Верити Бэнкс, — рявкнула я и бросила трубку, пока мне не предложили повторить по буквам свое имя.
Завеса секретности, оказавшаяся намного плотнее, чем завеса системы безопасности в международных банковских связях, раздражала меня не меньше, чем десять лет назад раздражало его постоянное вмешательство в мою жизнь.
Как бы то ни было, у меня накопилось много работы, и я должна ею заниматься. Часы показывали девять, когда, одевшись, я спустилась на улицу и направила свой потрепанный «БМВ» в густой смог, окутывавший Сан-Франциско. Банкир отправился на работу.
Я обычно поднималась с первыми лучами зари, но в зимние месяцы эта самая заря занимается не раньше половины девятого. И все же меня не покидало странное ощущение: как бы поздно ни начался нынешний день, он обещал быть бесконечно долгим.
Как правило, у профессионального банкира имеется не меньше разного рода консультантов, чем язв у прокаженного. Всемирный банк содержал армию экспертов, которые объясняли нам, как мы должны распределять свое время и организовывать работу, а также как должны заботиться об окружающей нас обстановке. Я никогда не обращалась ни к одному из них.
К примеру, меня совершенно не интересовали исследования, с помощью которых доказывалось, что серые фланелевые костюмы создают некую ауру власти и благополучия. Я же предпочитала одеваться так, чтобы выглядеть владелицей данного банка, лишь на минутку заглянувшую сюда поинтересоваться, насколько в этом месяце возросли мои дивиденды.
И в это утро явилась в офис, завернутая в такое количество темно-синего шелка, что им можно было обшить турецкий диван. Мой туалет на первый взгляд выглядел как заурядная туника, но я не сомневалась, что над ним потрудились лучшие модельеры Милана. Пожалуй, им можно было бы так не стараться ради одного несчастного платья.
Выйдя из лифта, я заметила, как сотрудники банка сновали по коридору в привычных джинсах и кроссовках, а их майки украшали такие надписи, как «Приятного путешествия» или «Пейте пепси-колу».
Интерьер нашего тринадцатого этажа являлся, на мой взгляд, чем-то выдающимся. Этакое дьявольское порождение коллектива дизайнеров, по всеобщему мнению, призванное «создавать деловую атмосферу» и к тому же «стимулировать». Представьте себе холодные голубые стены… а на полу — пронзительно-оранжевый ковер. Насколько я могу судить, такое сочетание цветов могло простимулировать разве что шизофрению, но, с другой стороны, вся наша программистская братия слегка с приветом.
Итак, я благополучно дошла до своего кабинета и закрыла за собой дверь, пока мой секретарь Павел готовил мне кофе. Павел, высокий, красивый молодой человек с манерами главы дипломатической миссии, имел внешние данные для того, чтобы стать звездой экрана. Да он и в самом деле занимался ночами, желая стать актером. Служба в Бэнкс, как он говорил, давала ему богатую возможность изучить человеческую натуру в ее самых низменных, сугубо эмоциональных проявлениях.
Все, кому со мной приходилось сталкиваться по службе, были в курсе «правила двух чашек»: пока я не выпью две чашки кофе или не наступит десять часов утра — со мною невозможно общаться.
Павел тихонько вошел в мой кабинет с кофе и поставил поднос на стол передо мною.
— Чуть теплый, как вы любите, — заверил он. — У вас на сегодня намечено три совещания. Я сделал пометку на вашем календаре. И как насчет малого конференц-зала: вы все еще хотите занять его на четыре часа?
— Отмените совещания, — заявила я. И Павел уставился на меня удивленно. — А кофе я сегодня уже выпила столько, что мои почки заявляют протест. Киви уничтожил мою разработку вчера вечером. — Поскольку никому не было известно о предложенной работе в ФЭД, я предпочла об этом обстоятельстве умолчать.
— А я-то терялся в догадках, — едва слышно прошептал Павел, расправляя закатанные рукава своего пуловера. — Утром, войдя в кабинет, я нашел обрывки распечатки в вашей корзине для бумаг. — И он уселся напротив меня. Он выглядел озабоченным: подался вперед и уперся подбородком в ладони. Я не удержалась от улыбки. — И что вы теперь собираетесь делать? — поинтересовался он.
— Новую разработку, — отвечала я. — Принесите мне все распоряжения, постановления, правила, руководящие указания для нашего банка — все брошюрки, напечатанные красными чернилами.
Павел улыбнулся и направился к двери, по пути картинно взмахнув кулаком.