Мне сейчас вспомнилась одна женщина, которую я напутствовал... Она умирала и просила её причастить. Я сказал, что она должна исповедаться. Она исповедалась, и в конце я её спросил: "А скажите, не остается ли у вас на кого-нибудь злоба? Есть ли кто-нибудь, кого вы не можете простить?" Она ответила: "Да. Я всем прощаю, всех люблю, но своему зятю я не прощу ни в этом мире, ни в будущем!" Я сказал: "В таком случае я вам ни разрешительной молитвы не дам, ни причащения". - "Как же я умру не причащенной? Я погибну!.." Я ответил: "Да! Но вы уже погибли - от своих слов..." - "Я не могу так сразу простить..." - "Ну, тогда уходите из этой жизни непрощенной. Я сейчас уйду, вернусь через два часа. У вас впереди эти два часа для того, чтобы примириться - или не примириться. И просите Бога, чтобы за эти два часа вы не умерли". Я вернулся через два часа, и она мне сказала: "Знаете, когда вы ушли, я поняла, что со мной делается. Я вызвала зятя, он пришел, мы примирились". Я ей дал разрешительную молитву и причащение".
Мы пока что говорили о том, как священник приходит к умирающему христианину. Но бывают иные случаи, когда человек некрещеный, но чувствующий себя христианином в душе, перед лицом смерти хочет приобщиться к христианским таинствам. Тогда священник может прийти домой или в больницу, чтобы крестить его. Таинство совершается несколько иначе, чем в храме, по сокращенному чину.
Но бывали, и не раз, в жизни людей обстоятельства, когда батюшку не позовешь. Дальняя дорога на российских просторах, а то и в чужом, неправославном краю. Или внезапно надвигающаяся смерть. И разрешалось совершить крещение не священнику, а православному мирянину. Троекратное "погружение в воду" и произнесение крещальной формулы во имя Святой Троицы - вот все, что требуется. Иной раз "погружением в воду" было всего лишь отирание снегом лица умирающего. Из веточек, найденных рядом, сплетался крест. Таинство не столько в тщательном соблюдении формы, но в сути. Креститель должен сознавать смысл совершаемого таинства и - такая малость! - быть благочестивым человеком...
В XX веке случаи мирского крещения чаще были связаны не с дальней дорогой, а с "казенным домом" - с предсмертным желанием репрессированных в тюрьмах, лагерях, ссылках. Благочестивый православный мирянин становился для товарищей по "зоне", к которым приближалась смерть, первым и последним в их жизни священником.
"Дай Бог каждому подобную кончину"
Священник может сделать для умирающего немало. Долг близких попытаться понять, услышать уходящего, даже если он, кажется, не говорит ничего особенного.
Смерть - если человек внутренне, глубоко осознает её приближение ставит перед ним, независимо от того, верующий он или нет, одни и те же нравственные задачи: прощания и прощения, примирения с миром, оставляемым им, примирения, хотя бы и мысленного, с людьми, с которыми он жил на земле. Будет ли у него на это время? И если будет, то как он сумеет распорядиться им? Успеет ли? Или же уйдет с тяжестью на душе?
...Вспомним, как умирал один замечательный человек - великий и самый любимый в России поэт - Пушкин.
Бог и судьба дали ему три дня перед уже очевидной смертью. В физических муках, но в ясном сознании.
"Мы знаем, что дуэль Пушкина была не внешнею случайностью, от него зависевшею, а прямым следствием той внутренней бури, которая его охватила и которой он отдался сознательно... Добровольно отдавшись злой буре, которая его увлекла, Пушкин мог и хотел убить человека, но с действительною смертью противника вся эта буря прошла бы мгновенно, и осталось бы только сознание о бесповоротно свершившемся зле и безумном деле", - утверждал поэт и философ Владимир Соловьев.
Так ли это? Обратимся к тому, что доподлинно известно.
Какие великие изменения произошли в нем за эти три дня! Пушкин, ещё не зная, что скоро умрет, подосадовав, что ответным выстрелом не убил противника, а только ранил, в карете по пути с дуэли говорил другу Данзасу, что этим дело не кончилось: подлечатся и будут опять стреляться...
Все начало меняться дома, когда он узнал от врачей, что рана смертельна. Уходя, доктор Арендт сказал: "Еду к государю, не прикажете ли что сказать ему?" "Скажите, - отвечал Пушкин, - что умираю и прошу у него прощения за себя и за Данзаса". Другу за участие в дуэли секундантом грозило наказание. И Пушкин - первое, о чем подумал! - хотел, насколько возможно, отвести от Данзаса беду.
Пушкин просил позвать священника. Исповедался и причастился. Все три дня в доме были ближайшие его друзья.
Он приводил свои земные дела в порядок. Поговорил с Плетневым - о делах издательских. Данзасу продиктовал записку о своих долгах. Получил очень важное письмо - от царя: "Если Бог не велит нам более увидеться, прими мое прощение, а с ним и мой совет: кончить жизнь христиански. О жене и детях не беспокойся. Я их беру на свое попечение". Последнее - о жене и детях - было для Пушкина необычайно важным... И все это - при ужаснейших болях, время от времени утишаемых врачами малыми дозами опия.
Князь П.А. Вяземский вспоминал те дни: "...Прощаясь с детьми, перекрестил их. С женою прощался несколько раз и всегда говорил ей с нежностью и любовью. С нами прощался он посреди ужасных мучений и судорожных движений, но духом бодрым и с нежностью. У меня крепко пожал он руку и сказал: "Прости, будь счастлив!" Данзас, желая выведать, в каких чувствах умирает он к Геккерну (Дантесу. - Авт.), спросил его: не поручит ли он ему чего-нибудь в случае смерти касательно Геккерна? "Требую, отвечал он ему, - чтобы ты не мстил за мою смерть, прощаю ему и хочу умереть христианином"... Дай Бог нам каждому подобную кончину".
На грани "здесь" и "там"
Привычка быть живым
С античных времен существует "танатология" (от греческого "thanatos" - "смерть") - учение о природе, причинах и признаках смерти; к области танатологии относится и проблема облегчения предсмертных страданий человека. Но что такое смерть - при толкованиях и религиозных, и научных остается великой тайной.
Многие века и простые люди, и ученые доктора определяли смерть одинаково и просто: подносили зеркало к губам или прощупывали пульс. Но теперь возвращают к жизни даже после 20-минутной остановки сердца. В современной реаниматологии наступлением смерти принято считать необратимое прекращение деятельности головного мозга - отсутствие его биоэлектрической активности, регистрируемое специальными приборами. То есть смерть человека - это смерть мозга.
Действительно, разум, именно он, сторожит земную жизнь человека, разум - гарант его активности. Есть тому удивительные примеры. Вот случай, описанный Виктором Шкловским в 1920-е годы. Случай настолько разительный, что склонный к непростому изложению даже самых, казалось бы, простых вещей литератор поведал его почти протокольно.
"Я знал одну старуху. В молодости она была красавицей. Но я знал её, когда ей было 70 лет. Глаза уже провалились в огромные впадины. Шея стала тонкой, а на руках были видны синие, почти круглые, вены.
Этими руками старуха много стирала.
Жила она с двумя дочерьми, а дочери служили в статистике.
На стенах их квартиры висели гипсовые тарелочки с залитыми в них рисуночками из открыток. Квартира была очень чистая, но форточку открывали редко, чтобы не выпускать тепло. Часы в этой квартире шли на сорок минут вперед, для того, чтобы дочки не опаздывали на службу.
И так двадцать лет.
Дочкам было пятьдесят и сорок лет.
Я помню их седые головы, высокие лбы и странный, как будто морозный, румянец.