- Слушаю тебя, Паша.
Пафнутьев сделал еще один оборот, задержался взглядом на мелькающих экранах, получив полное представление о том, что делается на улице, в ресторане, на кухне...
- Дорого обошлось? - спросил он, кивнув на экраны.
- Спонсоры помогли.
- А что, они еще живы?
- Мои живы, Паша, - улыбнулся Пафнутьев.
- Я не имел в виду твоих или чужих... Я хотел спросить... Разве еще существуют на белом свете спонсоры, меценаты, благодетели?
- Иногда я тоже в этом сомневаюсь.
- Ну, ладно, - вздохнул Пафнутьев, с сожалением оставляя приятную тему. - Когда это произошло? - он кивнул на экран, на котором у разбитых окон возились официанты, подбирая осколки стекол, подметая мусор, сгребая в кучи грязные скатерти.
- Примерно час назад... Около одиннадцати. Мы только успели открыться.
- Зал был пуст? - невинно спросил Пафнутьев, чувствуя, как сердце его легонько дрогнуло - вопрос был со вторым дном. Анцыферов подвоха не уловил, по простоте душевной полагая, что бестолковый разговор ни о чем и обо всем одновременно продолжается. Простоват все-таки был Анцыферов, простоват. Если раньше он упивался детскими пистолетами и железной дорогой, доводя до изнеможения собственного сына, то теперь забавлялся мелькающими экранчиками.
- Да, - кивнул Анцыферов. - Кроме этих посетителей, в зале никого и не было.
- А что, бывают и столь ранние посетители?
- Бывают, - снисходительно улыбнулся Анцыферов.
- Я понимаю, когда люди вечером спускают хорошие деньги - вино, женщины, впереди долгая ночь, полная музыки, шампанского, песен и плясок... Действительно, ничего не пожалеешь... Но утром, спозаранку и в такой дорогой ресторан... Как понимать?
- Есть люди, Паша, для которых деньги - не самое главное, - с горделивой назидательностью произнес Анцыферов, давая понять, что его клиенты денег не считают.
- Да? - удивился Пафнутьев. - Это сколько ж надо иметь денег, чтобы они перестали быть главным в жизни?
- Это зависит от многих причин... Воспитание, масштаб личности, цели, которые человек ставит перед собой, - Анцыферов все еще трепался бездумно и легковесно.
- А эти... Которые с самого утра завалились?
- Да я их толком и не видел, - спохватился Анцыферов, но было поздно он уже признался в том, что знает этих людей.
- Прости, Леонард, - Пафнутьев положил тяжелую ладонь на черную поверхность стола. - К тебе ранним утром...
- Да ну тебя, Паша! Какое раннее утро в двенадцатом часу?!
- Не надо меня перебивать, Леонард. А то я путаюсь, теряю мысль и могу показаться тебе Глупым... Даже глупее, чем всегда. Хотя это и трудно. Так вот, - Пафнутьев поднял ладонь, останавливая Анцыферова, который уже собрался было заверить гостя, что никогда глупым его не считал, и даже более того, всегда относился к нему как к человеку чрезвычайно способному. Погоди, Леонард... Утро - это понятие относительное. Одни ранним утром считают четыре часа, другие и в одиннадцать проснуться не могут... Не об этом речь. Речь о твоих клиентах. О которых ты с большим уважением заметил, что деньги для них не главное. Вопрос - что для них главное?
- Мы говорили не о них, Паша, - тихо поправил Анцыферов. - Мы говорили вообще...
- Никогда и ни с кем не говорю вообще... Даже в постели я человек чрезвычайно конкретный. До ограниченности. Итак... Кто они?
- Понятия не имею.
- Как! Ты не знаешь Вовчика Неклясова?
- Никогда не слышал о таком.
- А эти часто бывают?
- Знаешь, мне кажется... Если я, конечно, не ошибаюсь... Мне кажется, что как-то они были... Недели две назад... Нет, скорее всего, я ошибаюсь.
- Двое, которые остались живы, ушли черным ходом. Они знали, что в твоем ресторане есть черный ход?
- Черный ход есть всегда... Везде. Чего тут особенного? Повара, снабженцы, грузчики пользуются только черным ходом.
Об этом знает каждый нормальный человек.
- Леонард, это нормальные знают. А я другой. Значит, так... По окнам стрельба, скатерть белая залита кровью, двое на полу, двое рвут в твою сторону, мимо этого вот кабинета... А ты ничего о них не можешь сказать?
- Молодые ребята, неплохо одеты, что-то кашемировое...
- Сейчас в кашемировом ходят даже уличные лотошники. Это форма всех торгашей. Где твое пальто?
- На вешалке, - Анцыферов кивнул в сторону шкафа.
Пафнутьев поднялся, распахнул дверцу и увидел розоватое длинное пальто.
- Все ясно. Они тоже в кашемировом?
- Мне так показалось, - ох, не зря Анцыферов работал когда-то прокурором - все вопросы Пафнутьева разбивались о его неопределенность.
- Не хочешь ты мне помочь, Леонард, - тяжко вздохнул Пафнутьев и, резко оттолкнувшись, сделал полный оборот вместе с креслом. - И я даже знаю почему.
- Ну? - живо поинтересовался Анцыферов.
- Рыло в пуху.
- Грубовато выражаешься, - обиделся Анцыферов.
- Не я, народ. Это все он, негодник. Рыло в пуху, рожа крива, полюбишь козла... Необразованный, темный, пьяный... Вот и несет, что попало. Прости нас, Леонард!
- Кого это - вас?
- Меня и народ, - широко улыбнулся Пафнутьев, довольный, что поймал Анцыферова в эту невинную ловушку. - Хорошо. Бери ручку, бумагу и пиши. Так, мол, и так, настоящим подтверждаю, что люди, подвергшиеся нападению в ресторане, мне неизвестны, видел их впервые... Ну и так далее. Может, и от себя что-нибудь добавишь.
- Зачем такая расписка?
- Не знаю, - беззаботно ответил Пафнутьев. - Авось пригодится. Когда выяснится, к примеру, что один из убитых - твой сват, один из сбежавших твой брат... Тогда я эту бумажку тебе под нос. А судья и скажет... Нет, скажет, Леонард Леонидович, вы были неискренни во время следствия, пытались утаить ваши криминальные связи, увести от наказания опасных преступников и потому снисхождения не заслуживаете, и я вынуждена буду, скажет судья, этакая полная женщина с накрашенным ртом и мелкими кудельками на голове, я вынуждена буду применить к вам не первую, а вторую часть статьи, которая предусматривает...
- Заткнись, Паша, - негромко сказал Анцыферов. Полная женщина с крашеными губами и высветленными кудельками, видимо, вызывала у него воспоминания, бросающие в дрожь. - Я напишу расписку, или как там ты ее называешь. Только не сейчас. Я должен подумать, собраться... Я плохо себя чувствую. Обстрелян и разгромлен мой ресторан, убиты люди...
- Убит только один, - поправил Пафнутьев.
- Это неважно... Идет следствие, милиция... Не могу. Извини. Чуть позже.
- Хорошо, - легко согласился Пафнутьев. - Пусть будет так, как ты хочешь. Я всегда шел тебе навстречу, зачем сейчас нарушать сложившиеся отношения? Не буду. Скажи, пожалуйста... У тебя есть заместитель?
- Есть, но он в отъезде...
- Далеко?
- На Кубани. За вином поехал.
- Помощник есть?
- Не понимаю, о чем ты? Есть бухгалтер, снабженец...
- Где они сидят?
- Рядом общая комната. Там несколько столов, телефоны и прочее.
- Этот кабинет ты занимаешь единолично?
- Конечно! - Анцыферов вскинул голову, словно бы оскорбленный таким вопросом. - Это мой личный кабинет.
- А в твое отсутствие может кто-то зайти, посидеть за столом, позвонить, распить бутылку водки...
- Исключено! - резко сказал Анцыферов. - Я запираю дверь, даже если выхожу на пять минут.
- Это хорошо, - одобрил Пафнутьев. - Так и надо. Все-таки должно быть какое-то расстояние между хозяином и обслугой, верно?
- Да, - неуверенно кивнул Анцыферов, пытаясь понять, к чему клонит Пафнутьев, чего добивается. - Видишь ли, есть коммерческая тайна, документы, отчетность... Деньги, в конце концов... Я просто вынужден хранить неприкосновенность этого кабинета.
- Даже дверь, я вижу, бронированная, - уважительно произнес Пафнутьев.