Тарелки, стаканы, сковородка. Мегрэ принюхался: от сковородки пахло рыбой. В мусорном ящике, который не опорожнялся, наверно, несколько дней, лежали рыбьи кости и
чешуя. В нише был аккуратно расставлен набор удочек.
– Вы не находите, что это забавно придумано, а?
Как видно, Трамбле понимал счастье по своему. Тихие комнаты, куда кроме него никто не входил. Рыбная ловля на набережных Сены. У него было два складных стула, из которых
один усовершенствованного образца, видимо, очень дорогой. В красивых клетках – певчие птицы. И книги, уйма книг в пестрых обложках: книги, которыми он мог наслаждаться в
тишине и покое.
Но самым любопытным был контраст между бедностью всей обстановки и отдельными дорогими вещами. Среди удочек одна была импортная, английская, стоившая, по меньшей мере,
несколько тысяч франков. В одном из ящиков единственного в доме комода лежала золотая зажигалка с выгравированными инициалами «М. Т.» и дорогой портсигар.
– Вы хоть что нибудь здесь понимаете, начальник?
Да, Мегрэ, кажется, начал понимать. Особенно после того, как нашел несколько совершенно бесполезных вещей, вроде великолепного игрушечного электропоезда.
– Видишь ли, ему столько лет хотелось иметь такие вот вещи…
– Вы думаете, он этим поездом играл?
– Я бы не поручился, что нет… А тебе разве никогда не случалось покупать вещи, о которых ты мечтал в детстве?
Итак, Трамбле приходил сюда утром, как другие приходят на работу, и садился с удочкой напротив своего дома. Потом он возвращался на улицу Де Дам ко второму завтраку,
иногда, быть может, после того, как поел рыбы собственного улова.
Он ухаживал за своими канарейками. Читал. Читал, вероятно, целыми часами, сидя в плетеном кресле у окна. И кругом было тихо, никто не тормошил его, никто не кричал.
Время от времени он ходил в кино, иногда вместе с дочерью. И однажды он купил ей золотые сережки.
– Как вы думаете, эти деньги, на которые он жил, он получил их в наследство или украл?
Мегрэ ничего не ответил. Он все ходил из комнаты в комнату и смотрел, а перед домом стоял на часах папаша Ла Сериз.
– Поезжай обратно на набережную Орфевр. Вели разослать запросы во все парижские банки: надо выяснить, не открывал ли у них Трамбле текущего счета, необходимо запросить
также нотариальные и адвокатские конторы…
Однако он мало на это рассчитывал. Слишком уж осмотрителен был Трамбле, слишком крепко сидела в нем исконная крестьянская осторожность, чтобы он решился держать свои
деньги в таком месте, где их могли обнаружить.
– Вы останетесь здесь?
– Да, я здесь пробуду, наверно, всю ночь… Послушай… Принеси мне бутербродов и две три бутылки пива… И позвони жене, предупреди, что, возможно, я сегодня домой не приеду…
Позаботься, чтобы газеты об этом доме пока ничего не писали.
– Если хотите, я вернусь составить вам компанию или пришлю кого нибудь из инспекторов.
– Не стоит.
У него даже не было с собою оружия. К чему?
И потекли часы, очень похожие, должно быть, на те, что проводил в этом доме его хозяин. Мегрэ даже перелистал несколько книг из его своеобразной библиотеки. Почти все
они были перечитаны по нескольку раз.
Потом он долго копался в удочках, ему казалось, что такому человеку, как Трамбле, удочки должны были представляться идеальным тайником.
– Две тысячи франков в месяц в течение семи лет…
Солидный капиталец. Не говоря уже о деньгах, которые он тратил лично на себя… Но где нибудь да была же она запрятана, эта кубышка?
В восемь вечера, когда Мегрэ в поисках тайника принялся обследовать вольеры, у подъезда остановилось такси.
Это приехал Люка в сопровождении какой то девицы, у которой было, видимо, очень неважное настроение.
– Я не знал, что делать, телефона здесь нет, – бригадир был несколько смущен. – В конце концов я решил, что лучше всего привезти ее к вам сюда. Это – любовница…
Рослая, крупная брюнетка с грубоватым, мучнистого цвета лицом. Настороженно глядя на комиссара, она процедила:
– Надеюсь, меня не собираются обвинить в том, что это я убила его?
– Входите, входите… – тихо сказал Мегрэ, – в этом доме вы, наверно, ориентируетесь лучше меня…
– Я?.. Впервые эту грязную дыру в глаза вижу… Пять минут назад я даже не знала, что она на свете существует… Да, воздух здесь не то чтобы очень.
У нее чувствительностью отличался нос, а не барабанные перепонки. И, садясь, она прежде всего смахнула пыль с предложенного ей стула.
IV. Четвертая жизнь Мориса Трамбле
Ольга Жанна Мари Пауссонно, 29 лет, родом из Сен Жорис сюр Изер, без определенных занятий, адрес: отель «Во Сежур», улица Лепик, Париж, 18 й округ.
И тут же эта громадина с круглой, наподобие луны, физиономией затараторила:
– Прошу отметить, господин комиссар, что я к вам явилась добровольно. Как только я в газете увидела его фотографию, я себе сказала: я не должна бояться неприятностей, я…
– Трамбле приходил к вам в отель?
– Да, два раза в неделю…
– Так что хозяин и персонал знали его в лицо?
– Еще бы! Очень хорошо знала. Последние пять лет, с тех пор как это началось…
– Они тоже видели фотографию…
– Что вы хотите сказать?
Она закусила губу – сообразила наконец.
– Да, хозяин действительно спросил у меня, не фотография ли это мосье Шарля… Но я и так пришла бы…
– Не сомневаюсь. Стало быть, вы знали его под именем мосье Шарля?
– Я познакомилась с ним случайно, на бульваре Рошешуар, выходя из кино… Я служила тогда буфетчицей в ресторане самообслуживания на площади Клиши… Он за мной увязался… Он
сказал мне, что бывает в Париже только наездом…
– Два раза в неделю…
– Да… Когда мы встретились во второй или в третий раз, он проводил меня до отеля и зашел ко мне… Так это и началось… Это он настоял, чтобы я бросила работу…
Почему она понравилась Трамбле? Очевидно, потому, что Жюльетта была маленькая, щуплая и белобрысая, а эта – высокого роста, черноволосая и сдобная. Сдобная – это,
конечно, основное. И, видимо, ее круглое, лунообразное лицо связывалось в представлении Трамбле не только с округлостью форм, но и с мягкостью характера, быть может,
даже с чувствительностью?
– Я скоро поняла, что он немного того…
– Что значит «того»?
– Ну, во всяком случае, с фантазиями… Он вечно твердил, что увезет меня в деревню… Только об этом и мечтал… Не успеет, бывало, прийти и уже тащит меня куда нибудь в парк
посидеть на скамеечке… Он приставал ко мне с этой своей идиотской деревней несколько месяцев, все просил, чтоб я с ним поехала туда хоть на пару деньков, и уговорил таки
в конце концов… Вы, может, думаете, мне там было очень весело? Как бы не так!..
– Он содержал вас?
– Он давал мне только на самое необходимое… Приходилось уверять его, будто я шью себе все сама… Ему, видите ли, хотелось, чтобы я все дни просиживала за шитьем и за
штопкой… Комедия, да и только!.. Я его сто раз выставляла и говорила ему… Чего только я ему не говорила! А он хоть бы что, прицепился – не оторвать, является потом с
подарками, письма пишет длиннющие… Что вы смеетесь?
– Да нет, ничего…
Бедный Трамбле! Он хотел отдохнуть от Жюльетты и нарвался на Ольгу!
– В общем, когда вы встречались, у вас немало времени уходило на ссоры…
– Это да, немало уходило времени…
– И вы ни разу не поинтересовались и не пошли за ним, чтобы узнать, где он живет?
– Он мне сказал, что где то в районе Орлеанского вокзала, я и поверила… А в общем, мне это было все равно…
– У вас был, вероятно, еще друг?
– Да, у меня, конечно, были друзья… Но серьезного – ничего…
– А вы им рассказывали о своих отношениях с мосье Шарлем?
– Уж не думаете ли вы, что я им очень гордилась? Он был похож на пономаря из бедного прихода…
– Вы никогда не видели его в обществе других лиц?
– Никогда… Я же вам говорю, что для него вся радость была посидеть со мной где нибудь в парке на скамеечке… Это правда, будто он был очень богатый?
– Кто вам сказал?
– Я читала в газете, что, по всей вероятности, он получил большое наследство… А я осталась без гроша в кармане… Такая уж, видно, моя судьба…
Смотрите ка, совсем как Жюльетта!
– Скажите, у меня могут быть неприятности?
– Ну, что вы! Просто проверим ваши показания.