Потомки пилигримов восприняли миссию серьезно: «Представление об американской исключительности вдохновляет современный американский подход к внешней политике, который направлен на всемирное распространение американского либерально-демократического опыта посредством морального убеждения и политической кооптации — когда это возможно, или посредством насилия, если это необходимо». Термины имеют относительную ценность, и все же. Америка не была империей, когда цели ее были ограниченными, а фокус внимания был направлен на внутреннюю арену. Ничего подобного нельзя сказать о державе, чьи вооруженные силы расположились в 45 странах, которая контролирует Мировой океан и космическое пространство, тратит на разведку в глобальных масштабах более 33 млрд. долл., которая как на подчиненные смотрит на международные организации, которая вела три войны за последние пять лет против стран, расположенных на расстоянии пол-экватора от американской территории (и чьи жители, к слову, не причинили вреда собственно Соединенным Штатам.) Если пирамида централизованной мощи в глобальных масштабах, построенная после окончания «холодной войны», — неимперия, то какая степень контроля над миром удовлетворяет определению империи?
Империя держит марку — держит войска в долине Рейна («чтобы замкнуть Германию в ограничительных структурах и не позволить разрушить существующий политический порядок на Европейском континенте»), на Окинаве («против возвращения Японии к практике 1930-х гг.»), с недавних пор в Центральной Азии, Закавказье, контролирует Ближний Восток, умиротворяет Балканы, разрешает конфликты в Карибском бассейне и в Колумбии, в Тайваньском проливе и на Корейском полуострове. «Ни одна нация, — напомнилurbietorbi президент Дж. Буш-мл., — не может себя чувствовать вне зоны действия подлинных и неизменных американских принципов свободы и справедливости… Эти принципы не обсуждаются, по их поводу не торгуются».
Применение силы в межгосударственных отношениях, характерное для начала XXI века, придало Соединенным Штатам уверенности; влиятельный американский журнал «Форин афферс» так пишет о наглядной эффективности применения американской мощи: «Успех военной операции в Афганистане продемонстрировал способность Америки проецировать свою мощь на нескольких направлениях одновременно и без всякого напряжения; при этом она увеличила военные расходы на 50 млрд. долл. У Америки воистину уникальное положение. Если скепсис кому-то не позволяет видеть формирование современными Соединенными Штатами жесткой однополярной системы, тогда этих скептиков уже ничто не сможет убедить. Сомнения отставлены. Идеологи гегемонии органически не выносят критики „единоначалия“: со времен Геродота однополярность в мире приносила не только печали, но и порядок, своего рода справедливость, сдерживание разрушительных сил. Не стоит казнить себя. „Соединенные Штаты, — убеждает М. Гленнон, — делают то, что делала бы любая держава в сходных обстоятельствах, — ставят собственные национальные интересы выше неясно очерченных «коллективных“ интересов, когда эти интересы сталкиваются между собой; они делают это с меньшим лицемерием и с более очевидным успехом… В реальном мире нации защищают прежде всегосвои собственные интересы». Действовать во имя неких абстрактных общих интересов — будь то интересы Запада или всеобщее братство людей — просто иррационально. Не следует гоняться за химерами, следует хранить и защищать свои собственные национальные интересы. В международной системе, где жизнь жестока, грязна и коротка, ставить предполагаемые коллективные интересы над конкретными национальными интересами могут лишь сумасброды, погрязшие в иррациональности.
Унаследовав от «холодной войны» масштабные союзы, военную мощь и несравненную экономику, Америка имеет все основания верить воднополярный мир.
Помогают глобализация и взаимозависимость. «Создавая сеть послевоенных институтов, Соединенные Штаты сумели вплести другие страны в американский глобальный порядок… Глубокая стабильность послевоенного порядка, — резюмирует известный социолог Дж. Айкенбери, — объясняется либеральным характером американской гегемонии и сонмом международных учреждений, ослабивших воздействие силовой асимметрии… Государство-гегемон дает подопечным другим странам определенную долю свободы пользоваться национальной мощью в обмен на прочный и предсказуемый порядок».
Единственный подлинно дебатируемый вопрос: «Насколько долго будет существовать америкоцентричная система». Трехнедельный блицкриг весной 2003 г. в Ираке вызвал (по крайней мере вначале) подлинную эйфорию; скорость и эффективность силового воздействия породили еще «менее скованное» отношение к применению фантастической военной мощи Америки. Разве военные расходы, составляющие всего 3, 5 процента валового национального продукта США, не стоят феноменального имперского влияния?
Огромность исторической трансформации завораживает, оставляя в ступоре даже многих идеологов американского глобального преобладания. «Придя в себя», они разворачивают настоящий общенациональный спор относительно оптимальной стратегии гегемона. Среди дебатируемых вопросов определение того, какую степень мирового контроля Соединенные Штаты посчитаютдостаточной, как и в какой, Америка намерена провести революционные преобразования в целях упорядочения мирапо-своему, может ли (и когда) занятие доминирующих мировых позиций превратить Америку в «удовлетворенную» сверхдержаву, решительно охраняющую статус-кво» [1] .
В свое время Г. Киссинджер теоретически низвел все возможные миросистемы до трех: хаос, баланс сил и пирамида главенства одной державы. Мы вступили в этот «пирамидальный» мир, в мир Американской империи.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
ИМПЕРСКИЙ ПОТЕНЦИАЛ
1.ИМПЕРСКИЕ ВОЖДЕЛЕНИЯ
Наша страна будет определять обстоятельства своего времени, а не они будут вершить ее судьбу.
Президент Дж. Буш, 2001 г.
После целого десятилетия осторожного словесного манипулирования в необычайно короткое время — за несколько месяцев после сентября 2001 г. — в американском общественном лексиконе созданы новые аксиомы политической корректности. Даже самые осторожные среди американцев отошли от прежних эвфемизмов типапревосходство, доминирование, лидерство, преобладание, единственная сверхдержава и, ничтоже сумняшеся, пришли к более корректному и адекватному определению места своей страны в мире: империя.
Вакуум словесного определения помогли заполнить американские историки, указавшие на то, чтоимперию особого типа пытались создать уже организаторы первых поселений на американской земле. Ко временам пилигримов, считавших себя избранными людьми бога, чьей миссией в этом мире является построение нового общества — модели для всего человечества, восходит миф об американской исключительности. На борту корабля, стоявшего на рейде Бостона, первый губернатор Массачусетса Джон Уинтроп сделал в 1630 г. знаменитое определение страны (которую еще предстояло населить, создать и развить) для остального человечества — «Город на холме», идеал человеческого развития и общежития: «И если мы не сможем сделать этот город маяком для всего человечества и фальшь покроет наши отношения с богом, проклятие падет на наши головы».
Мессианское рвение с тех пор очевидным образом проходит сквозь все течение американской истории.