— Были в Крыму. Вместе с Любой.
— Ложь! Подстава! Я эту, — Аспирин завертел головой в поисках девчонки, но ее уже не было в комнате, — я ее... перестаньте! Забирайте! Убирайтесь оба!
Гость положил руки на клавиши. Возник аккорд. Аспирин вздрогнул. Пальцы гостя, длинные и загорелые, с белыми шишками суставов, метнулись по клавиатуре, и Аспирин замолчал, потому что от этих разрозненных звуков у него мороз продрал по коже.
— Я ведь предупреждал, — тихо сказал пришелец. — Она, конечно, не подарок. Но теперь, если вы каким-то образом обидите новоявленную Алену Алексеевну... Слышали у Земфиры — «Но у тебя СПИД, а значит, мы умрем»? Слышали, вы ведь ди-джей...
Он снова коснулся клавиатуры. Аккорд, антикварные часы конвульсивно дернули маятником и пошли быстрее обычного — будто демонстрируя усердие.
— Вы ее тут не пропишете! — выкрикнул Аспирин. — Ясно? Я квартиру специально завещаю... детскому фонду! Вы ее не получите!
— Заткнитесь, — устало бросил босоногий, выходя в прихожую.
Девчонка стояла спиной к зеркалу, по-прежнему бледная как смерть, в залитой кровью футболке. Губы ее шевельнулись. Слов Аспирин не понял.
— Да, — сказал босоногий. — Держи.
Снова сунул руку за пазуху и вытащил маленький прозрачный пакет. Протянул девчонке. Зависла длинная пауза; Аспирин видел, что в протянутой руке пришельца — запаянные в полиэтилен струны. И что девчонка хочет взять их, но почему-то боится подойти к человеку в свитере и принять пакет из его рук.
Босоногий разжал пальцы. Пакет медленно — или так показалось Аспирину — упал на облицованный плиткой пол.
— Прощай, мелкая, — сказал босоногий. — Счастливого краха иллюзий.
Он вышел, прикрыв за собой дверь, и в квартире сразу же потеплело.
* * *
— Мне там все пришлось постирать, — сказала Алена. — Футболку... и штаны тоже. Я там на батарее повесила... Ничего?
Она стояла перед Аспирином, завернувшись в белое полотенце, и казалась младше своих лет.
— Ничего, — сказал Аспирин отстраненно. Он сидел на полу и бездумно перебирал диски. Музыкальный центр ждал, терпеливо выдвинув пустой язык.
— Я могу в кресле спать. Как вчера, — пробормотала Алена.
— Зачем же в кресле, — все так же отстраненно отозвался Аспирин. — Выбирай лучшую кровать... Все твое, чего стесняться, — он обвел рукой комнату. — Твоя квартира... вернее, не твоя, а твоих хозяев. Тебя-то, наверное, дальше служить пошлют...
— Ты ничего не понял, — шепотом сказала Алена.
Он посмотрел на нее. Девочка плотнее запахнула полотенце.
— Я немножко есть хочу, — сказала еще тише. — Можно, возьму себе хлеб с маслом? Там на кухне есть, я купила...
— Алена, — Аспирин оставил диски, потянулся к девчонке, почти коснулся ее плеча, но в последний момент задержал руку. — Давай по-хорошему.
— Давай, — она улыбнулась с готовностью, как будто этих слов и ждала.
— Прости, что я тебя ударил, — сказал Аспирин через силу.
— Ничего, — девчонка покладисто кивнула. — Я понимаю. Ты испугался...
— Испугался?!
— Ты все время боишься. И немудрено. Здесь плохо у вас. Даже Мишутка чувствует, он такой грустный... Можно, я и для него возьму меда?
— Можно, — меланхолично отозвался Аспирин. — Вот скажи мне, Алена... Тебя, наверное, запугали? Не зря ты так трясешься при виде этого...
— Не надо о нем, — тихо попросила Алена. — Не сейчас.
— Значит, ты тоже боишься...
— Боюсь, — грустно призналась девочка.
— Что там у них, банда? Секта? — осторожно предположил Аспирин. — Гипноз? Демонов вызывают, нет?
Алена взобралась на кресло и села, укрыв полотенцем колени, похожая на маленький махровый сугроб.
— А ты демонов боишься? — спросила, глядя Аспирину в глаза.
— Да чего их бояться, — Аспирин хихикнул. — Людей бояться надо. Таких, как этот твой...
— А он не человек.
— Демон? — Аспирин хихикнул снова. — И ты с ним говорила на языке демонов?
Девочка помолчала, разглядывая свою левую руку с заусеницей на указательном пальце.
— У тебя маленькие ножницы есть?
— В ванной, — механически ответил Аспирин. — Признайся, вы с ним все разыграли? Он бы тебя все равно не забрал, ведь так?
Девочка боком слезла с кресла и направилась в ванную. Край полотенца волочился по полу.
— Забрал бы, — сказала, не оборачиваясь. — Ты, конечно, трус и предатель, но ты мне еще раз помог.
И дверь ванной закрылась на защелку.
ВТОРНИК
— Итак, дорогие мои, утро вторника — это утро вторника, это всегда печально, потому что начинается рабочий день, но есть одно маленькое обстоятельство, которое должно вас и меня утешить — утро вторника — это все-таки не утро понедельника, а значит, на один маленький шаг — на один день — мы стали ближе к нашей заветной цели, то есть к субботе...
Такую пургу он гнал на автомате, не задумываясь. Он мог бы болтать то же самое во сне или под наркозом. Кто-то из его приятелей-завистников однажды заметил, что словоиспускание Аспирина не имеет отношения к высшей нервной деятельности — это акт физиологический, как чихание или дефекация, и приносит поэтому чисто плотское наслаждение.
В чем-то приятель-завистник был прав.
— Во-от, у нас есть первый звоночек... Так... Кто у нас на линии? Инночка у нас на линии, здравствуйте, Инна. Вы сейчас дома или на работе? Дома? Видите как, вся страна вам завидует, потому что страна как раз на работе... Правила игры вам известны. Я напомню для наших слушателей: Инна должна отгадать слово, которое я задумал. Инночка, у вас есть минута, вы задаете мне вопросы, я отвечаю... Итак, время пошло!
Сегодня был вторник, с восьми вечера предполагался «Куклабак». Накануне Аспирин думал, что не уснет, тем не менее отключился уже в полпервого — и в шесть утра вскочил, как ошпаренный.
Алена спала в кресле, завернувшись в полотенце, прижав к груди светло-коричневого медведя с пластмассовыми глазами. В ванной сушились на батарее футболка, джинсы, полосатые носочки и белые трусики. Аспирин долго стоял, глядя на все эти тряпки, пытаясь понять, что теперь делать, куда бежать и к кому обращаться...
В восемь утра у него был эфир. В полвосьмого удалось переговорить по телефону с Вискасом.
— Правду надо было выкладывать с самого начала, — Вискас был раздражен и не скрывал этого. — А то придумал какую-то вроде чужую девчонку, которую ты вроде как из жалости подобрал...
— Она мне не дочка! Говорю тебе — подстава... Ксива поддельная... Говорят по-тарабарски... Албанцы какие-то... Они меня прикончат, а квартиру унаследуют — через нее...
— Параноик, — Вискас угрюмо сопел в трубку. — Ты ж не забытый пенсионер, ты на виду, какого черта им так рисковать?
— А вот когда ты в морге увидишь мой труп...
— Съешь тазепама и дай мне поспать. Я ночью работал, блин.
И Витя Сомов бросил трубку.
Аспирин чувствовал себя ужасно и потому не стал садиться за руль — вызвал такси. До эфира оставалось двадцать минут; девочка, завернутая в полотенце, проснулась и подняла голову.
— Я ухожу, — сказал ей Аспирин. — Одевайся и марш на улицу. Одну в квартире я тебя не оставлю.
— А куда мне? — спросила она сонно.
— Куда хочешь. Гуляй на детской площадке. Детям полезен свежий воздух... Быстрее, у меня машина под домом!
— Можно мне с тобой? — спросила девочка из ванной.
— Нет. Я иду на работу.
— Ой, у меня брюки не высохли...
— Надевай как есть. Или иди без штанов.
— Можно, я останусь...
— Нет.
— А можно, я посижу у тебя на работе? Тихо-тихо...
— Я сказал, где ты будешь сидеть! — рявкнул Аспирин, нащупывая в кармане куртки ключи. — Во дворе на лавочке!
Девочка вышла из ванной.