— Пиппо! — Фенолио крикнул так громко, что даже Мегги вздрогнула, хотя она-то ни в чём повинна не была. — Я знаю, что ты меня слышишь! И я говорю тебе: за каждую дырку в этом пироге я завяжу твой нос на один узел! Ты понял?
Мегги услышала хихиканье. Очевидно, оно доносилось из шкафа рядом с холодильником. Фенолио отломил себе кусочек от дырявого пирога.
— Паула, — сказал он, — дай кусочек этой девочке, если её не смущают дырки.
Паула вылезла из-под стола и вопросительно посмотрела на Мегги.
— Они меня не смущают, — сказала Мегги, и тогда Паула огромным ножом оттяпала ей кусок пирога, такой же огромный, и положила перед ней на стол.
— Пиппо, подай сюда посуду, — сказал Фенолио, и из шкафа высунулась рука, держа пальцами, перепачканными в шоколаде, маленькую тарелку.
Мегги быстро подхватила тарелку, чтобы она не упала, и положила на неё кусок пирога.
— А вам? — спросил Фенолио у Мо.
— Я с большим удовольствием получил бы книгу, — ответил Мо. Он был довольно бледен.
Фенолио снял с ноги маленького мальчика и сел на стул.
— Рико, поищи себе другое дерево, — сказал он и задумчиво посмотрел на Мо. — Это невозможно. У меня не осталось ни одного экземпляра. Все, какие были, кто-то украл. Однажды я предоставил их выставке старых детских книг в Генуе. Там было одно специальное издание с роскошными иллюстрациями, ещё на одном было написано посвящение иллюстратора, потом были две книги, принадлежавшие моим детям, вместе со всеми пометками, которые они там нацарапали (я всегда просил их подчёркивать места, которые им больше всего понравились), и, наконец, мой персональный экземпляр… И все были украдены через два дня после открытия выставки.
Мо провёл рукой по лицу, словно хотел стереть разочарование.
— Украдены… Разумеется.
— Разумеется? — Фенолио, прищурившись, пытливо изучал лицо Мо. — Извольте мне это объяснить. Я не выпущу вас из дома, пока не узнаю, почему вы спрашиваете именно об этой книге. Я натравлю на вас детей, а это малоприятно.
Мо попробовал улыбнуться, но улыбка получилась вымученной.
— Мой экземпляр тоже украли, — наконец сказал он. — И это был тоже совершенно особенный экземпляр.
— Поразительно. — Фенолио поднял брови, они топорщились над его глазами, как мохнатые гусеницы. — Ну что ж, рассказывайте.
Ни тени враждебности больше не было на его лице. Верх одержало не что иное, как чистое любопытство. В глазах Фенолио Мегги распознала ту же неутолимую жажду интересных историй, которая возникала у неё самой при виде каждой новой книги.
— Тут нечего долго рассказывать. — По голосу отца Мегги поняла, что он не собирается рассказывать старику правду. — Я реставрирую книги. Это мой хлеб. Вашу книгу я приобрёл несколько лет назад в букинистической лавке и хотел переплести её заново, а затем продать, но она мне так понравилась, что я сохранил её у себя. И вот её у меня украли, и я тщетно пытался купить себе новую. В конце концов одна знакомая, которая великолепно умеет раздобывать редкие книги, предложила мне попытать счастья у её автора. Именно она достала мне ваш адрес. И вот я приехал сюда.
Фенолио смахнул со стола крошки от пирога.
— Прекрасно, — сказал он. — Но это ещё не вся история.
— Что вы хотите этим сказать?
Старик испытующе вгляделся в лицо Мо, затем отвернулся к узкому окну кухни.
— Я хочу сказать, что я за версту чую интересные истории, так что не пытайтесь ничего от меня утаить. Выкладывайте. За это вы получите ещё один кусок этого сказочного продырявленного пирога.
Паула вскарабкалась на колени Фенолио. Она пристроила головку под его подбородком и смотрела на Мо с таким же нетерпеливым ожиданием, как и старик.
Но Мо покачал головой:
— Нет, я полагаю, это лишнее. Вы наверняка не поверите ни одному моему слову.
— О, я верю самым невероятным вещам! — возразил Фенолио, отрезая ему кусок пирога. — Я верю любой истории, если только она хорошо рассказана.
Дверь шкафа отворилась, и Мегги увидела, как оттуда высунулась голова мальчика.
— А когда ты меня накажешь? — спросил он. Это был Пиппо, судя по пальцам, испачканным в шоколаде.
— Потом, — сказал Фенолио. — Сейчас я занят другими делами.
Пиппо, разочарованный, вылез из шкафа.
— Ты сказал, что завяжешь мне узлы на носу…
— Двойные узлы, морские, бабочкой — всё, что захочешь, но сначала я должен выслушать эту историю. Так что можешь натворить ещё несколько глупостей, пока мне не до тебя.
Пиппо обиженно надул губы и исчез в коридоре. Маленький мальчик поскакал за ним.
Мо долго молчал, щелчками сбивал крошки от пирога с чёрной столешницы и указательным пальцем рисовал на ней невидимые узоры.
— В этой истории замешан человек, кому я обещал её не рассказывать, — наконец сказал он.
— «Плохое обещание не станет лучше, если его сдержать», — усмехнулся Фенолио. — По крайней мере, так сказано в одной из моих любимых книг.
— Я не знаю, было ли это такое уж плохое обещание. — Мо вздохнул и посмотрел на потолок, как будто там был написан ответ. — Ну, ладно, — сказал он. — Я вам всё расскажу. Но Сажерук меня убьёт, если он об этом узнает.
— Сажерук? Однажды я так назвал одного персонажа. Ну конечно, это бродячий артист из «Чернильного сердца»! В предпоследней главе он у меня погибает, я сам плакал, когда писал об этом, — так это было трогательно.
Мегги чуть не поперхнулась куском пирога, который она как раз положила себе в рот, но Фенолио невозмутимо продолжал:
— Я описал смерть многих героев, но ведь иногда это бывает очень даже кстати. Сцены гибели писать нелегко, они часто выходят чрезмерно слезливыми, но гибель Сажерука мне воистину удалась.
Мегги ошарашенно посмотрела на Мо.
— Он погибнет? А… ты это знал?
— Конечно, Мегги. Ведь я прочитал всю историю до конца.
— Но почему ты ему это не сказал?
— Он не хотел ничего слушать.
Фенолио следил за их перепалкой озадаченно… и с огромным любопытством.
— А кто его убивает? — спросила Мегги. — Баста?
— А-а, Баста! — Фенолио ухмыльнулся, каждая морщинка на его лице исполнилась самодовольства. — Один из самых лучших мерзавцев, которых я когда-либо придумал. Бешеный пёс, но вовсе не такой опасный, как другой мой отрицательный герой — Каприкорн. Баста за него готов у себя сердце из груди вырвать, но Каприкорн чужд подобных страстей. Он ничего не чувствует, совсем ничего, он не получает удовольствия даже от собственной жестокости. Да, для «Чернильного сердца» я придумал нескольких отрицательных персонажей, в том числе собаку Каприкорна — я назвал её Тень. Но это, разумеется, слишком благозвучное имечко для такого чудовища.
— Тень? — еле слышно повторила Мегги. — Это она убьёт Сажерука?
— Нет-нет. Извини, я совсем забыл про твой вопрос. Когда я начинаю рассказывать о своих героях, мне трудно остановиться… Нет, Сажерука убивает один из людей Каприкорна. Гм, в самом деле, эта сцена мне удалась! У Сажерука есть ручная куница. Подручный Каприкорна хочет её убить, потому что ему нравится убивать маленьких зверюшек. Ну вот, Сажерук вступается за своего мохнатого друга и гибнет вместо него.
Мегги молчала. «Бедный Сажерук, — подумала она. — Бедный, бедный Сажерук». Ни о чём другом думать она теперь не могла.
— Кто же это из людей Каприкорна? — спросила она. — Плосконос? Или Кокерель?
Фенолио посмотрел на неё с восхищением.
— Ну, что-то вроде того… Ты запоминаешь все имена? Я-то их забываю вскоре после того, как придумаю.
— Нет, Мегги, ни тот, ни другой, — сказал Мо. — В книге убийца вообще не назван по имени. Там за Гвином гонится целый отряд молодцов Каприкорна, и один из них наносит удар ножом. Тот, который, может быть, и сейчас поджидает Сажерука.
— Поджидает? — Фенолио изумлённо уставился на Мо.
— Это отвратитительно! — прошептала Мегги. — Я рада, что не стала читать дальше.
— Но что всё это значит? О моей ли книге ты говоришь? — В голосе Фенолио послышалась обида.
— Да, — сказала Мегги. — О вашей книге. — Она вопросительно посмотрела на Мо. — А Каприкорн? Кто убьёт его?
— Никто.
— Никто?
Мегги посмотрела на Фенолио с таким осуждением, что тот смущённо потёр себе нос. Нос у него был весьма приметный.
— Что ты на меня так смотришь? — воскликнул он. — Да, Каприкорн у меня уходит от возмездия. Он один из лучших моих негодяев. С какой стати я должен его убивать? В реальной жизни всё точно так же. Самые страшные убийцы выходят сухими из воды и живут себе припеваючи до глубокой старости, тогда как добрые и хорошие, порой самые лучшие, погибают. Отчего же в книгах должно быть иначе?
— А что будет с Бастой? Он тоже останется жив? — Мегги вспомнила слова Фарида, сказанные в лесной хижине: «Почему вы их не убиваете? Ведь они именно это собирались с нами сделать!»
— Баста тоже остаётся жив, — ответил Фенолио. — В ту пору я долго тешил себя мыслью написать продолжение «Чернильного сердца» и потому не мог отказаться от своих героев. Я очень гордился ими! Ну, хорошо, Тень у меня тоже неплохо вышла, но персонажи в человечьем обличье мне наиболее дороги. Знаешь что, если ты меня спросишь, кем я горжусь больше — Бастой или Каприкорном, я даже не смогу тебе ответить!
Мо вновь посмотрел в окно. Затем на Фенолио.
— Вы бы хотели когда-нибудь встретиться с ними? — спросил он.
— С кем? — Фенолио изумлённо посмотрел на него.
— С Каприкорном и с Бастой.
— О нет, Боже сохрани! — Фенолио захохотал так громко, что Паула в испуге закрыла ему рот ладошкой.
— Ну вот. А мы их повстречали, — устало сказал Мо. — Я, Мегги… и Сажерук.
НЕПРАВИЛЬНЫЙ КОНЕЦ
Истории, романы и сказки очень похожи на живых существ и, быть может, даже ими являются. Как и у людей, у них есть голова, ноги, кровообращение и одежда.
Э. Кестнер. Эмиль и сыщики
Когда Мо закончил свой рассказ, Фенолио долго молчал. Паула давно уже отправилась на поиски Пиппо и Рико. Мегги слышала, как этажом выше они носятся туда-сюда по паркету, скачут, падают, хихикают, кричат… Но на кухне Фенолио стало так тихо, что было слышно тиканье настенных часов.
— У него есть шрамы на лице — ну, вы помните?.. — Он вопросительно помотрел на Мо.
Тот кивнул.
Фенолио стряхнул с брюк крошки.
— Эти шрамы — дело рук Басты, — сказал он. — Было время, когда им нравилась одна и та же девушка.
Мо кивнул.
— Да, я знаю.
— Феи обработали порезы на его лице своими снадобьями, — сказал старик. — Поэтому следы остались небольшие, не более чем три бледные полоски, так ведь? — Старик вопросительно посмотрел на Мо.
Он снова кивнул. А Фенолио выглянул на улицу. В доме напротив было открыто окно, и было слышно, как какая-то женщина ругает своего ребёнка.
— Собственно говоря, я должен изрядно этим гордиться, — пробормотал Фенолио. — Всякий писатель желает, чтобы его герои были как можно более жизненными, а мои герои прямым ходом сошли со страниц вашей книги в действительность.
— Потому что их своим голосом вызвал к жизни мой отец, — сказала Мегги. — Он может сделать то же самое и с другими книгами.
— Ну да, конечно. — Фенолио кивнул. — Хорошо, что ты мне напомнила. А то ещё я вообразил бы себя этаким маленьким богом, не правда ли? Но мне очень жаль твою маму… Хотя, если рассудить, то я вообще-то, не виноват.
— Для моего отца это очень большое горе, — сказала Мегги. — А я-то её совсем не помню.
Мо посмотрел на неё с удивлением.
— Конечно. Тебе было даже меньше лет, чем моим внукам, — задумчиво согласился Фенолио. Он подошёл к окну. — Я в самом деле хотел бы поглядеть на него, — сказал он. — Я имею в виду Сажерука. Теперь-то мне, разумеется, жаль, что я уготовил бедняге такой ужасный конец. Но в известном смысле он ему очень подходит. Как говорится у Шекспира:
Мир — сцена, где у всякого есть роль. Моя — грустна.[9]
Он посмотрел вниз, в переулок. Этажом выше что-то разбилось, но, похоже, Фенолио это почти не заинтересовало.
— А это кто, ваши дети? — спросила Мегги и показала наверх.
— Слава богу, нет. Мои внучата. Одна из моих дочерей тоже живёт в этой деревне. Они постоянно приходят ко мне, и я рассказываю им истории. Я половине деревни рассказываю истории, но у меня больше нет желания их записывать… Где он сейчас? — Фенолио повернулся к Мо.
— Сажерук? Я не вправе вам это сказать. Он не желает вас видеть.
— Он очень испугался, когда мой отец рассказал ему о вас, — добавила Мегги.
«Однако Сажерук обязательно должен узнать, что с ним будет, — подумала она. — Тогда он поймёт, что ему в самом деле не стоит возвращаться. И продолжать мучиться от тоски. Без конца».
— Я должен его увидеть! Хотя бы один раз. Разве вам не понятно? — Фенолио с мольбой посмотрел на Мо. — Я могу незаметно пойти за вами следом. Как он меня узнает? Я просто хочу удостовериться, так ли он выглядит, каким я его себе вообразил.
Однако Мо покачал головой:
— Я думаю, лучше бы вам оставить его в покое.
— Чепуха! Я могу посмотреть на него, когда захочу. В конце концов, это я его придумал!
— И вы же его убили, — возразил Мо.
— Ну да… — Фенолио беспомощно поднял руки. — Я хотел, чтобы сюжет стал более занимательным. Ты любишь занимательные истории? — обратился он к Мегги.
— Только если у них счастливый конец.
— Счастливый конец!..
В голосе Фенолио сквозило лёгкое презрение. Он прислушался к тому, что творилось наверху. Что-то или кто-то со всего маху рухнул на деревянный пол, вслед за грохотом раздался громкий плач. Фенолио поспешил к двери.
— Подождите здесь! Я сию минуту вернусь! — крикнул он и исчез в коридоре.
— Мо! — прошептала Мегги. — Ты должен всё рассказать Сажеруку! Ты должен ему сказать, что пути назад для него нет!
Но Мо покачал головой:
— Поверь мне, он ничего и слушать не желает. Более десяти раз я пытался заговорить с ним об этом. Но, может быть, не такая уж это и глупая идея — познакомить его с Фенолио. Может быть, он скорее поверит своему создателю, чем мне. — Глубоко вздохнув, он смахнул с кухонного стола Фенолио несколько крошек от пирога. — В «Чернильном сердце» была картинка, — пробормотал он и стал чертить что-то на столе, как будто таким образом мог вызвать эту картинку к жизни. — На ней под аркой ворот стояла группа женщин в роскошных одеждах, словно они собрались на праздник. У одной из них были такие же белокурые волосы, как у твоей матери. Лиц на картинке не видно, женщины стоят к нам спиной, но я всегда представлял себе, что это она. Сумасшедший, да?
Мегги положила ладонь на его руку.
— Mo, обещай мне, что ты больше никогда не поедешь в ту деревню! — сказала она. — Пожалуйста! Обещай мне, что ты оставишь любые попытки добраться до этой книги.
Секундная стрелка на часах в кухне Фенолио беспощадно разрезала время на тонкие ломтики, пока Мо наконец не ответил.
— Обещаю, — сказал он.
— Посмотри на меня! Он повиновался.
— Обещаю! — повторил он. — Мне осталось обсудить с Фенолио ещё один вопрос, а потом мы поедем домой и забудем об этой книге. Ты довольна?
Мегги кивнула. Хотя и спрашивала себя: что же тут обсуждать?
Фенолио вернулся, неся на спине зарёванного Пиппо. Двое других детей, удручённые, шли следом за дедушкой.
— Дырки в пироге, а теперь ещё и дырка во лбу… По-моему, вас всех надо отправить домой, — ругался Фенолио, усаживая Пиппо на стул.
Затем он порылся в большом шкафу, нашёл там пластырь и не слишком бережно наклеил его на разбитый лоб внука.
Мо отодвинул свой стул и поднялся.
— Я хорошенько поразмыслил, — сказал он. — Я отведу вас к Сажеруку.
Фенолио изумлённо повернулся к нему.
— Может быть, хоть вы сможете раз и навсегда объяснить ему, что ему нельзя возвращаться, — продолжал Мо. — А то кто знает, что он ещё задумает. Я боюсь, это грозит ему бедой… Кроме того, у меня есть одна идея. Она безумная, но я очень хотел бы обсудить её с вами.