Наверное, даже и напугать не собирался, а хотел только позабавить ребятишек.
Но не успел он подкрасться к маме, как раздался вой, алая молния пронеслась над мостками, и папа завопил во всю глотку, уронив в воду шляпу. Это Нинни вонзила свои невидимые зубки в папин хвост, а зубки у нее были острые.
– Браво, браво! – закричала Мю. – Лучше даже я не смогла бы!
Нинни, с рассерженным личиком, вздернутым носиком и рыжей челкой на лбу, стояла на мостках и шипела на папу, словно кошка.
– Видно, ее видно! – вскричал Муми-тролль. – И какая она славная!
– Да уж, славная, – пробурчал Муми-папа, разглядывая свой укушенный хвост. – Это самый бестолковый, самый глупый, самый невоспитанный ребенок, которого мне когда-либо приходилось видеть, хоть с головой, хоть без нее.
Улегшись на мостки, он попытался палкой выловить свою шляпу. И как-то так получилось, что папа поскользнулся и бултыхнулся в воду.
Но тут же и вынырнул. Упершись ногами о дно, он высунул из воды мордочку, уши у него были забиты тиной.
– Вот это да! – закричала Нинни. – Как здорово! Как чудесно!
И она расхохоталась так, что затряслись мостки.
– Раньше она вроде бы никогда не смеялась, – проговорила изумленная Туу-тикки. – Сдается мне, этот ребенок у вас так изменился, что стал даже хуже малышки Мю. Но главное – теперь ее видно.
– И все это бабушкина заслуга, – сказала мама.
Седрик
Теперь уже трудно понять, как это крошка Снифф согласился отдать Седрика.
Во-первых, Снифф раньше никогда и ничего не отдавал, скорее наоборот. А во-вторых, Седрик был действительно очень милый.
Седрик был живым существом, он был вещью, но зато какой! Сначала могло показаться, что перед тобой обычная плюшевая собачка, довольно таки облезлая и замусоленная, но, присмотревшись получше, вы бы заметили, что у Седрика глазки из топазов, почти как настоящие, а в ошейник вделан маленький лунный камень.
И кроме того, выражение его мордашки было абсолютно неподражаемо, едва ли какая-нибудь другая собачка смогла бы его воспроизвести.
Возможно, драгоценные камни были для Сниффа важнее, чем выражение мордочки, но, так или иначе, Снифф любил Седрика.
И отдав его, Снифф сразу же об этом пожалел. Он был в отчаяньи, он не ел, не спал, ни с кем не разговаривал. Он весь отдался своему горю.
– Но дорогой мой Сниффчик, – огорченно сказала мама Муми-тролля, – если уж ты так любил своего Седрика, то ты по крайней мере мог бы подарить его кому-нибудь из своих друзей, а не дочке Гафсы...
– Да это все Муми-тролль виноват... – пробормотал Снифф, уставившись в пол заплаканными глазами. – Он сказал, что, если отдашь то, что тебе дороже всего на свете, получишь в десять раз больше, и все устроится самым лучшим образом. Он меня обманул.
– Ах, вот оно что... – сказала мама. – Да, да, конечно.
В этот момент она не нашла лучшего ответа. Ей нужно было подумать.
Наступил вечер, и мама незаметно ушла к себе в комнату. Остальные пожелали друг другу спокойной ночи, и вскоре весь дом погрузился в сон. Лишь один Снифф не спал, он лежал уставившись в потолок, глядя на покачивающуюся в лунном свете тень огромной ветки. Ночь была теплая, и через открытое окно он слышал звуки Снусмумриковой губной гармошки, доносившиеся от реки.
Когда мысли его стали слишком уж мрачными, Снифф встал с постели и на цыпочках подкрался к окну. Он спустился вниз по веревочной лестнице и побежал по саду – мимо мерцающих во тьме пионов, мимо черных, как уголь, теней. Высоко в небе плыла луна, далекая и загадочная.
Снусмумрик сидел у своей палатки.
В эту ночь он не наигрывал мелодий, и из его гармошки вырывались лишь отдельные звуки, напоминающие то вопросительные, то утвердительные восклицания, которые обычно означают, что вы не знаете, как ответить своему собеседнику.
Усевшись рядом, Снифф уставился на реку, и в глазах его были тоска и безысходность.
– Привет, – сказал Снусмумрик. – Хорошо, что ты пришел. Я тут как раз вспомнил одну историю, которая могла бы тебя заинтересовать.
– Мне сейчас не до сказок, – съежившись, пробормотал Снифф.
– Это не сказка, – сказал Снусмумрик. – Это было на самом деле и произошло с тетушкой моей мамы.
И Снусмумрик начал свой рассказ, время от времени посасывая трубочку и болтая ногами в темной речной воде.
Жила-была дама, которая очень любила свое имущество. У нее не было детей, которые могли бы забавлять или сердить, ей не нужно было ни работать, ни готовить обед и ее не интересовало, что о ней думают другие. К тому же она не любила никакие игры. Короче говоря, жилось ей довольно скучно.
Но она обожала свои красивые вещи, которые собирала всю жизнь; она раскладывала их в строго определенном порядке, она наводила на них блеск, и вещи ее становились все красивее и красивее, так что все, кто заходил к ней в дом, уже не верили собственным глазам.
– Она была счастливая, – кивнул Снифф. – А что это за вещи?
– Ну да, конечно, – сказал Снусмумрик. – Настолько счастливая, насколько это было возможно. Но ты бы лучше помолчал и дал мне рассказать до конца. Так вот. В одну прекрасную ночь случилось, что тетушка моей мамы взяла и проглотила огромную кость, когда ела котлеты в темной кладовке. В течение нескольких дней она чувствовала некоторое недомогание и наконец решила пойти к доктору. Доктор ее прослушал, простучал, просветил и в конце концов заявил, что эта самая кость застряла у нее где-то внутри. Такая противная кость, что извлечь ее совершенно невозможно. Иными словами, он опасался самого худшего.
– Да погоди, погоди, – заинтересовался Снифф. – Доктор хотел сказать, что тетушка должна умереть, и просто не решился ей прямо так и сказать?
– Да, что-то вроде этого, – согласился Снусмумрик. – Но тетушка моей мамы была не из пугливых, поэтому она выяснила, сколько времени у нее еще осталось, после чего пошла домой и погрузилась в раздумья. Ведь две-три недели – это не так уж много.
Она вдруг вспомнила, что когда-то в молодости собиралась отправиться в экспедицию на Амазонку, заняться подводным плаванием, построить большой красивый дом для сирот, поехать посмотреть на вулкан и устроить для всех своих друзей какой-нибудь необыкновенный праздник. Но сейчас, разумеется, было уже поздно. Да и друзей у нее совсем не осталось, потому что она занималась только своими вещами и для друзей у нее всегда не хватало времени.
Размышляя об этом, она все больше впадала в меланхолию. Она бродила по комнатам, пытаясь найти утешение среди своих чудесных вещей, но и вещи ее не радовали, скорее наоборот: она все время думала лишь о том, что ей придется все это оставить на земле, в то время как сама она отправится на небо.
Не улучшила ее настроение и мысль о том, что там, на небе, она, возможно, сможет начать все сначала и снова обзаведется имуществом.
– Бедная дама! – воскликнул Снифф. – Неужели она не могла взять с собой хотя бы одну единственную вещицу?!
– Нет, – строго сказал Снусмумрик. – Это запрещено. Но ты лучше помолчи и послушай. Как-то ночью маминой тетушке не спалось, и она лежала, уставившись в потолок и предаваясь невеселым раздумьям. Со всех сторон ее обступала шикарная мебель, повсюду стояли красивые безделушки, вещи везде – на полу, на стенах, на потолке, в шкафах, в комодах. И вдруг ей показалось, что она начинает задыхаться среди всего этого богатства, которое все равно не могло ее утешить. И тогда ей пришла в голову одна мысль. Это была такая замечательная мысль, что мамина тетушка даже тихонько засмеялась, лежа в своей постели.