Будто старый хрыч Соловей-разбойник из могилы вылез и тешится.
— Или инкарнация у него объявилась, — сопит Аншлаг, старой корягой по затылку пришибленный.
— Скорее надо уходить отсюда, может, он еще не все высвистал, — отвечает Студень, вылезая из муравейника да стряхивая букашек из пазухи.
Согласились с ним, взяли руки в ноги и вмиг из леса выкатились, а там налетели на поповского сына, Никитушку Пересветова, учился с ними вместе. Стоит, на природу смотрит, рассвет, должно, встречает или, может, епитимью исполняет, как у них, благочинных, принято.
— Вы чего на людей бросаетесь? — спрашивает недовольно.
А Башка, Студень и Аншлаг не то что не дружили с поповичем, а так, терпели. И тоже встрече не рады.
— Тебе чего надо? — в ответ спрашивают. — Мы тебя не трогаем.
— Ясно, не трогаете, а только чуть с ног не сбили, — отвечает Никитушка.
— Был бы ты сейчас в лесу, сам бы рылом в землю лег, — говорят. — Не слыхал, Соловей-разбойник у нас новый объявился? Свистит, душегуб, деревья ломает.
— Ну? — Никитушка спрашивает недоверчиво. — Прямо так сам Соловей-разбойник? Врете, верно.
— Вот тебе и ну. Пойди проверь, стволов навалено — жуть. Сами чуть живые остались.
— А чего в лесу ночью делали? — интересуется он с прищуром.
— Клад искали, — Аншлаг рожу кривит.
— Нашли?
— Нашли, — говорит.
— А чего видели?
— Да много видели.
— И русалок?
Башка с Аншлагом переглянулись и отвечают:
— Русалок не видели. А ты чего допытываешься? — сердятся.
— Так Русальная неделя сейчас, русалки отовсюду вылезают, с людьми балуют.
— Врешь, — говорят. — Попы такие сказни любят, а поповичи за ними повторяют.
— Ну смотрите, — отвечает. — Я предупредил. А чего это от вас такой дух вонючий?
— А это не твоего ума дело, — говорят, окрысимшись.
— Не хотите, не говорите. А только тухлыми яйцами честному человеку вонять никак не можно.
Сказал так и пошел прочь, мимо озера. А Башка и остальные в другую сторону озеро обходить направились. Аншлаг грозится с поповичем разобраться в темном закоулке, а Студень на воду глядел, русалок высматривал, не сидят ли где. После болотной нечисти и черепов на жердях русалки вовсе мелочью были. Но и они тоже, как вдруг на глаза показались, чувства ему расстроили. Студень их видом обворожился и снова мычит, речь потерямши.
Русалки на корягах у воды сидели, а сами — старухи гнилые, с волосьями бело-зелеными. Носы крючком, зубы торчком, руки ловкие, цепкие, тину плетут. Аншлаг, как увидел их, гоготать стал от недомогания, орет: «Ой, не могу, русалки! Ой, побалуйте со мной, красивые!». Так и прогнал старух. Они тину побросали, зло поглядели и в камышах попрятались.
А может, это дух вонючий им не понравился, потому как у них свое источение, гнилой тиной пахучее.
С Аншлага та вонь семь дней не сходила, пока деньжищи нечистые все не спустил.
XI
Кондрат Кузьмич с утра взбодрил себя хоровым пением «Боже, царя храни» и сразу переместился в совещательный кабинет для консультаций с господином Дварфинком. Да в благодарность ему заведомо припас золотую безделку из личного стабильного фонда. Потому как господин иноземный советник желтый металл сильно уважал и от его преподнесения в дар сначала млел, а потом еще рьяней выдумывал преобразовательные реформы. А Кондрат Кузьмичу оставалось только до народа оные реформы довести и в толщу жизни крепкой рукой вбить. А если не вбивать, то оно могло и обратно вылететь, прямиком в лицевое вымя господина советника, оттого как мы, кудеяровичи, народ неблагодарный и пользы своей не знаем. И было бы это порушением договора учиненной Кондрат Кузьмичом дружбы с иноземными важными персонами, а оттого и бедствием государственным.