Давай руку, и пойдем вперед по проспекту Вечной Молодости!
- Ну что же, – сказала чумазая девочка с нелепо торчащими в стороны косичками, – давай, так давай. А своих Радужных Надежд ты тоже, между прочим, скоро лишишься! – И она, схватив за руку Мальчика-Счастье, весело зашагала вместе с ним по бесконечно проспекту Вечной Молодости.
По бокам широкого, теряющегося и волшебной глубине проспекта, стояли толпы ликующих людей с цветами в руках, играли военные оркестры, а в небо взлетали разноцветные ракеты.
– Как мне легко идти рядом с тобой! – признался девочке с нелепо торчащими в разные стороны косичками Мальчик-Счастье.
– Мне тоже, – ответила ему Девочка-Несчастье, и, достав из кармана большие ножницы, аккуратно отрезала большие Белые Крылья.
– Ах, как больно! – воскликнул Мальчик-Счастье.
– Жизнь состоит не только из радостей и веселья, – отвела Девочка-Несчастье. – Тебе надо привыкнуть к боли, которая теперь будет твоей постоянной спутницей!
И Мальчик-Счастье постепенно привык к боли. Когда они дошагали до середины проспекта Вечной Молодости, от его Белых Крыльев не осталось и следа – девочка регулярно обрезала их своими большими ножницами, всякий раз напоминая при этом, что он должен привыкнуть к боли. Не осталось следа и от Радужных Надежд, которые в виде нимба сияли вокруг его головы. Сам он к этому времени сгорбился и постарел, а проспект Вечной Молодости превратился в грязную улицу с покосившимися старыми домами, окна и двери которых были крест-накрест заколочены досками. Иногда из какого-нибудь слепого окна высовывалась неопрятная женская голова, и выливала на Мальчика-Счастье ведро помоев. Пройдя еще немного вперед, он обнаружил, что Девочка-Несчастье куда-то исчезла, а сам он сидит на колченогом стуле в каком-то глухом тупике, превратившись в жалкого старика, руки которого, морщинистые и худые, непрерывно дрожат от старости.
Иногда Мальчик-Счастье выходит из своего тупика, и с завистью наблюдает, как по проспекту Вечной Молодости идет рука об руку с Девочкой-Несчастье новый молодой безумец, полный самых Радужных Надежд, за спиной которого растут большие Белые Крылья. Тогда он тихонько крадется за ними, и ждет момента, когда эти крылья будут ловко обрезаны большими зазубренными ножницами. Он подбирает эти крылья, и набивает перьями из них большие подушки, которые охотно покупают у него местные растрепанные матроны, так любящие выливать на головы прохожих ведра с помоями. Подушки из Белых Крыльев пользуются большим спросом, потому что сны на них бывают приятными, наполненными самыми невероятными сновидениями. И Мальчик-Счастье вполне доволен: все-таки он не даром живет на свете, и, как мечтал когда-то в молодости, приносит людям хотя бы немного счастья.
ПОЭТ - САПОЖНИК
сказка
Один поэт женился на ведьме, которая прикинулась молоденькой девушкой, и она превратила его в сапожника. Дни и ночи он теперь шил людям обувь, обливаясь слезами, и вспоминая о том времени, когда был свободным и сочинял стихи, читая их окрестным полям и лугам, а также птицам и зверям, живущим в них. Он часто умолял ведьму превратить его снова в поэта, но ведьма каждый раз отвечала:
– Сшей мне ровно миллион теплых домашних тапочек, таких легких и таких мягких, чтобы моя нога совсем их не чувствовала, будто они на нее вовсе и не надеты, и тогда я тебя отпущу. Будешь ты снова поэтом, гуляющим по окрестным полям и лугам и сочиняющим стихи для небесных птиц и вольных лесных зверей. А не выполнишь мой заказ, останешься навсегда прикованным к своей деревянной колодке, и своей дратве, с помощью которых ты шьешь людям обувь!
И поэт стал выполнять этот непосильный заказ.
Он решил сшить для ведьмы миллион легких тапочек, и постепенно стал таким искусным сапожником, что к нему даже из дальних стран специально приезжали шить сапоги, потому что лучше его никто не умел этого делать. Год от году количество тапочек, сшитых для ведьмы, все увеличивалось и увеличивалось, но все равно до конца работы было так же далеко, как до Луны. Постепенно поэту-сапожнику стало ясно, что ему не хватит всей жизни, чтобы выполнить весь непосильный заказ, и что он умрет, так никогда и не став свободным. Иногда он еще по привычке продолжал сочинять стихи, но дратва и сапожное шило, а также непрестанный стук молотка, которым он вбивал маленькие медные гвозди в подошвы роскошных сапог (чтобы жить, бывшему поэту, как уже говорилось, приходилось шить не только тапочки, но и сапоги для разных господ), – монотонный труд сапожника каждый раз брал верх над фантазиями поэта. Наконец настал день, когда бывший поэт понял, что он уже никогда не сможет написать никакого, даже самого плохонького, стихотворения, и что он теперь окончательно превратился в сапожника. Ему уже ничего не могло помочь, потому что до миллиона тапочек было по-прежнему далеко, как до Луны, а жизни ему впереди оставалось не так уж и много. И тогда сапожник решил с горя продать те уже готовые тапочки, которые у него были сшиты (их было ровно полмиллиона), и устроить прощальный пир, после чего покончить с собой. Другого выхода он, сколько ни думал, не видел.
Ведьма, женившая когда-то его на себе, в это время отсутствовала (видимо, улетела куда-то по своим колдовским делам), и поэтому ничего не мешало сапожнику выполнить свой грустный план. Он стал на базаре рядом с другими торговцами, разложил на лотке свой нехитрый товар, и стал призывать покупателей:
– А вот легкие тапочки, а вот легкие тапочки! Попробуйте, девушка, попробуйте, госпожа, попробуйте и вы, почтенные женщины, какие они невесомые и приятные; попробуйте, как удобно они сидят на ноге!
К нему подходили разные женщины, и покупали его невесомые и красивые тапочки, а потом возвращались опять, и покупали еще по несколько штук, потому что тапочки эти оказались волшебными, и женщины, которые их одевали, становились легкими, словно пушинки; девушки, которые носили такие тапочки, удивительно быстро, и, главное, удачно, выходили замуж за приятных молодых людей, женщины более старшего возраста удивительно быстро улаживали свои застарелые конфликты с мужьями, а старушки на глазах молодели, и дни и ночи просиживали в кафе, объедаясь, как в молодости, пирожными и бисквитами. Дело в том, что колдовская сила ведьмы незримым образом перешла в те самые тапочки, которые шил несчастный поэт, и теперь распределилась между всеми людьми (в основном это были женщины), которые их у него купили. Ведьма, которая в это время участвовала в шабаше на горе Броккен в Германии, сразу же почувствовала, как колдовская сила улетучивается из нее, словно воздух из проколотого воздушного шарика. Она тотчас же отпросилась у распорядителя шабаша (это был огромный бородатый козел, сидящий на золотом троне в окружении разной нечисти), уселась на метлу, и срочно полетела домой. Но к этому времени были проданы все полмиллиона сшитых поэтом тапочек, и колдовская сила окончательно покинула ведьму. Она упала с большой высоты в глубокое море, и утонула. И даже метла, на которой она летела, и за которую хваталась, как за соломинку, не помогла страшной ведьме. А несчастный сапожник, избавившись от власти колдуньи, вновь стал поэтом, и к нему вновь пришло вдохновение. Он опять стал писать стихи, и даже женился на одной из тех девушек, которым когда-то продавал свои волшебные тапочки, совершенно не подозревая о том, что одна из них станет его женой.
Поэт описал в стихах свою долгую службу у ведьмы, и его поэма “Волшебные тапочки” пользовалась у ценителей высокой поэзии очень большим успехом.