– Я поговорю с ребятами, может, они знают способы заработать деньги.
Папа Уолли, пока работал водителем грузовика, узнал много различных способов зарабатывать деньги, в том числе и нечестные. Поэтому он понимал, что за этими детьми, так долго кочевавшими по свету, нужно хорошенько присматривать, особенно за Гасси.
– Вот что я вам скажу. Если Уолли придумает для вас какое‑нибудь приличное занятие, например чистку сада, мытье машины, ну или что‑то другое, тогда хорошо, но если это будет что‑то странное, то вы сразу идете ко мне. Мы же не хотим, чтобы у вас были неприятности.
Поездка в Лондон, похоже, предоставила дяде Сесилу возможность все обдумать. А может, на собрании он встретил одного из своих скучных друзей, который и подал ему эту мысль, но в этот вечер после ужина он сказал:
– Я хочу поговорить с вами. Пройдем в гостиную.
Даже Гасси струсил. Видимо, дядя узнал про продажу чемоданов и их ждут неприятности. Кроме того, еда в этот день всем им показалась особенно отвратительной. Красноватое мясо с желтым жиром и шариками, сделанными, как подумали дети, из шерстяного пледа. Еще была капуста. Съев пару ложек, Гасси наклонился к Мейбл.
– Ужасная гадость! – прошептал он ей. – Не знаю, что это, но есть просто невозможно.
Мейбл, задыхаясь и краснея, прошептала в ответ:
– Это вареный окорок и клецки, дорогой. Это любимое блюдо вашего дяди.
Гасси, который был уверен, что отравится, если съест то, что лежало на его тарелке, с благодарностью посмотрел на дядю и отодвинул тарелку в его сторону.
– Вам это нравится. Вы это и ешьте. А мне, если можно, хотелось бы хлеба с маслом и оливками, – сказал Гасси.
Судя по тому, как посмотрели на него дядя и тетя, можно было подумать, что Гасси попросил каких‑то невообразимых деликатесов, а не самую простую еду, которую он знал с детства.
В конце концов, после мучительной паузы, дядя Сесил произнес ледяным голосом:
– Забери его тарелку, Мейбл. Сегодня Огастес есть не будет.
Поэтому сердца всех троих ушли в пятки, когда они направились вслед за дядей Сесилом в гостиную и сели напротив него на диван. Анна, как бы напугана она ни была, не могла сдержать улыбку.
– Анна, чему это ты улыбаешься? – спросил дядя.
Анна перестала улыбаться.
– Это такой чудесный диван, – прошептала она. – Я никогда не сидела на бархате.
Дядя Сесил не проявил интереса к ее словам.
– Я не собираюсь обсуждать твое плохое поведение за столом, Огастес, – сказал он. – Твоим наказанием будет то, что ты пойдешь в постель голодный. Я хотел с вами поговорить о моих соседях. Когда мы, ваша тетя и я, переехали сюда, то решили, что не будем общаться с соседями. Нам не нужны всякие глупые слухи и сплетни. Так что это правило относится и к вам. Вы будете встречаться с местными детьми в школе, но там же и будет заканчиваться ваша дружба. Вы не будете ходить к ним домой и никогда не пригласите никого сюда.
Франческо вспомнил о Джонатане и Присцилле.
– По другую сторону стены живут близнецы. Они приглашали нас на чай.
– Вы откажетесь от приглашения, – ответил дядя Сесил.
Поскольку Гасси уже провинился, то еще один вопрос повредить не мог:
– Почему мы не можем пойти к ним на чай?
Дядя Сесил посмотрел на Гасси, и было видно, насколько ему не нравится и сам Гасси, и его вопрос.
– Потому что у вас чудовищный английский. Начнется семестр, и у вас будут уроки в школе и домашние задания плюс уроки английского со мной, когда я свободен, так что ваши дни будут полностью заняты. Я не хочу, чтобы вы портили зрение, сидя у телевизора, и тратили время, болтая с соседскими детьми.
Дети никогда не смотрели телевизор.
Дети никогда не смотрели телевизор. На ферме Уолли был телевизор, однако его ни разу не включали при них, поэтому телевизор для них ничего не значил. Но они всегда разговаривали со всеми, кого встречали, стараясь говорить как можно лучше на той смеси языков, которую знали. Еще более ужасной новостью было то, что дядя Сесил собирался учить их английскому. Это их на самом деле напугало. Когда? А вдруг это будет пересекаться с уроками танцев Анны? Но в тот момент ничего изменить было невозможно, поэтому Франческо встал. Он чуть поклонился дяде.
– Спасибо, что сказали нам, – вежливо проговорил он.
Гасси как‑то кивнул и пробормотал довольно ворчливо:
– Спасибо.
Анна сделала свой маленький реверанс.
– Спасибо, дядя. Спокойной ночи.
Как только дверь за ним закрылась, Гасси скорчил гримасу.
– А спать я голодный не пойду. Тетя позаботится о том, чтобы я поел.
И он не ошибся. Под подушкой он нашел великолепный бутерброд с сыром.
Франческо попытался вспомнить.
– Названий я не знаю, но там было много тушеного риса, и все было очень вкусно, если есть с чесноком, а часто еще и карри, такой острый, что слезы из глаз, и…
Мейбл резко вдохнула, как будто попробовала карри.
– Боюсь, вашему дяде такая еда совсем не понравится.
– Если бы можно было хотя бы не все есть, – предложил Франческо. – Капуста просто невыносима.
– В следующий раз, когда ваш дядя поедет в Лондон, – прошептала Мейбл, – у нас будут грибы. Вам это понравится.
Франческо вспомнил, зачем он пришел.
– Дядя запретил нам разговаривать с детьми, которые живут в соседнем доме, но они пригласили нас на чай. Раз уж мы не можем с ними поговорить, не найдется у вас листка бумаги и конверта, чтобы мы могли написать им записку и объяснить, почему не можем прийти?
Тетя Мейбл, которая принялась было мыть посуду, остановилась и села на стул. Она указала на дверь:
– Закрой, пожалуйста.
Франческо закрыл дверь, и тетя Мейбл указала ему на стул:
– Сядь, дорогой. Я хочу попытаться кое‑что тебе объяснить.
Франческо сел, и тетя Мейбл порывисто продолжала:
– Ваш дядя – очень хороший человек, но дети в доме создают неудобства, поэтому ему очень непросто жить вместе с вами. Он пытается выполнить свой долг – дает вам жилье.
– Мы не напрашивались, – напомнил Франческо.
– Я знаю, – согласилась тетя Мейбл. – И я очень рада, что вы здесь. Но с вашим дядей все по‑другому. Понимаешь, когда ваш папа уехал, ему сказали, что… – голос сорвался, и она не смогла закончить фразу.
Франческо даже не смутился, так много раз он слышал, как его отец разрывался от смеха, рассказывая историю своего побега из дома. Он попытался помочь тете:
– Сказали, что мой папа совершил кражу. Но на самом деле он взял только некоторые вещи, чтобы продать их и купить билет до Парижа, где он мог бы учиться рисованию.