— А чего, за родину нашу, за нашу заботливую мать!
— Верно, профсоюз, сначала ты о ней заботься, по-
том она о тебе. Верно заметил, профсоюз, глаз острый.
— А как же Леонид Иваныч, ему рабочие интересы
защищать.
— От кого их защищать в рабочем государстве?
— Не, не, Леонид Иваныч, хватает еще бюрократов.
— Ну, бить бюрократов — святое дело, говори ты,
комсомол.
— Мы за вас, Леонид Иванович, за ваш ум и муд-
рость, за волю и целеустремленность, за радость победы,
которую только под вашим руководством и чувствуешь.
— Браво, браво, точно…
— Садись, комсомол, ну, партия, что, партия?
— Поднимаем страну, Леонид Иванович, укрепляем
наши ряды. За всех присутствующих!
— Давай, армия.
Шепот:
— Леонид Иванович…
— Не-не… Искусство потом, искусство нас посме-
шит, верно, искусство?
Артисты:
— Верно, Леонид Иванович.
— Володя!
Володя:
— Слушаю, Леонид Иванович!
— Скажешь этой новенькой, чтоб осталась с Федо-
ровым.
— Где, здесь?
— Ты что. Мы ж ей дали квартиру.
— Ясно, а если упрется?
— Не упрется, я с ней беседовал. Милиция здесь?
— Здесь, Леонид Иванович.
— Скажи, милиция, как ты нас бережешь? Что моя
Мария жалуется, где наша Муська рыжая?
— Задание дано, полковник с уполномоченными
прочесывают окрестности, соседи оповещены. Муська
найдется.
— Найди, найди мне ее, ласковая она, жена любит,
мурлычет приятно. За что пьем?
— Милиция всегда за порядок и спокойствие.
— Ну, давай, искусство, хватит наворачивать.
— Час расплаты настал?
— Давай, давай, выдай чего-нибудь, искусство.
— Алкоголь в малых дозах безвреден в любом коли-
честве.
— А-ха-ха! А ну еще раз.
— Алкоголь в малых дозах безвреден в любом коли-
честве.
— Владимир, завтра мне перепишешь, я в Совмине
скажу. Ну, за сказанное.
Да, разгул расцвета застоя и разгула застолья. Не
работали мы, как обычно, но гуляли чрезвычайно. Как
никогда не работали, как никогда гуляли. Как обыч-
но — говорил один и ему вторил второй. Веселье ли-
лось, анекдоты давали второй и третий урожай. А то,
что мы выедали, объедали, распродавали страну, мы не
знали. Да и что мы там распродавали? Наружу мы не
показывались, мы бушевали внутри.
— Не надо ждать вечера, вы в обед ему сыграйте.
— Кому?
— Начальнику. А пусть подавится. А пусть подавит-
ся. Прекрасная мысль. Чего ждать праздника?
— Мы хотели для коллектива.
— Значит, так, здесь Москва, да? Вы на десяти стадио-
нах будете танцевать, ничего не будет, ему понравится —
все! Никаких отказов. Я ему сказал. Они с замом ждут.
Виски, сигареты, закусочка, все туда несут из спецбуфета.
— Ты начнешь.
— У нас программа.
— Он начнет. Хватит ваших лиц в таком количестве.
Он уже бурчал: «Кто над нами смеется? Люди какой
национальности?» Ему это интересно.
— Так, может, не надо…
— Он-то ничего, другие еще хуже, там будет еще
один из ЦК.
— Может, не надо?
— Этому нужно играть после второго стакана. Хохо-
чет, все понимает… Ничего. Все!.. Вы здесь сидите.
Я приглашу.
— Федор Иванович, они здесь. Это очень смешно,
честное пионерское.
— Что он просит?
— Телефон.
— Там кабелировано?
— Соседний дом имеет. Поставим воздушку вре-
менно.
— Дай схему кабелирования… Ладно. Зови.
— Прошу к столу. Сюда, в комнату отдыха. Ребята,
входите. Ждите. Я дам сигнал.(Исчезает. Тишина. Он
появляется.) Еще минутку.(Шепотом.) Сейчас он по
второй.(Исчезает.) Входи.
(Все входят в комнату отдыха. Вскоре оттуда слы-
шен концерт для троих в полной тишине, появляется
Федор Иванович с референтом.)
Референт. Ну они просят отдельный. Без блоки-
ратора.
Федор Иванович. Не тянут. Петрович вообще
не улыбнулся, я там раза два. Не, не тянут.
Референт. Ну я прошу, ну еще 15 минут.
(Возвращаются. Концерт, смех. Все выходят.)
Федор Иванович. Давай письмо. Отдельный…
Молодцы, последняя шутка вполне.
Я в слезах сидел —
молодцы…
Ух застой. Наш застой. Видишь, ходьба по дну нико-
го не испугала. А застой… привел к перевороту. Все мо-
жем себе простить, но не отставание в физической силе.
Очень греет сознание: «Ничего, пусть только полезут,
так хряпнем по мозгам. О! Что там эта маленькая вяка-
ет, так хряпнем. Чего там наши чикаются, надо так хряп-
нуть. Здесь недоедаем, но там чтоб все было. Ох, краси-
вые танки. Ну, крейсера, заглядение. ППШ — лучший
в мире. Секрет МИГа до сих пор не могут разгадать.
Что Афганистан?! Правильно сделали, они ж на
нефти сидят и ничего не понимают. Как же туда не вой-
ти. Наша Чехословакия. Наша Венгрия. Никому не от-
дадим. Мы не войдем — немцы войдут. Все равно кто-
то войдет. Так лучше мы. Ансамбль песни и пляски на
Кубе. Как блокаду Кубы объявили, так мы оттуда все
аккордеоны вывезли и ансамбль убрали».
Да, карьера. Те, кто идет вверх, дойдя до конца вер-
ха, вширь ползут, и получается агрессия. Та же карьера,
только вширь. А мы поддерживали, а нам чего, может,
оттуда изюм привезут, а оттуда курей. Объедим —
дальше поползем.
Если считать, что нижние воруют, а верхние делают
карьеру, то это то самое, что нужно для мирового сообще-
ства, тут мы и как раз. Интересы верхов и низов полно-
стью совпадают, верхние дошли до верха и пошли вширь,
а нижние идут сзади и стягивают, и грызут, и объедают.
Саранча, или мыши, или тараканы, и никто не вино-
ват. Все заняты делом. Эти командуют, эти что-то отпи-
ливают.
Ох застой! Тем и хорош был, или есть, что интересы
верхов и низов полностью совпадали. Интеллигенция
верещала, не печатали ихние романы или, черт его знает,
пробирок не давали. Самыми смешными были эти очка-
стые в разгульном блатном лагере. Верещали, протес-
товали, жалко шептали — не воруй, не убий, не поже-
лай ближнюю свою. И правильно их в лагеря и пси-
хушки. Помешать они не могли, но настроение портили.
В общем, отправили их подальше. Конечно, жить хуже
стало, вернее, не хуже, а иначе. Ну, то есть лечить неко-
му, чертить некому. Ну и что? Это ерунда. Дети мрут,
люди мрут, ну и что? Гулял, гулял и помер.
Для лечения верхов из Японии врача вызовем, а ни-
зы и сами долго жить не хотят. Сами убедились, что это
лишнее. Глупо тянуть. Самому противно, окружающие
ненавидят. Ты еще только болеешь, а уже очередь на
твою квартиру выстроилась. В общем, невзирая на
внешнюю вражду, трогательное единение верхов и ни-
зов. Низы понимают, что верх должен жить во дворце,
верх понимает, что низ должен воровать. Эх застой, Бо-
жья благодать. Рай для вороватых, пробивных. А для
предателей самое время.
Правду не говорил никто! Ну то есть кто-то гово-
рил, но где? Интеллигенция шла на смерть небольшой
кучкой у кинотеатра: «Уведите войска из Чехослова-
кии, из Венгрии». Уведите, да. Начальники за войска,
народ за войска — а эти против. Сейчас уведем, разбе-
жались. Никто не был маразматиком. Все совпало. Во-
ры сверху и воры снизу, они сошлись: и как ты их удер-
жишь?
«А в Венгрии, представляешь, — рассказывает капи-
тан, — продвигаются мои танки. По такой узкой улице
брызговики штукатурку сбивают, а венгры что приду-
мали, представляешь — портрет Ленина посреди ули-
цы, думали не наеду, а я и не наехал. Я объехал. Понял,
да? И вся улица поняла. Не надо так с нами поступать!
Не надо!»
Объезжали — давили, прямо — давили. И останови-
лись на раздавленном. Началась перестройка.
Шестидесятые.
Я человек суеверный: нe подвожу итогов, не завожу архи-
вов, не ставлю дат на сочинениях. Интерес к личной жизни де-
ятелей искусств нам чужд, хотя там самое интересное, а моя
автобиография для предъявления в разные организации, как
бы я ее ни растягивал, умещается на одной странице.
Да! Родился в Одессе, где-то в 34-м.