– Что значит «вот именно»?
– То и значит… «вот именно».
– Тебе снился эротический сон, ты это хочешь сказать?
Сара кивнула, а затем сказала (и голос ее был тише самого тихого шепота):
– Хорошо бы эти козлы ушли.
– А почему ты решила, что это сон? – спросила Вероника.
– Они наверняка слушают.
– Зато ты не слушаешь.
Сара посмотрела на Веронику, глаза ее расширились. До нее наконец дошел смысл вопроса, и его подтекст внезапно обрел шокирующую ясность.
– Почему ты решила, что это сон? – повторила Вероника.
Следующие слова Сары были вообще едва различимы:
– Я знаю. – Затем еще тише:
– Я уверена.
Вероника улыбнулась и покачала головой.
– Похоже, я вот-вот влюблюсь в тебя, Сара.
Разбудила ее Кэтрин десять минут спустя – осторожно потрясла Сару за плечо и сказала:
– Сара, проснись. Перемена заканчивается.
– Я заснула? Черт. – Сара выпрямилась на стуле и, щурясь, оглядела комнату. Коллеги уже расходились по классам, на этот раз ее не потревожил даже звонок. Она крикнула вслед Норману (высокий практикант с беспокойным взглядом, которому едва минуло двадцать):
– Я подойду чуть позже, хорошо?
– Да-да, ничего страшного.
– Минут через двадцать.
Наверное, он считает меня очень странной, подумала Сара и, открыв пузырек с мазиндолом [16] , положила в рот пару таблеток.
Слишком вежлив или слишком пуглив, чтобы возразить.
Когда учительская опустела, Сара налила себе очередную чашку кофе и медленно, с усилием вспомнила, о чем прочла в газете. Рецензия Терри на фильм. Странно, что она до сих пор еженедельно получает его критические статьи, хотя самого Терри не видела больше десяти лет. Из поверхностного знакомства с его работами Сара составила на удивление полный образ: она знала вкусы Терри в музыке и кино, знала, что он по-прежнему живет в Лондоне; она могла представить, какова его светская жизнь, у нее даже имелись вполне разумные догадки относительно его дохода (в три раза больше, чем у нее? в четыре?). Но для него она, наверное, перестала существовать. Вспоминает ли Терри о том времени, когда они жили в одной квартире после окончания университета; спрашивает ли себя, что с ней сталось?
Не то чтобы это имело значение. Не то чтобы это хоть что-то меняло.
Сара вновь взялась за рецензию и не сумела вспомнить, сколько она уже прочла.
Бегло проглядев статью, она решила, что на этот раз текст куда более связный, чем большинство опусов Терри. По крайней мере, в целом его оценка фильма была восторженной. «Удовольствие для всей семьи» – таков был его (не самый оригинальный) вывод, и прочитав последнюю фразу, Сара позволила себе горькую усмешку. Хорошо им, подумала она, людям, у которых есть семья. А куда деваться остальным?
В последнее время ее мысли все чаще текли именно в таком направлении, и она решила немедленно выкинуть их из головы. Отложив газету, Сара потянулась к высокой и шаткой стопке папок, вытянула из нее несколько бланков для результатов второго этапа контрольной проверки знаний – один из многих бюрократических побочных продуктов Национального управления школьных программ. Анкеты в какой-то степени отвлекли ее – пока не пришло время пойти проведать, как Норман справляется с преподаванием английского языка и литературы.
Сара испытывала некое предчувствие – Норман будил в ней сложную смесь изумления и сочувствия. В пользу практиканта говорили преданность делу, добродушие и, казалось, искренняя симпатия к детям (к сожалению, ничего похожего на взаимность не наблюдалось). Однако Норман был до смешного наивен, а его методы – слишком старомодными для столь молодого человека. Хотя Сара и понимала, что ей легко критиковать: за одиннадцать лет работы атмосфера в школе изменилась столь кардинально, что она с содроганием думала, как повела бы себя, начинай она сейчас. Сара искренне восхищалась всяким, кто в наши дни шел работать в школу.
Вчерашний урок, на котором она присутствовала лишь последние десять минут, больше напоминал хаос. В полном соответствии с правительственным указом знакомить школьников с «классической поэзией», Норман предложил классу «Упавшую звезду» Джона Донна [17] , что, на взгляд Сары, не слишком подходило для десятилетних детей. Поначалу класс откровенно скучал, но к моменту ее появления школьники уже вовсю упражнялись в остроумии и безудержно веселились. Как обычно, заводилой выступал Энди Эллис, который в ответ на вопрос, какие мысли вызывает у него строка «Научи меня песням русалок», сказал, что она напоминает ему название фильма, который они с другом недавно взяли в прокате, поскольку слыхали, будто это кино про лесбиянок. Не обращая внимания на усилия Нормана сменить тему, Энди принялся расписывать свое глубочайшее разочарование – фильм оказался слабоват по части того, что он с обезоруживающей откровенностью назвал «работой девушки на девушке». Выступление Энди спровоцировало оживленную дискуссию среди мужской половины класса – но не по поводу таланта Джона Донна рифмой живописать морские пейзажи, а о том, можно ли разглядеть лобковые волосы Шэрон Стоун в «Основном инстинкте», если умело воспользоваться стоп-кадром. В конце урока – очень неразумно, на взгляд Сары, – Норман попросил учеников написать стихотворение о звездах и на следующий день принести его в школу.
Вот и сейчас класс Нормана бесновался. Правда, при ее появлении ученики слегка угомонились. Сара направилась к пустой парте в последнем ряду, отметив, что веселье вызвано домашним заданием – стихами о звездах. Одна из девочек, Мелани Харрис, едва сдерживала слезы. После прихода Сары зачитали пару невыразительных произведений, которые сопровождались отчетливым, хоть и приглушенным, бормотаньем и смешками. И тут наступил черед Энди Эллиса.
Уже первая строчка стихотворения Энди «Слушай, ты, вонючий пидор, мудозвон» вызвала некоторую тревогу – по крайней мере у Сары. Будь на то ее воля, она бы, наверное, вмешалась, но Норман шокированно молчал и без помехи дал исполнить произведение целиком.
Слушай ты, вонючий пидор, мудозвон
Только тронь мою чувилу, заведу тебе музон
Ты, сучара, вылезай, по хлебалу мне вруби-ка
Я тебя козла урою, вышибу твои мозги
Улетишь к далеким звездам – так тебе я звездану
Улетишь к далеким звездам – так тебе я звездану
Если с ней в моей постели, гад, тебя найду
Ей лохматку до отказа я свинцом набью
А потом займусь тобою, и дрожи тогда от страха
Ведь помрешь, как всякий, кто мою чувилу трахал
Улетишь к далеким звездам – так тебе я звездану
Улетишь к далеким звездам – так тебе я звездану
Пока половина учеников сидела, раскрыв рты – то ли от благоговения, то ли от изумления, зато другая половина – почти все мальчишки и одна-две девочки – наградили Энди бурной овацией.