Ты посылал мне по электронной почте рассказы в «арлекиновском» стиле [9] — о том, как ты тоскуешь, как важна была для тебя наша близость и как сильно тебе не хватает наших разговоров и моих прикосновений. Но и это тебе не мешало (знаю, потому что случалось приходить иногда в институт и ночью) регулярно оставлять сперму во рту секретарши твоего отца. Эта фаза была для меня очень короткой и легкой. Просто после нескольких таких «романтических» мейлов я переустановила свою почтовую программу так, чтобы все, что поступает с твоего адреса, считалось спамом и автоматически попадало в корзину.
Я нетерпеливо ждала последней фазы.
Отпустила на нее много времени. Сначала оценила ее в двенадцать четвергов, но после месяца «консультаций» с твоим отцом уверенно сократила ее до восьми. Я писала действительно хорошую работу.
За два дня до нашей встречи я приносила отпечатанные фрагменты и оставляла на столе его секретарши. Так называемая «консультация» сводилась самое большее к пятнадцати минутам обсуждения. Потом начиналась беседа. Твой отец, в отличие от тебя, прекрасно умеет слушать.
Более того, вслушиваться! Вспоминаю, как-то раз в дверь кабинета постучала секретарша и вошла с пачкой документов на подпись. Он попросил ее «ни в коем случае» никогда больше этого не делать, не входить в кабинет, пока я там. Помню, с какой ненавистью она тогда взглянула на меня. Это был мой первый маленький триумф. Вскоре я одержала и второй. Во время одной из встреч твой отец установил своеобразный церемониал наших четвергов. Например, после каждой завершенной главы моей диссертации он доставал из стола бутылку вина и мы выпивали «за науку». И это все были не какие попало вина, а именно те, о которых я ему рассказывала. Он звонил секретарше, чтобы она принесла два бокала. Какое наслаждение доставлял мне ее взгляд, когда она входила с бокалами на подносе, а он давал ей бутылку, чтобы она откупорила ее и принесла обратно! Я тоже не оставалась в долгу и с каждой главой старалась приходить к нему все более раздетой. Укорачивала юбки, заменяла колготки на чулки, надевала более облегающие блузки, расстегивала больше пуговиц на жакетах моих костюмов или надевала платья с более глубоким декольте. Кроме того, когда секретарша приносила бокалы, я каждый раз все более непринужденно разваливалась в кресле, шире расставляла колени и скидывала туфли.
В восьмой из четвергов я явилась на встречу с твоим отцом ровно в пять, одетая в то же шелковое прозрачное платье, которое когда-то так сильно сопротивлялось тебе. У меня под ним не было ничего. Точно так же, как и тогда. Когда секретарша принесла бокалы на подносе, я даже не взглянула на нее. В этот момент она для меня не существовала. Через минуту она пришла с вином, а выходя, закрыла за собой дверь. Навсегда. Я поднялась с кресла, села перед ним на стол.
Медленно сползая с моих плеч, платье упало на столешницу, закрыв, как саваном, твою фотографию…
Вопросы
Польские СМИ представляют вас специалистом по чувствам. Вы ощущаете себя таковым? Это удовольствие, вызов или тяжкий труд?
Если и ощущаю себя каким-то специалистом, то только по компьютерному переводу химических соединений в систематическую номенклатуру. И то не всегда (смех). По этой специальности я защищал докторскую и кое-что в этом понимаю. СМИ в основном охотно навешивают ярлыки. О том, что я специалист по чувствам, я сам узнал из СМИ. Что ж, чувства меня очень даже интересуют. И хоть вначале был водород, но потом сразу появились эмоции. Я стараюсь взглянуть на них с разных сторон. Иногда как (био) химик, иногда как нейробиолог, иногда как — скажем высоким штилем — поэт. Но чтобы так сразу и специалист! Нет, это сильное преувеличение.
Литературу «про любовь» считают исключительно женской (во всех смыслах).
А мужчины, они что, не читают ее или просто не признаются в этом?
В том смысле, который вы скорее всего имеете в виду, задавая мне этот вопрос, то есть литературу, в которой содержатся любовные истории, мужчины в общем читают гораздо реже, чем женщины. Мужчины вообще читают меньше, это статистика, и об этом прекрасно знают и издательства, и библиотекарши. Мужчины редко размышляют о любви. Кроме того, очень часто, чуть ли не повально, они путают ее с влечением. Причем влечением с очень коротким временем полураспада, прибегая к терминологии физиков-ядерщиков. Если что-то для кого-то является само собой разумеющимся и простым, то он не хочет читать об этом и думает, что не обязан читать. Для меня это своего рода парадокс, потому что если обратиться к истории литературы, то легко можно заметить, что авторы самых будоражащих душу любовных историй — в основном мужчины. То есть мужчины хотят читать, а некоторые — даже писать о любви. Но только когда они от нее страдают.
Хороша ли в качестве литературного материала счастливая любовь? Ведь даже сказки всегда кончаются тем, что «потом они жили долго и счастливо»..
И сказочники знали, да и сегодня знают, что увлекательно написать о счастье больше полстраницы — задача не из легких. А кроме того, это было бы страшно скучно. Счастье люди ощущают очень похоже. И об этом знают не только сказочники, но и этнографы, исследующие разные культуры — от Гренландии до Новой Гвинеи. К тому же счастливая любовь в последнее время стала такой редкостью…
Катажина Носовская пела, что «любовь — сделка втемную, любовь — протухшее яйцо». Была права?
Я не знаю этой песни. Может, эти слова вырваны из контекста и я скажу что-то несправедливое в адрес Носовской? Но если отвлечься от терминологии птицефабрики, Носовская, в сущности, говорит правду. Любовь как сделка так же стара, как яйца динозавров. Впрочем, я не соглашусь с тем, что это сделка обязательно «втемную». Правда, есть множество людей (преимущественно молодых мужчин), которые настолько «деликатны», что ошибочно подменяют любовь кратковременной близостью. В основном из конъюнктурных соображений. Потому что есть люди (преимущественно молодые женщины), которые, чтобы на эту близость согласиться, нуждаются в такой «затемненности».
С другой стороны, большинство людей на самом деле время от времени переживают это неповторимое невротическое состояние мистического опьянения и каждый раз ощущают его по-новому. Предлагающий любовь на самом деле верит, что она самая свежая, самая главная и на этот раз наверняка последняя. И будет верить в это до очередной любви. Из всего, что вечно, самый краткий срок у любви…
Каково положение любви во времена поп-культуры, эмоционального фастфуда? Не утратила ли она значения? Не превратилась ли в заменитель настоящего чувства?
Поп-культура живет мифом романтической любви. Поэтому она никогда не допустит того, чтобы любовь сбилась на одышку. Основная часть самых кассовых произведений Голливуда так или иначе трактует любовь, которая должна иметь значение. А то, что ими оказываются часто банальные комедии или романтические трагедии, о которых забывают раньше, чем успевают высохнуть слезы, — уже через пятнадцать минут после выхода из кинотеатра, — это совершенно другое дело. Недавно мне попалась в руки книга автора, жившего в восемнадцатом веке. Присматриваясь к царившим тогда отношениям между людьми, он с огромной обеспокоенностью оповещал мир о конце любви. В то время, правда, не было фастфуда, но его тезис был похожим. Думаю, что и сегодня примерно то же самое. Люди едят в закусочных быстрого питания, а мечтают о шикарных столах. Я думаю, что любовь никогда не потеряет значения.