Люська кивнула.
– Девчонки, есть предложение! – перехватил инициативу Костя. – Библиотеку переносим на завтра: нам с Игорьком тоже нужно кое-какие книжки взять. А сегодня двинем в кафе. Тут недалеко, «Северная корона» называется. Там такое мороженое, закачаешься! Угощаем!
Подруги переглянулись, и через минуту все четверо дружно шагали в сторону, противоположную библиотеке: Наташка с рыжеватеньким Костей впереди, а Люська с Игорем чуть сзади. Сначала разговор не клеился, потом молодой человек нерешительно произнес:
– А я тебя запомнил тогда… в автобусе. Ты была с таким… высоким…
– Да, я тебя тоже помню. Мы на Мольера ехали, на «Лекаря поневоле».
– Клевый спектакль!
– Ты видел?
– Ага! Нас классная таскала. Она у нас литературу преподает. А помнишь, там в конце…
– Да, очень смешно, – перебила его Люська, потому что не знала, что было в конце, и поспешила перевести разговор на другое: – А что за книги вы хотите взять в библиотеке?
Игорь улыбнулся:
– Вообще-то, нам в библиотеку не надо, но мы с удовольствием с вами завтра сходим. Может, и правда что-нибудь себе подберем.
В кафе было весело. Наташка трещала без умолку. Костик, которого вскоре все стали называть только так, тоже оказался довольно разговорчивым. Постепенно в легкую беззаботную болтовню втянулся Игорь, а потом и Люська. Домой они шли, уже хохоча во все горло по всякому пустяковому поводу. У здания школы разбились на пары: Костик пошел провожать Драгомилову, а Игорь – Люську.
– Мы еще встретимся? – спросил Игорь, когда Караваева уже взялась за ручку двери подъезда.
– Завтра, в библиотеке, как договаривались, – ответила она.
– Это само собой… А где-нибудь еще? Ну… чтобы без Костика и без… твоей подруги…
– Я подумаю, – кокетливо произнесла Люська и скрылась за дверью.
Забыв про лифт, она в задумчивости начала подниматься по лестнице. Игорь, конечно, ничего… Плечистый, стройный, модно одетый и… ненаглый. И, похоже, Люська ему здорово нравится. Но она, не задумываясь, променяла бы десять таких Игорей на одного Артема Каретникова, который ее так подло предал.
Глава 10
Какие чудеса может творить любовь!
За пять минут до конца физики, которая была последним уроком, Прокопчина попросила Петра Михайловича разрешить ей сделать объявление классу. Разумеется, преподаватель разрешил, и Лена сказала:
– Прошу всех после урока не расходиться. Проведем небольшое собрание.
Одноклассники раздраженно загомонили, а Колька Карамышев прямо-таки взревел:
– Опять! Вот выбрали на свою голову… Пятый год маемся!
– Ша! – Петр Михайлович, как всегда, моментально успокоил класс. – Записываем домашнее задание…
Когда учитель скрылся в лаборантской, Лена вышла вперед и сказала:
– Надеюсь, вы не забыли, что мы – выпускной класс и нам предстоят серьезные экзамены…
– С тобой забудешь, как же… – пробубнил Изотов.
– Последнее изложение показало, – невозмутимо продолжила Прокопчина, – что его сочинительная часть – наше слабое место. Нет ни одной пятерки, всего три четверки и целых восемь двоек. Это никуда не годится! Вера Петровна дала мне сборник с текстами, по которым мы можем сами, без нее, попрактиковаться, и я предлагаю обсудить время дополнительных занятий.
Со всех сторон тут же понеслись раздраженные выкрики:
– Еще чего!
– Совсем с ума сошла!
– Тебе надо, ты и занимайся!
– А я все напишу и без твоих дурацких занятий!
– Ленка! Тебе бы в прошлом веке жить! – перекрыл голоса ребят выкрик Изотова.
– Это почему? – удивилась Прокопчина.
– В октябрята бы вступила или в пионеры. Или в комсомол!
– Зачем? – удивленная Лена никак не могла понять, куда клонит Ромка.
– Затем! Это у них там было: «Будь готов!» – «Всегда готов!» А сейчас другие времена: хочу – иду на твои дополнительные занятия, хочу – не иду. Мое дело!
– Ромашка прав, – вступил в разговор Карамышев. – Ты, Прокопчина, прямо какое-то ископаемое животное. Динозавр. Нет, динозавриха!
Колька хотел добавить еще что-то, но все вздрогнули от стука, внезапно раздавшегося в конце класса. Это Филя Лаевский вскочил со своего места, уронив стул. Он подбежал к Карамышеву, схватил его обеими руками за моднючую толстовку и громко процедил в лицо:
– Если скажешь еще хоть слово – урою!
Карамышев был далеко не слабым товарищем, но Филин выпад был таким неожиданным, что Колька только по-рыбьи хватал ртом воздух и даже не пытался освободиться из рук Киркора. В классе повисла такая тишина, что из лаборантской высунулся Петр Михайлович.
– А-а! Вы еще тут, – сказал он и снова скрылся за дверью.
Киркор отпустил Карамышева, вышел вперед и встал рядом с Прокопчиной.
– Можете не ходить на эти занятия, – сказал он, – ваше дело. Но если хоть кто-нибудь… когда-нибудь… скажет ей хоть одно обидное слово… – Филя обвел взглядом класс, взял Лену за руку и закончил мысль: – Будет иметь дело со мной! Поняли?
Караваева во все глаза смотрела на пару, держащуюся за руки на виду у всего класса. Хрупкая русоголовая Лена, покрасневшая по Люськиному образцу и лицом и шеей, отвернулась к окну, зато Филя, сверкая яркими вишневыми глазами, бесстрашно глядел на одноклассников. Люська вспомнила театр, и ей до слез захотелось, чтобы Артем вот так же взял бы ее за руку на виду у всех: у Карамышева, Изотова, Наташки, а главное, на виду у Лизы Малиновской.
– Чего уж тут непонятого! – нарушила тишину Драгомилова. – Мы все поняли! Так, может, вы вдвоем и… позанимаетесь… э-э-э… русским языком… А мы, пожалуй, пойдем… – И она первая поднялась из-за парты.
Вслед за Наташкой из класса потянулись остальные, а Лена и Киркор все так и стояли, взявшись за руки.
Когда Люська вышла в коридор, к ней подлетела Драгомилова:
– Ну, видишь? Я была права – любовь творит чудеса! Все же жаль, что это не мы с тобой Фильку раскрутили. Дура ты, Караваева! И чего было пересаживаться…
Глава 11
Предатель просит прощения
Дни шли за днями. Люська встречалась с Игорем, а Наташка – со Стельманчуком и Костиком попеременно. Естественно, молодые люди даже не подозревали о существовании друг друга.
Люська выговаривала Наташке:
– Допрыгаешься ты, подруга. Они подерутся, когда узнают, или, что еще хуже, подружатся и отлупят тебя в четыре руки.
– Еще чего! Да они оба в ногах валяться будут, умоляя, чтобы я выбрала кого-нибудь одного. И каждый при этом будет думать, что я выберу именно его.
– А ты?
– Что – я?
– Ну… кого выберешь?
– Почем я знаю? Не хочу забивать этим голову. Кого захочется, того и выберу!
– Наташк! А как же любовь?
– Любовь? Она только в дамских романах встречается и в классической литературе. Да и то… Помнишь у Грибоедова: «И вот любовника я принимаю вид / В угоду дочери такого человека…» Вот и вся любовь!
– А Чацкий?
– А Чацкий вообще подлец. Захотел – уехал, захотел – приехал. А ты его жди и люби… Конечно, подлец!
– Наташка, а как же Киркор с Леной?
– Да-а-а… – призадумалась Драгомилова. – Тут, конечно, любовь… Ничего не скажешь… И ведь кто мог подумать, что Лаевский способен на такие пламенные чувства? Похоже, нашей Неллечке Игнатьевне просто нечем будет заняться в конце года: Киркор под влиянием счастья в личной жизни и без ее титанических усилий закончит без двоек. А Ленка-то какова! Цветок заморенный… Отличница худосочная… Такого лентяя раскочегарить – это ж надо суметь! Не представляю, как она умудрилась?
Люська вполуха слушала Наташку и думала о том, что не без ее участия у этой пары сложились такие трогательные отношения. Вот если бы она не согласилась пересесть к Изотову…
– Люська, я тебя, кажется, спрашиваю! – Наташка слегка ткнула задумавшуюся подругу в бок локтем. – Как у тебя дела с Игорем? Он тебе нравится?
– Так как-то… – пожала плечами Люська.
– И что это означает?
– То нравится, то не нравится… Сама не знаю…
– А ты ему?
– Знаешь, Наташка, мне кажется, он в меня влюблен по-настоящему: цветы дарит, конфеты, слова всякие красивые говорит. Я даже не могла подумать, что ко мне можно так относиться…
– Как «так»?
– Ну так… Будто я – хрустальная ваза… будто самая-самая…
– Ты знаешь, подруга, не расслабляйся! А то сегодня цветы тебе, а завтра – какой-нибудь Малиновской! Забыла?
– Нет, этого я никогда не забуду, – дрогнула голосом Люська.
– Смотри, во второй раз так не вляпайся. Наплюй ты на любовь эту! От нее одни неприятности. И вообще, хватит мечтать! Давай радоваться тому, что есть.
– Чему это?
– Ну, например, тому, что Костик купил четыре билета на «Лебединое озеро». Пойдешь? В воскресенье, в 12.00. Я вообще-то балеты не очень…
– Да ты что, Наташка! Там такая музыка… – Люська вдруг закусила губу, глаза наполнились слезами.
– Люсь, ты что? – удивилась Драгомилова.
– Деда вспомнила. Его балерин, Зинаиду.
– Так ее не нашли?
– Кто ж ее искать-то будет? И мама, и папа обращались в милицию, да только все бесполезно: ничего ведь не украли, кроме Зинаиды. Милиции не до глиняных самодельных статуэток, когда у людей из квартир все вещи выносят подчистую.
– Да… И убийств хватает… Ладно. Не грусти. Пойдем на «Лебединое», так и быть. Скажу Костику, что мы согласны.
Мариинский, как всегда, сразил своим великолепием: золотом, зеркалами, кружевной лепниной, шикарной публикой. Даже неугомонная Наташка присмирела и с уважением разглядывала интерьеры театра.
– Надо же! Прямо второй Эрмитаж! Честно говоря, я здесь ни разу не была. В Малый оперный меня как-то родители водили, на «Снегурочку», а вот в Мариинку – ни разу.
– Билеты наверняка дорогие, – сказала Люська. – Ты здорово потратился, Костик?
– Ерунда! – гордо разулыбался тот. – Тем более что спектакль дневной. Но вообще-то – это вам подарок. Для таких красавиц – не жалко.
Блуждая по многочисленным фойе, коридорам и коридорчикам, компания набрела на зал, где были выставлены работы художественной мастерской народных промыслов, посвященные балету. На деревянных заготовках, близких по форме к русским матрешкам, танцевали балерины в воздушных пачках, тонких газовых юбочках: Спящая красавица, Жизель и, конечно же, лебеди во главе с Одеттой и Одиллией.
– Надо же! – изумился Игорь. – Как мастерам удалось на толстых матрешках изобразить такие воздушные фигурки?
– Здорово, – согласился Костик, а Люська с грустью смотрела на Одетту с Одиллией.
– Опять Зинаиду вспомнила? – посочувствовала Наташка.
– Не столько Зинку, сколько дедушку, – отозвалась Люська.
– Что за Зинка? Почему не знаю? – дурашливо воскликнул Костик.
– Это Люсина балерина, которую зачем-то украли.
– Украли? Балерину? Не понимаю. Расскажите, – попросил Игорь.
Девчонки наперебой до самого звонка рассказывали ребятам историю про Люськиного деда, глиняную Зинаиду, про Филю и его теорию о трех «к», о пропавшем журнале.
– Интересно живете! – восхитился Игорь. – С нами почему-то таких удивительных историй не происходит. Скука смертная!
Чуть только опустился занавес перед первым антрактом, Игорь, будто с трудом дождавшись этой минуты, выпалил:
– Девчонки! А давайте сами расследуем это дело о пропавшей балерине!
– И как ты себе это представляешь? – насмешливо спросил Костик.
– Не знаю еще… Подумать надо. Перво-наперво, мне кажется, нужно составить список всех, кто знал о существовании Зинаиды. Потом исключить из него тех, кто по разным причинам никогда бы ее не украл или не смог бы это сделать. Ну… а потом… работать с остальными.
– Каким образом? – опять спросил Костик с нескрываемым сарказмом.
Игорь помолчал немного и ответил:
– Сказал же – надо подумать.
– Ерунда все это, – уже сердито произнес Костик, – детские игры. Милиция отказалась, а ты лезешь!
– Можешь не участвовать, если не хочешь, – не смутился Игорь.
– А что ты думаешь про три «к»? – обрадовалась заинтересованности Игоря Люська.
– Про три «к»… – опять задумался Игорь. – Может быть, это чистое совпадение, и ваш Киркор все просто за уши притянул.
– Какие еще уши? – вмешалась Наташка. – В квартирах троих наших одноклассников кто-то побывал – это факт. Тут ничего никуда притягивать не надо.
– Слушайте, может, хватит об этом? – потерял терпение Костик. – Мы, кажется, в театре, а не в ментовке.
Следующий антракт Игорь был рассеян и задумчив. На все вопросы он отвечал:
– Отстаньте, тайна Зинаиды не дает мне покоя. Хочется разгадать эту загадку.
Когда Люська с Игорем подошли к ее дому, то увидели Артема Каретникова, сидящего на хромоногой скамейке у подъезда. Он проворно соскочил с нее и обратился к Люське:
– Можно с тобой поговорить?
Сердце Караваевой застучало так, что слышно, наверное, было на соседней улице. Она скорее всего по уже выработавшейся привычке закрыла бы уши ладонями и прошла мимо, если бы не вмешался Игорь:
– Не о чем ей с тобой разговаривать!
– Тебя не спрашивают! – отрезал Артем.
– Меня и не надо спрашивать.
Люська видела, как у Игоря сжались кулаки и покраснело лицо. Все это ей не понравилось. Она набрала в грудь побольше воздуха и выпалила:
– Давай ты не будешь лезть в мои дела! Я с ним поговорю, а потом расскажу тебе… если захочу…
Игорь, обиженно хмыкнув, развернулся и побежал, не оглядываясь, к остановке автобуса.
– Я тебя слушаю, – сказала Люська, не глядя на Каретникова, и с достоинством уселась на расшатанную скамейку. Ей уже было жалко Игоря, а от Артема она ждала каких-нибудь глупых оправданий. Зачем? Ничего уже не изменишь. Единожды предавший предаст вновь.
Артем помолчал немного и вместо оправданий сказал незнакомым глухим голосом всего два слова:
– Прости меня…
Люська закрыла лицо руками, и плечи ее задрожали. Артем подсел к ней на скамейку и заговорил горячо и сбивчиво:
– Люсь, не плачь… Я негодяй. То есть… нет… то есть да… то есть я вел себя как негодяй и подлец. Придумай мне какую хочешь кару… испытание… Ты правда золотая… Люсь, я все понял… Люсь! Прости! Человек имеет право на ошибку. Я даже не думал, что… буду по тебе скучать… А оказалось… Я все время вспоминаю нашу поездку на дачу… чувствую твою ладонь в своей руке. Прости…
Артем замолчал, сжав голову руками, опершись локтями о колени. Люська, размазывая по щекам слезы пополам с маминой тушью, которую та ей подарила, понимала, что, конечно, простит ему все. Причем сегодня, сейчас же, немедленно…
Глава 12
Предположения оправдываются…
После «Лебединого озера» и объяснения с Артемом Люська долго не видела Игоря. Он, конечно, здорово обиделся, но помочь она ему ничем не могла. Она даже радовалась, что он все правильно понял и сам благородно отошел в сторону. Но однажды после школы на той же скамейке у подъезда ее поджидал… Игорь.
– Может быть, все-таки расскажешь, до чего вы с ним договорились? – с ходу спросил он.
Люська опустилась на скамейку рядом с парнем и, чувствуя, что ситуация до боли похожа на происшедшее в театре между ней, Артемом и Малиновской, никак не могла отыскать нужных слов. Игорь сам вынужден был прервать молчание:
– Все ясно! Мне можно отваливать?
– Нет! Ну почему же? – встрепенулась Люська. – Мы ведь друзья?
– Друзья… – саркастически повторил Игорь. – А он кто?
– Он? – Люська задумалась. – Не знаю… Он мне нравится… Очень…
– Нравится! Очень! – передразнил ее Игорь. – А что ты на это скажешь? – он достал из кармана куртки две фотографии и шлепнул их на скамейку между собой и Люськой.
Люська осторожно, будто ядовитых пауков, взяла в руки фотографии и обомлела. Снимки были почти одинаковыми, различались только мелкие детали. На них белела какая-то балюстрада, у которой стояла группа людей: в центре Игорь с Костиком, а слева… Артем Каретников протягивал пожилому мужчине дедову Зинаиду. Ошибиться было невозможно. У Артема, правда, было не очень подходящее к ситуации выражение лица. Он сосредоточенно смотрел вверх, будто разглядывая невесть откуда взявшееся и повисшее прямо над его головой НЛО. У пожилого же мужчины выражение лица было самое подходящее: он протягивал к балерине руки, плотоядно (как показалось Люське) улыбаясь.