А может, в этот раз? - Барбара Бреттон 8 стр.


Ему нравилась анонимность: дар или проклятие больших городов; оставаясь анонимным, можно сколько угод­но раз открывать себя заново, становиться другим, одновременно оставаясь собой, до тех пор пока не найдешь себе верный образ.

Кушетка была слишком короткой для его долговязого тела, но он не стал сворачиваться клубком, а вытянулся во весь рост, закинув ступни на подлокотник. Его «найковские» кроссовки имели вид весьма потрепанный и были от­мечены многочисленными царапинами и прочими следами пребывания в аэропортах и барах Северной Америки. На­род в Объединенном Королевстве одевался в паршивые шмотки, и Слейд уже давно поклялся себе, что никогда не наденет то, что популярно по ту сторону Ист-Ривер.

Слейд задумал было переключиться на «мартинсы» [8] , но они были чересчур эпатирующими и не слишком соответ­ствовали его стремительно меняющимся вкусам. Мать Слейда в свое время «переболела» радикальной модой, когда в ше­стидесятых приехала из Шотландии в Лондон покорять сцену, так что Слейд с детства был сыт по горло потрепан­ными джинсами на подтяжках и сандалиями «от Иисуса Христа».

Еще ребенком он мечтал о вещах ему недоступных. Наблюдая, как эти ничтожества из дорогих частных школ, облаченные в особую форму, забираются в свои шикарные машины, собираясь на «уик-энд с мамочкой». Слейд ловил взглядом каждую мелочь: стрижку «под горшок», изящный вензель на нагрудном кармане блейзера, сияющие начищенные туфли, за которые было отдано гораздо больше суммы их с матерью ежемесячной квартплаты.

Иногда он запирался в туалете на верхнем этаже интер­ната, в котором учился, и, сжав челюсти, практиковался в произношении, как у тех, в дорогой обуви. Уже тогда он чувствовал, что манера говорить создает между ним и «теми» пропасть, несравненно более глубокую, чем можно было представить. Да, потрепанная старая одежда – это, конеч­но, бросается в глаза как коренное отличие, но не в одной одежде дело. Потом он понял, что и дикция здесь ни при чем. Он мог бы одеваться в самых дорогих магазинах, пора­жать людей особым выговором, но заветные двери будут по-прежнему для него закрыты.

То, что он сумел открыть их с помощью фотолинз, все­ляло в него законную гордость и дарило удовлетворение. Пусть он не мог пока сменить «найковские» кроссовки на пару итальянских мягких кожаных туфель, но скоро эта мечта осуществится.

Он закрыл глаза и представил себе Кристину. Как она смотрела на своего бывшего мужа! Слейд улыбнулся в темноте.

Фирма «Гуччи». Тринадцатый размер, средняя полно­та. Коньячного цвета.

И это всего лишь вопрос времени.

Во сне Марина выглядела даже моложе, совсем девоч­кой, по возрасту годящейся Джо в дочери, и, странное дело, Мак-Марпи действительно испытывал к ней что-то похожее на отцовское чувство. Он уложил ее на кровать в чем она была: свитере и брюках, затем укрыл одеялом, которое нашел в кладовой. Она спала на животе, вцепившись в по­душку, словно собиралась отбиваться ею.

Рик рассказал ему, что Марина некоторое время жила в горах с отрядом революционеров. Джо не сомневался, что духом она была куда сильнее, чем физически, и все же эта почти болезненная бледность и худоба… Только сейчас Джо по-настоящему понял, почему Рик так отчаянно стремился оградить ее от невзгод.

Но понять еще не значит принять. Сегодняшняя встреча с Кристиной была для него равносильна удару в солнечное сплетение. Кто еще, скажите, проводил брачную ночь, гля­дя на спящую в обнимку с подушкой жену № 2, тогда как жена № 1 спит чуть ли не в соседней комнате?! Какой сюжет пропадает! Хотя почему пропадает? Кристина за­просто устроит из него шоу. Этот мальчишка-фотограф, ко­торого она таскает за собой, сделает снимки, а дальше дело за миссис Кэннон.

Еще один мелкий эпизод из серии пре­дательств, так, все равно что заскочить перекусить. Для нее это не вопрос.

Как хотелось ему ворваться в ее комнату, обнять, заце­ловать до бесчувствия, смять, ощутить под пальцами глад­кую нежность ее кожи. Но еще сильнее он хотел забыть ее.

Он много потрудился над собой, стараясь стереть ее из воспоминаний. Он пил, работал, перепробовал немало дру­гих женщин, но все еще не нашел верной комбинации этих трех составляющих успеха, чтобы окончательно распрощаться с прошлым и изгнать из него Кристину Анну Кэннон.

Джо ощущал себя между молотом и наковальней. Он не мог остаться с Мариной в Манхэттене, потому что не дове­рял Марине. Он не мог оставаться в Нью-Джерси, потому что не доверял себе.

– Черт, черт, черт.

Кристина пинала подушку, запутавшись в сбившейся простыне. Ей страшно захотелось ударить кулаком по спин­ке кровати, но она вовремя одумалась.

Шесть лет назад она ушла от Джо без всяких объяснений, и теперь он явился, словно для того чтобы отомстить, и не один, а с юной женой, годившейся ему в дочери. Наверное, во всем этом была кармическая справедливость, но в данный мо­мент Кристина была неспособна мыслить глобальными катего­риями. У нее возникло идиотское ощущение, что Господь испытывает на ней свое небесное чувство юмора.

Менее двенадцати часов назад она оплакивала свое ис­чезнувшее сексуальное желание и пыталась раздразнить себя Слейдом. Он был молод, привлекателен, очевидно заинте­ресован в романе с ней, и все же чего-то ей недоставало, чтобы начать давно назревавшую интрижку. И вот откуда ни возьмись появляется бывший муж с новой женой, и она в мгновение ока превращается в вулкан страстей.

– Жаль, – пробормотала Кристина, откинув ногой скомканную простыню, – но я не могу насладиться ирони­ей ситуации в должной мере.

Однако опасность этой ситуации она видела более чем ясно. Перед ней открывался верный путь к тому, от чего она бежала шесть лет назад. В тот раз она ушла, потому что чувствовала, что сердце ее вот-вот разобьется, словно стек­лянный шар. Собрала чемодан, взяла половину их общих денег и ушла. Он заслуживал лучшей жизни, чем она могла дать ему. Он мог найти женщину, которая была бы хоро­шей хозяйкой и рожала ему детей, а не какую-то невроти­ческую особу, домашний телефон которой известен по меньшей мере пяти самым ярким кинозвездам, но которая при этом не способна родить ребенка.

И хотя Марина вряд ли сможет стать идеальной женой для Джо, у нее есть главное: молодость, а значит, она мо­жет рожать. Кристина вздохнула. Эта девочка, у которой на правой руке блестело золотое кольцо, не виновата в том, что судьба не слишком хорошо обошлась с ней, Кристиной. Вы же не возненавидите женщину за ее светлые волосы и голубые глаза. Тем более глупо злопыхать, если она может то, что вам недоступно.

И все же Кристине трудно было сохранять спокойствие. Слишком много лет она провела посещая чужие детские праздники, чужие крестины. Она отворачивалась, если за­мечала идущую по улице беременную женщину. Как бы там ни было, Марина была теперь миссис Мак-Марпи, а следо­вательно, рано или поздно должен был появиться ребенок. Кристина с болезненной ясностью представила, как Джо несет девушку на руках в постель, как накрывает ее тело своим, как переплетаются их руки и ноги…

Она резко поднялась с постели. Поеживаясь от холода, подошла к туалетному столику, на котором лежала стопка разноцветных папок. Если тебя что-то мучает, принимайся за работу. Давно уже она исповедовала этот жизненный принцип, и до сих пор он ее не подводил. Успех был сладок, Кристина знала это лучше многих, но заменить счастье он не мог.

Назад Дальше