Парень был на добрых десять лет моложе Шэрон, и у него были такие мускулы, о каких Дэн и мечтать не мог. Дэн не слишком изнурял себя физическими упражнениями, если не считать единичных случаев, когда ему приходило в голову пробежаться трусцой. К счастью, у него был хороший обмен веществ, и ему не приходилось опасаться того, что он наберет лишний вес.
— Я думаю, она влюбилась в него. Это иногда случается. Но это вовсе не значит, что она разлюбила тебя. Я знаю, что она тебя любит так же, как и я.
— В таком случае почему же она сбежала? Мамы не должны бросать своих детей. Все должно быть наоборот.
У его восьмилетнего сына были дар дедукции и безупречная логика. К несчастью, Дэн не мог дать ему убедительного объяснения.
— На этот вопрос может ответить только она сама. Но я рад, что теперь ты постоянно живешь со мной. Я скучал по тебе. Мне тебя не хватало. А теперь мы снова вместе и можем все делать то, чего не могли прежде, потому что не имели такой возможности.
Его работа спортивного журналиста вынуждала его все время перемещаться в пространстве, часто уезжать из дома, что в значительной степени поспособствовало их с Шэрон разводу, не считая многих других вещей.
Хотя Дэну нравилось писать о бейсбольных победах команды «Иволги» и околачиваться в раздевалке «Балтиморских воронов», болтая с футболистами, он переживал, что так много времени проводит вдали от семьи. Поэтому, приезжая домой, он прилагал неимоверные усилия, чтобы как можно больше времени быть с сыном, помогать ему в его школьных делах или просто брать с собой на долгие прогулки в парк.
— Знаю, что ты скучаешь по маме, сынок, но мы с тобой будем прекрасно проводить время. Вот увидишь. Все будет как прежде.
Мэт покачал головой и топнул ногой:
— Мне все здесь не нравится! Я ненавижу это место! Моя школа полна ублюдков! Учителя не лучше учеников! А ты все время торчишь на кухне и готовишь черт знает что!
«Черт знает что! Это изысканная еда для гурманов», — хотел вразумить его Дэн, но счел за лучшее промолчать.
— Мне кажется, Мэт, ты не способен увидеть солнечную сторону жизни. Ведь прошла всего пара месяцев. Со временем…
— Нет! Мне никогда не будет нравиться жить с тобой! Я хочу, чтобы была мама. Хочу, чтобы она вернулась и забрала меня. Хочу, чтобы все было как раньше, пока вы с мамой не развелись.
Внезапно Дэн почувствовал, что комок, стоявший у него в горле с самого утра, когда Мэт выпалил ему в лицо эти обидные слова, прежде чем хлопнуть дверью и выйти на крыльцо, чтобы дожидаться в одиночестве школьного автобуса, разрастается до гигантских размеров. Для Дэна было важно, чтобы его отношения с сыном сложились и чтобы они ничуть не походили на отношения, которые у него были с его собственным отцом.
Дрю Галлахер был жестким человеком, выжимавшим из сына все соки.
Пока Дэн рос, отца частенько не бывало дома. Он рекламировал и продавал «Британнику» и поэтому постоянно бывал в разъездах. У него никогда не находилось времени пойти с сыном на футбол. Ни разу он не пришел посмотреть, как играет в футбол его сын. Всегда находилась отговорка. Он был слишком занят, слишком уставал, но Дэн подозревал, что он и не стремился быть хорошим отцом и семейным человеком.
Мать Дэна страдала от равнодушия мужа не меньше, а возможно, и больше. Она чувствовала себя одинокой и со временем от горечи и разочарования полностью ушла в себя и долгие годы оставалась далекой и замкнутой. Брак его родителей не был счастливым, и не требовалось напрягать фантазию, чтобы понять это.
Когда неожиданно его отец умер от сердечного приступа, Дэн, в то время еще подросток, возненавидел его за это последнее и окончательное предательство, хотя в душе понимал, что отец давным-давно отдалился от семьи.
И теперь Дэн старался быть ближе к сыну, не размышляя, хочет ли Мэт этого или нет. Ребенок нуждался в нем. Просто Дэну надо было найти с ним общий язык.
Зазвонил телефон, прервав беспокойные мысли. Повернувшись к письменному столу, заваленному горами кулинарных рецептов и советов, рекламами самых лучших морозилок и проектами еще не написанных колонок, ждавших своей очереди, он взял трубку.
— Да, Линда, в чем дело?
Должно быть, он говорил слишком отрывисто и резко, потому что она заколебалась, прежде чем ответить. «Сообразительная женщина», — решил Дэн, испытывая в эту минуту отвращение к жизни.
— Вас хотят видеть, мистер Галлахер. Посетительница говорит, что это важно.
Что делать? Сегодня у него не было времени на болтовню с дамами, Особенно с теми, кто приносил рецепты и горел желанием поучаствовать в конкурсе, хотя срок подачи заявок давно прошел и все они знали об этом. Некоторые даже приносили с собой готовые блюда, пытаясь подкупить его и добиться, чтобы он пренебрег правилами. Но все эти блюда были близнецами гамбургеров, и потому он не имел ни малейшего желания делать для них исключение.
— Я занят. Мне надо напечатать два обзора и написать статью о «волшебном мире спаржи», и все это должно пойти в завтрашний номер. — «Черт возьми! А я ведь даже и не знал, что у спаржи есть свой мир!» — Сделайте милость, попытайтесь избавиться от нее!
Наступила тяжелая пауза, потом Дэн услышал приглушенные голоса, и наконец Линда снова заговорила в микрофон:
— Думаю, не стоит пренебрегать этой встречи, мистер Галлахер. Здесь Мэри Руссо, и она хочет поговорить о вашей статье, посвященной ее ресторану. Она… вам, наверное, захочется побеседовать с ней.
«У мамы Софии». Дэн сглотнул. Эта статья не делала ему чести.
Вне всякого сомнения, женщина явилась разобраться с ним.
Он помнил Мэри Руссо из этого ресторана. Она была низкорослой, жирной, и волосы ее были выкрашены в дикий ярко-оранжевый цвет, а говорила она не умолкая. По всей вероятности, во рту у нее был мотор от «форда-эксплорера» модели 1997 года. Что касалось ее властности и решительности, то она могла бы дать фору генералу Паттону[13]
— Впустите ее, — сказал наконец Дэн, падая на стул. — Только убедитесь, что она не вооружена.
— Что?
— Не обращайте внимания.
Он с шумом бросил на рычаг телефонную трубку, нетерпеливо взъерошил волосы, проведя по ним пятерней, и весь напрягся, готовясь к неприятному разговору.
Черт возьми! Дэн жалел, что не надел пуленепробиваемый жилет! У него было такое чувство, что жилет ему пригодился бы.
Мэри миновала приемную со стенами, выкрашенными зеленой краской, напоминавшей цветом сельдерей, с тремя разнокалиберными виниловыми стульями — все они были в весьма плачевном состоянии. Это была вся мебель, если не считать пары уродливых картин маслом, купленных, должно быть, на благотворительной распродаже творений умирающих от голода художников. Обстановка напомнила Мэри приемную Госпиталя ветеранов: вид был удручающим, а комната — чрезвычайно неопрятной. Но должно быть, Дэн Галлахер был на хорошем счету, потому что у большинства репортеров не было собственных офисов, не говоря уже о приемных, даже если они и были безобразными и внушали мысли о самоубийстве. Обычно газетчики работали в крохотных комнатушках, точнее сказать — каморках, отделенных перегородками от остальной части редакционной комнаты, что делало ее весьма похожей на лабиринт крысиных ходов.
Крысы. Репортеры. Несомненно, в них было нечто родственное. Адреналин бурлил в крови Мэри и пьянил ее, как наркотик, с того момента, как она покинула родительский кров.