Ответом ей было напряженное молчание. Она терпеливо ждала. Она знала, что и Маркус, и Алекс любят держать паузу в разговоре, считая, что тем самым ставят собеседника в трудное положение. Но ее на мякине не проведешь. Она тоже имела в запасе кое-какие приемы, для того чтобы показать, кто тут ведущий и кто ведомый, и знала о некоторых слабостях Маркуса, которые тоже использует к собственной выгоде.
– Мой звонок пришелся не ко времени, Ронни? – спросил он наконец.
Лучше бы он так ее не называл. Слишком уж это имя напоминало ей о той близости, что была между ними. Которой теперь уже никогда не будет. Но она уже просила его не называть ее так, и он проигнорировал ее просьбу. Больше к этому она возвращаться не станет.
– Нет, сейчас я уже могу говорить.
– Ты уверена, что не хочешь вернуться к той, что ответила на звонок? Если у тебя гости, я могу позже перезвонить.
Он решил испробовать иную тактику. Прикинуться вежливым и учтивым. Но на эту уловку она тоже поддаваться не станет. Маркус выуживал у нее информацию, и она это почувствовала.
– У меня нет гостей. Дженни – моя сестра, и она со мной живет.
– У тебя есть сестра?
Он задал вопрос так, словно она только что призналась, что находится в кровном родстве с инопланетянкой.
– Да.
– И как долго?
– Сколько времени у меня есть сестра? С тех пор, как она родилась семнадцать с половиной лет назад.
Она понимала, что он имеет в виду другое, но не поддеть его не могла.
– Я спросил, как долго она с тобой живет, – уточнил он, едва сдерживая нетерпеливое раздражение.
– Почти пять лет.
Маркус с шумом втянул в себя воздух. Должно быть, он сообразил, что это означает. На ее попечении находилась сестра-подросток все то время, пока они были вместе.
– Это невозможно. Ты мне ничего не говорила.
– Ты меня ни о чем не спрашивал.
Он снова замолчал. Она почувствовала, что на этот раз молчание объяснялось не желанием оказаться в господствующем положении, а ступором от услышанного.
– Где твои родители?
– К чему эти расспросы? – Она не понимала, в чем источник его внезапно проснувшегося любопытства. Прежде он никогда не задавал подобных вопросов, а ведь их отношения были куда ближе, чем сейчас. – Они умерли.
Родители Ронни умерли? У нее на попечении сестра-подросток?
– Она раньше никогда не отвечала на мои звонки. Он сказал глупость и понимал это, но это первое, чтопришло в его одурманенную голову.
– Она была больна.
– Все то время, пока мы встречались? – спросил он. В голосе его слышалось недоверие.
– Да.
Его не устраивали ее краткие ответы. Он хотел знать больше, и она, черт побери, могла бы более охотно рассказать о себе.
– Что ты имеешь в виду? Как это она была больна все это время?
Голос Ронни звучал ясно и четко, хотя она говорила тихо:
– Когда ей исполнилось четырнадцать, у нее диагностировали неизлечимую болезнь крови.
Черт! Почему он не знал об этом? Самый простой ответ – она ему об этом не сказала. Получалось, что корпоративный шпионаж – не единственное, что скрывала от него Ронни полтора года назад.
– И как она сейчас? – Из него словно клещами вытянули этот вопрос.
В том, что его так интересовала жизнь женщины, которая его предала, не было никакого смысла, но от этого его желание узнать подробности ее жизни не стало меньше.
– Лучше.
– Ты хочешь сказать, что она выздоровела? – уточнил он, потому что слово «лучше» ни о чем не говорило.
– Да.
– Я рад.
Зачем он это сказал?
Конечно, сама мысль о том, что ребенок неизлечимо болен, была отвратительна любому нормальному человеку, но то облегчение, что испытал Маркус, услышав «да», указывало на то, что он принял известие о болезни сестры Ронни как личное несчастье. Ему снова захотелось выругаться.
Он даже не знал эту девочку и не собирался углубляться в жизнь Ронни. С него хватит. Хотя, если честно, он и до этого особенно не интересовался ее жизнью.
Но осознание того, что Ронни столько всего от него скрывала, заставляло его злиться.
– И я тоже, – сказала Вероника в ответ на его необъяснимую реплику. – Но ведь ты позвонил мне не для того, чтобы обсуждать мою сестру?
Он крепче сжал трубку. Как это у нее получается: минуту назад она была такой трогательно ранимой и слабой, а потом вдруг – само спокойствие и уверенность в себе?
– Ты права. Я звоню, чтобы назначить тебе свидание.
– Свидание? – В трубке послышался короткий смешок. – Едва ли я могу назвать нашу предполагаемую встречу, какой бы она ни была, свиданием.
– Почему? Нам было чертовски хорошо вместе.
Он не мог отказать себе в удовольствии поставить ее перед очевидным фактом.
– Не надо. – На этот раз в голосе ее не было и следа насмешки. Ему показалось, что он услышал нотки отчаяния.
Он улыбнулся:
– Не надо что, моя сладкая?
Он намеренно употребил нежное обращение, зная, что ее это раздражает.
– Не надо называть меня своей сладкой и делать вид, словно ты хочешь возобновить наши отношения. Я не настолько наивна.
В голосе ее по-настоящему слышалось отчаяние, и это его удивило. Однако желание довести разговор до логического конца у него не пропало.
– А что, если мне этого все же хочется? – спросил он, намеренно придавая тону сердитый оттенок.
Она и раньше не была наивной. Если из них двоих кто и был простодушен, так это он, Маркус. Он ей доверился, и вот куда это его привело! Больше года воздержания и воспоминания, от которых он целые ночи проводил без сна.
– Брось, Маркус. Мы с тобой оба знаем, чтоты мной уже не интересуешься. Я была для тебя временной партнершей в постели, которая предала компанию, на которую ты работал. Ты не более заинтересован в возобновлении наших отношений, если таковые у нас и были, чем я.
Он чувствовал, что она старается казаться спокойной, но голос ее на мгновение дрогнул. Может, она не настолько к нему охладела, как пытается это показать?
– А что, если я тобой интересуюсь? – спросил он под влиянием какого-то необъяснимого порыва.
Впрочем, это могло быть продиктовано острым желанием заставить ее сбросить маску спокойствия.
– Тебе это не надо, – сказала она так, словно вынесла приговор.
– Ты слишком в себе уверена, моя сладкая. Ошибочно считать, что знаешь своего оппонента, как не раз прочитанную книгу. – Разве полтора года назад он не совершил ту же ошибку, полагая, что ему отлично известны мысли и чувства Ронни? – Тебе не приходило в голову задуматься над тем, почему я не поделился с Клайном сведениями о твоем шпионском прошлом?
Он услышал, как Ронни на том конце линии резко втянула в себя воздух, и понял, что попал в цель.
– Конечно, я задавала себе этот вопрос, – сказала она несколько напряженно. – Я и тебя об этом спрашивала, помнишь? Но ты отказался ответить.
– Что, если я хочу назначить цену за молчание? – Он сам не верил, что говорит такое.
Он скорее сам бы занялся корпоративным шпионажем, чем стал бы ее шантажировать. Так зачем он несет эту чушь?
– Не смеши. Шантаж не в твоем стиле, Маркус, и я это знаю.
Опять голос у нее стал безразличным, даже утомленным – словно весь этот разговор ей здорово наскучил. Он полтора года провел как на иголках, а она вела себя так, словно ни разу о нем и не вспомнила, и сама мысль о том, чтобы с ним снова переспать, казалась ей дурацкой шуткой.
Что-то внутри его восстало против ее холодного безразличия.
– Может, я кое-что узнал про тебя, когда ты уехала.
– Что ты имеешь в виду?
– Как играть в высшей лиге. Что, если цена моего молчания – ночь с тобой?
Краткий миг тишины, а затем щелчок – она повесила трубку, поставив точку в разговоре.