Благословение - Белва Плейн 6 стр.


– Да, нет, это сельская усадьба, ей лет сто пятьдесят или побольше. Мне понравилось, но тебе там вряд ли понравилось бы.

– Ну, они хоть ужасно богаты, да?

Такие вопросы довольно неприятны, но надо принимать во внимание, кто их задает. Ширли была туповатой, но доброй. Но почему так много людей задают одни и те же вопросы? Каким-то образом пробуждается любопытство, и раздается вопрошающий голос – кто? когда? И любопытство удовлетворено…

– Я не думаю, что они «ужасно богаты». Но они и не бедные тоже, – спокойно ответила Дженни. – Но как-то никто не думает о них таким образом.

– Ты, может, и нет. Но ты вообще чудная, – покровительственно произнесла Ширли. – А что в коробочке?

– Ожерелье. Посмотри.

– Боже мой! Ты только взгляни на него!

– Ты напугала меня. Почему ты так кричишь?

– Господи, ты идиотка. Здесь жемчуг стоимостью в десять тысяч долларов, неужели ты этого не знала? Нет, что я говорю? Он стоит гораздо больше. Жемчуг снова поднялся в цене.

– Этого не может быть, – выдохнула Дженни.

– Я знаю, что говорю. Я работала одно время на Мэдисон-Авеню в ювелирном магазине. Эти жемчужины размером в девять миллиметров. Ты знаешь, что это значит? Нет, конечно же, ты не знаешь. Надень его.

– Теперь я боюсь и прикасаться к нему. Я боюсь, жемчуг разобьется.

– Он не разобьется. Надень его.

– Я чувствую себя довольно глупо, если он действительно такой дорогой. Куда я его надену?

– Да куда угодно, есть много мест. Он великолепен. Посмотри.

– Я никогда не задумывалась о таких вещах, – удивленно ответила Дженни. – Я не понимала, почему кто-то хочет вешать себе на шею все эти деньги?

– Ты чудная, – раздалось в ответ. – Оно что, для тебя совсем ничего не значит?

– Ну, в каком-то смысле и значит. Оно очень красиво, конечно, но для меня важно то, что это значит, что я желанна в их семье, и вот почему я очень и очень счастлива. Я никогда не стремилась иметь такие вещи. Наверное, потому, что я просто не могла позволить себе ничего такого.

– Ну, похоже, что теперь ты можешь себе позволить это. Ты действительно без ума от него, да?

Дженни подняла глаза и взглянула в лицо подруги: за искренней привязанностью проглядывало и любопытство.

– Да, это так, – просто ответила она.

– Я никогда не видела, чтобы ты была так увлечена.

– Просто я раньше так никого не любила.

– Ты счастливая. Ты знаешь, ты жутко счастливая?

– Да, знаю.

– Любить мужчину, который хочет, чтобы это все было навсегда. Господи, как я устала от парней, которые не могут обещать тебе ничего, кроме того, что они никогда не посягнут на твою свободу. Я бы хотела отдать свою свободу, не всю, конечно, а часть, ради того, чтобы иметь дом и ребенка. Двоих детей. Но мужчины, которые сейчас встречаются, сами как дети, – посетовала Ширли.

Дженни, повесив свое пальто, ничего не ответила. Ей вдруг вспомнилось, как больше года назад Ширли и Дженни, как и большинство их ровесниц, наслаждались полной независимостью и свободой, которые ранее считались исключительной привилегией мужчин. А затем биологические часы, как они называли это тогда, начали тикать очень громко.

– Биологические часы, – произнесла она.

– Да. Ну, я очень рада за тебя. – Ширли встала и поцеловала Дженни в щеку. – Ты очень симпатичная девчонка, тебе повезло. Послушай, тебе надо запастись кусочком фланели и протирать жемчуг всякий раз, когда надеваешь его. И каждые два года его нужно восстанавливать. На твоем месте я бы это делала у Тиффани.

Когда она ушла, Дженни еще постояла некоторое время с жемчугом в руке. Мысли переполняли ее. Она оглядела свою небольшую комнату. Конечно, ее не назовешь красивой, но это была удобная и приятная комната, с репродукциями голубей Пикассо и геометрических фигур Мондриана.

Иногда она думала, как было бы смешно, если бы Джей переехал к ней сюда. Она сама выкрасила стены в желтый цвет, купила пестрое стеганое одеяло ручной работы у народных умельцев горных районов Теннесси и ухаживала за высокой пальмой, стоявшей у окна в деревянном ящике. Книги и первоклассная стереоаппаратура были приобретены ею лично, на свои средства, и это вызывало у нее приятное чувство, возможно, даже удовлетворение.

Конечно, карьера, можно сказать, удалась. Теперь, выстояв в этом мире и доказав, что она может выжить в нем одна, она была готова, и даже рада пожертвовать своей независимостью.

С Джеем она познакомилась на одном из многолюдных шумных сборищ, с белым вином и бестолковой болтовней, проходившем где-то в одной из переоборудованных новомодных мансард, заполненной абстрактными фигурами, скульптурами из металла с подвижными частями. Кто-то вскользь заметил о выигранном Дженни деле по защите окружающей среды в Лонг-Айленде, а кто-то еще буднично и торопливо представил ей Джея. Почти сразу они отделились от остальных.

– Вы тоже адвокат? – спросила она.

– Да. Вместе с Депойстером, Филлмором, Джонсоном, Брауном, Розенбаумом и Леви.

– Это очень отличается от моей сферы.

– Очень отличается. – Он улыбнулся. В его глазах промелькнули веселые искорки. Уж не думаете ли вы, что я безнравственный защитник коррумпированных корпораций?

– Я не настолько глупа, чтобы думать, что все корпорации погрязли в коррупции.

– Хорошо. Потому что мне хотелось бы заслужить ваше одобрение.

– Но это довольно трудно.

– Достаточно откровенно. Но я буду действовать pro bono, [1] вы понимаете.

– Это очень хорошо. – Она улыбнулась в ответ.

– Вам здесь не очень нравится, – сказал он. – Это все из области примитивной социологии и психологии. Вы знаете, что там происходит? «Посмотри на меня, я здесь, послушай меня…» Когда все это закончится, у вас не останется ничего от этого вечера, кроме головной боли. Давайте уйдем отсюда.

Они просидели до полуночи в тихом баре, рассказывая друг другу все о своих политических взглядах, семьях, своих музыкальных и гастрономических пристрастиях, любимых книгах, кинофильмах, занятиях теннисом. Им нравились Вуди Аллен, Апдайк и Диккенс. Они ненавидели гольф, острые соусы, зоопарки и круизы. Получалось слишком много совпадений. Уже позже они оба согласились, что поняли это прямо тогда, той ночью.

На следующий день он прислал ей цветы. Ее тронул такой старомодный жест, у нее никогда не было такого поклонника. Неожиданно ей стало ясно, что она никогда не знала об истинных возможностях любви, никогда не знала, что лежит в основе вещей. Ей только казалось, что она знала.

Так все это начиналось.

Она прошла долгий путь с тех пор, как оставила шумный дом в Балтиморе, университет в Пенсильвании – и тягостные воспоминания. К тому времени, когда она закончила университет, ее отец был болен, он страдал почечной недостаточностью. Когда он умер, ей было уже двадцать пять. Ее мать продала магазинчик, собрала все небольшие сбережения, полученные от торговли, и, получив также немного денег по страховке отца, переехала жить к сестре в Майами, где климат был мягче, а жизнь дешевле. Затем, скопив достаточно денег для поступления на юридический факультет, Дженни вернулась в Филадельфию и опять поступила в университет.

Ей нужно было наверстать упущенное, ведь и так было потеряно четыре года. Она была целеустремленной, усердно занималась и редко развлекалась. В двадцать девять Дженни закончила университет с отличием и могла претендовать на получение престижной должности секретаря на следующий год. Должность секретаря открыла бы ей дорогу в какую-нибудь солидную юридическую фирму в Филадельфии, если бы она захотела.

Назад Дальше