– Одно из преимуществ профессии актрисы, – продолжала Пейдж, покончив с остатками своего шампанского, – это то, что ты можешь быть адвокатом, доктором, главой какой-нибудь умопомрачительной империи без скучных уроков. Ты просто надеваешь личину, играешь роль и даже говоришь на другом языке. Потом, через какое-то время, ты в этом преуспеваешь, и тебе это надоедает. Тогда ты просто сбрасываешь эту личину и выбираешь новую.
– В таком случае, я полагаю, ты, должно быть, действительно влезла в шкуру кошки, оставаясь верной ее личине четыре с половиной года, – пошутила Сьюзен, допивая шампанское и уворачиваясь от мощного фонтана брызг, который Пейдж взметнула в ее сторону.
– Очень весело, – отреагировала Пейдж, смеясь и глядя на Сьюзен из-под руки, так как вода брызнула в лицо им обеим. – Раз мы собираемся жить под одной крышей, то ты могла бы быть со мной поласковей, ты знаешь…
– Извини, я не могла удержаться, – прервала ее Сьюзен заплетающимся языком, все еще пытаясь проморгаться.
Она схватила бутылку «Кристалла», как раз когда Пейдж собиралась сделать то же самое. Ожидая возвращения бутылки, Пейдж замолчала и погрузилась в свои мысли.
– О, черт возьми, я вообще не хочу работать, – проговорила она, наблюдая, как последние капли шампанского отделялись от горлышка бутылки и капали в ее бокал.
– Почему? Чем ты собираешься заниматься, кроме того что ловить в силки какого-нибудь ужасно богатого парня? – спросила ее Сьюзен.
Внешний мир уже терял для нее четкость своих очертаний, и она поняла, что совершенно пьяна.
– Я предполагаю выйти за него замуж и позволить ему заботиться обо мне весь остаток моей жизни. Профессия актрисы не хуже, чем другие, годится для того, чтобы сыграть роль жены представителя высшего света, – заключила Пейдж, с ухмылкой вздернув бровь.
– Не слишком-то много свободы даст тебе эта роль, – урезонила ее Сьюзен.
– Кому ты это говоришь? Такую свободу я знаю с двенадцати лет. А теперь я вполне созрела для самой главной свободы – свободы ни о чем больше не беспокоиться. Я готова выпустить из рук бразды правления.
– Только убедись, что тебе нравится тот экипаж, в который ты садишься.
– Разве я похожа на девочку, способную сесть не в тот экипаж?
Взбудораженной шампанским, теплом джакузи и переездом, Сьюзен казалось, что с ней сейчас случится приступ истерического смеха и что у нее начинаются галлюцинации. Она повернулась к Пейдж с тихим пьяным хихиканьем.
– Ты видишь то, что вижу я? Или я настолько пьяна?
Пока она это говорила, у Пейдж от удивления открылся рот, и они обе уставились на фигуру, казалось, появившуюся из ниоткуда. Это была Тори, все еще одетая в костюм из бледно-розовой кожи, с размазанным по щекам макияжем и жалким выражением на хорошеньком личике.
– Меня до сих пор трясет от злости, – чуть позже объяснила Тори срывающимся голосом, слезы продолжали стекать по ее щекам, задерживаясь на кончиках длинных темных ресниц.
Она пыталась смаргивать их, поднимая глаза к светлеющему небу с уже начинающими бледнеть россыпями звезд.
Вся троица успела изрядно насладиться очередной бутылкой шампанского и теперь расслаблялась, устроившись в шезлонгах около джакузи. Они были завернуты в махровые халаты хозяина, свежий запас которых хранился в домике рядом с бассейном, слушая, как Тори изливает душу, рассказывая о жестоком разочаровании и унижении, которые выпали на ее долю за последние двадцать четыре часа.
День начинался как праздник. Она пребывала в состоянии эйфории от своей победы, казалась себе Рокки, выбросившим вверх руки в ликующем жесте, и, ощущая прилив энергии, торжествовала над недоверчивостью матери. Ее переполняла благодарность к Тревису, и она любила его даже больше, чем могла себе вообразить.
Они с матерью пришли к Тиффани, как было запланировано.
И когда Тори мерила кольца, одно прекраснее другого, даже ее ледяная мать растаяла и искренне радовалась.
Маленькие белые сверкающие камни были символом того, что мечта стала реальностью. Каждый перелив драгоценного камня зажигал в сердце Тори новый этап жизни. Один блик – сцена бракосочетания, которая, как она всегда верила, будет у нее с Тревисом. Другой – дети. Сцены возникали в голове, отражая последовательность развития событий.
Но затем весь мир разлетелся вдребезги – надежды, мечты, счастливые планы вместе с ее гордостью. Как раз тогда, когда она стояла перед элегантным прилавком у Тиффани с черным бархатным подносом бриллиантовых колец, сверкающих перед ней, и с одним, понравившимся больше других, на пальце, Тревис позвонил, чтобы сообщить, что все отменяется.
Заикаясь, он попытался все свалить на своего адвоката. Но его бессвязные извинения звучали фальшиво. Все было слишком знакомо, а все его доводы сводились как всегда к одному – к отсрочке.
Тори оборвала его на полуслове, почувствовав колючий взгляд матери и осознавая в глубине души, что уже никогда после этого не сможет окончательно прийти в себя.
– Если бы у меня не было вас, и на меня не глядел бы этот благословенный билет на самолет, а мои вещи не были бы упакованы, я бы не знала, что мне делать, – смущенно закончила Тори.
Затем она кротко улыбнулась, пытаясь остановить слезы.
– Как в фильмах, где героиня теряет все… – Торн фыркнула и снова коротко вздохнула. – Она остается, загнанная в угол, в своей некогда привлекательной квартире, которая теперь представляет собой руины. Она падает духом в алкогольном оцепенении, пока либо не убивает себя, либо кто-то не приходит ей на помощь – вот так я себя чувствую. Если бы не вы, то я была бы той бедной тупой дурой – это мой сценарий до последней буквы. Только я, может быть, купила бы ружье в середине действия и выстрелила бы Тревису прямо в проклятые…
– Яйца! – закончила за нее Пейдж.
Бедная Тори согласно кивнула. Она была совершенно не похожа на ту спокойную южную красавицу, с которой они познакомились на свадьбе, и сердце Сьюзен устремилось к ней. Даже поглотив почти целую бутылку шампанского, Тори, похоже, не смогла избавиться от страданий. Она была неописуемо расстроена, буквально ослеплена гневом и, казалось, действительно могла убить Тревиса.
– Боже мой, когда я думаю обо всех тех годах, которые истратила на него… – пылко воскликнула Тори, приподнимаясь в шезлонге.
– Ты не должна этого делать, – прервала ее Пейдж, вставая и немного покачиваясь, – ты не должна думать об этом. Все уже в прошлом, он в прошлом. Тебе нужно похоронить его.
В этом что-то было. Представить себе Тревиса в шести футах под землей. Казалось, эта мысль ободряюще подействовала на Тори, и она в первый раз за вечер улыбнулась по-настоящему.
– Мне бы хотелось на самом деле похоронить его, – сказала она, изображая, как берет пистолет и вытягивает руку в направлении воображаемой цели.
Шампанское несколько восстановило цвет ее лица, а фантазия на тему мести, заменившая жалость к себе, казалось, вернула блеск ее темным экзотическим глазам. Она изобразила, как твердой рукой нажимает на спусковой крючок, дергаясь назад, как от хорошей отдачи.
– Скатертью дорожка, Тревис, как-бы-там-ни-была-твоя-фамилия, – удовлетворенно объявила Пейдж, остановив взгляд на том месте, куда должно было бы упасть мертвое тело Тревиса.
– Единственное, что надлежит сейчас сделать, это устроить ему пышные похороны, – пошутила Сьюзен, подыгрывая им.
Затем она хихикнула, размышляя, где в таком роскошном месте можно найти лопату.
– Это великолепная идея, Сьюзен, – сказала Пейдж, удивленная, что такая идея исходит от Сьюзен.