Мы все ждали, пока ты станешь взрослым, и ты не можешь бросить нас теперь!
– Я не бросаю вас, Вин. Я вернусь. Обещаю, что потом наверстаю упущенное. Клянусь!
Эдвина по‑своему права, он понимал это, но долг перед страной все‑таки значил для него больше. Кроме того, Филип понимал в душе, что отец одобрил бы его поступок. Он должен был сделать это, как бы ни рассердилась и ни расстроилась Эдвина.
Даже профессора в Гарварде понимали его. С их точки зрения, именно так обязан вести себя настоящий мужчина. Но Эдвине его поступок казался предательством, и она все еще смотрела на него сквозь слезы, когда распахнулась дверь и в гостиную вбежал Джордж.
Как обычно, он куда‑то несся сломя голову и не сразу заметил сестру. С низко склоненной головой и разметавшимися по спине длинными темными волосами она стояла неподвижно – оттуда, где он остановился, нельзя было увидеть Филипа.
– Эй, Вин, что такое?.. Что‑то случилось? – Джордж замер в недоумении.
Эдвина медленно повернулась к нему. Со стопкой книг в руках, взъерошенными темными волосами и раскрасневшимися на воздухе щеками, он казался совсем мальчишкой. Встревоженный, он уставился на сестру. Когда же к нему подошел Филип и Джордж увидел серьезное лицо брата, он разволновался еще сильнее.
– Да что это с вами?
– Твой брат записался в добровольцы. – Эдвина произнесла это так, словно обвиняла Филипа в убийстве.
Несколько секунд Джордж молчал. Затем его глаза зажглись восторгом. Забыв об Эдвине, он шагнул к брату и крепко хлопнул его по плечу.
– Здорово, старина! Дай им жизни! – Внезапно он вспомнил про Эдвину, а та шагнула к братьям и резким движением отбросила назад свои длинные волосы.
– А что, если ему дадут жизни, Джордж? Что, если все выйдет наоборот? Если убьют его? Что тогда? Ты тоже будешь радоваться, как сейчас?
И что ты станешь делать? Тоже отправишься туда «дать им жизни»? Подумайте об этом, вы, оба! Подумайте, что вы делаете. Прежде чем предпринимать что‑либо, подумайте о семье, о том, что будет с нами. – Она прошла мимо них, обернулась к Филипу и не терпящим возражений тоном заявила:
– Я не отпускаю тебя, Филип. Скажешь, что не подумал. Я не пущу тебя на эту бойню.
Хлопнув дверью, Эдвина взбежала по ступенькам в свою комнату.
Глава 19
– Почему Филип приехал домой? – спросила Алексис, расчесывая волосы кукле. – Его выгнали из университета?
Фанни и Тедди тоже были в недоумении. Эдвина молча кормила их завтраком.
Накануне вечером двое старших братьев ходили в клуб, где любил бывать их отец, наверняка они встретили там Бена, но она еще не успела спросить Филипа, о чем они говорили.
– Филип соскучился без нас, вот и приехал. Эту фразу она произнесла очень серьезно и не стала развивать тему дальше. Но по ее лицу даже Тедди понял, что Эдвина что‑то от них скрывает.
Дети позавтракали. Эдвина поцеловала каждого и отправила в школу, а сама пошла в сад, чтобы подобрать валявшиеся в траве розы. Она совсем забыла о них, и цветы завяли, но теперь это не имело никакого значения.
В свете последних событий все утрачивало смысл. Она пребывала в полной растерянности, но знала, что сделает все, чтобы остановить Филипа. Он не имел права вот так взять и уехать, чтобы бросить их, а самое главное – рисковать своей жизнью.
Эдвина отнесла розы в дом и собиралась уже позвонить Бену, чтобы обсудить возникшую ситуацию, но тут в комнату вошел Джордж. Как всегда, он опаздывал в школу, и она уже собиралась отругать его, но посмотрела ему в глаза и замерла на полуслове. Еще немного – и он будет совсем взрослым, как Филип.
– Ты действительно станешь удерживать его, Вин? – Слова прозвучали спокойно, грустно, словно Джордж, сомневаясь в бессмысленности такой попытки, понимал, что разговор необходим.
– Да, стану! – Небрежно ткнув розы в вазу, она сердито посмотрела на него. – Сначала он должен был посоветоваться со мной.
Джорджу следовало осознать, что эти слова относятся и к нему тоже. Нет, она не потерпит такого ни от одного из них, а ведь Джордж достаточно горяч, чтобы отправиться в Европу вслед за братом.
– Не надо, Вин. И папа не одобрил бы тебя. Он считал, что нужно отстаивать собственные убеждения.
Она посмотрела на него исподлобья и, отчеканивая каждое слово, произнесла:
– Отца больше нет. – Еще никогда она не говорила столь резко. – И отец не одобрил бы того, что Филип хочет оставить нас одних. Ведь теперь все обстоит иначе.
– Я остаюсь с вами, – сказал негромко Джордж, но она лишь покачала головой.
– Ты скоро уедешь в Гарвард.
Учеба в Гарварде считалась семейной традицией, и Джорджа уже зачислили на первый курс. Она вовсе не собиралась держать их возле своей юбки, но просто не хотела, чтобы их убили.
– Не вмешивайся, Джордж, – предупредила Эдвина. – Это наше с ним дело.
– Отнюдь нет, – сказал он, – это его личное дело. Ему решать, стоит ли отстаивать собственные убеждения. Тебе и самой не понравится, если кто‑то станет делать это за него, Вин. Он должен поступать по совести, даже рискуя причинить нам боль. Я понимаю Филипа, и ты должна понять его тоже.
– Я ничего никому не должна. – Она резко отвернулась, чтобы скрыть слезы, и сказала:
– Иди, а то опоздаешь.
Джордж неохотно пошел к двери. В холле он встретил Филипа.
– Как она? – шепотом спросил тот. Вчера братья проговорили до поздней ночи.
Филип не изменил своего решения. Он должен ехать.
– По‑моему, плачет, – шепнул Джордж в ответ.
Он махнул брату рукой, улыбнулся и выскочил за дверь. Он опять опаздывал, но теперь это не имело никакого значения. Учеба почти завершилась. Скоро последний звонок, а в сентябре – Гарвард. Школа существовала лишь для того, чтобы встретиться с друзьями, пофлиртовать с девчонками – словом, хорошо провести время до обеда. Ему нравилось ходить в школу, но он никогда не был прилежным учеником вроде Филипа.
Жаль, конечно, что брат уходит на фронт, но Джордж не сомневался, что Филип прав, а Эдвина – нет. Будь жив их отец, он сказал бы Эдвине то же самое, но его, к сожалению, не было. А Филип уже взрослый и ведет себя как настоящий мужчина.
Чуть позже Филип нашел Эдвину в саду и попытался продолжить разговор с ней, но она яростно полола сорняки и притворялась, будто ничего не слышит. Потом, повернувшись к нему, она откинула с лица волосы. По ее щекам текли слезы.
– Если ты не ребенок, так веди себя, как подобает мужчине, и останься с нами. Из‑за тебя я пять лет возилась с этой проклятой газетой, так что же мне делать теперь? Забыть о ней?
Газета была совершенно ни при чем, и они оба понимали это. На самом деле она хотела сказать, что боится. Так боится, что не может даже думать об отъезде брата, и сделает все, чтобы не пустить его в Европу.
– Газета может подождать. Дело не в газете, ты и сама это прекрасно понимаешь.
– Дело в том… – Она хотела привести новые аргументы, но язык не слушался ее.
Филип стоял перед ней такой сильный, молодой. Господи, сколько надежд связывала она с ним! Он не сомневался в собственной правоте и хотел, чтобы она поняла его, но это было выше ее сил.
– Дело в том, – прошептала она и протянула к нему руки. Он шагнул ей навстречу. – Дело в том, что я так люблю тебя, – она всхлипнула, – ну, пожалуйста, Филип, не уезжай…
– Эдвина, я должен.