– Здравствуйте, – вежливо поздоровался Борька.
– Здравствуй, здравствуй, – сказала ему ба и посмотрела так, словно рентгеновскими лучами просветила. – Меня Ксенией Матвеевной величают. Запомнить не трудно.
– Я запомню, – пообещал Борька.
– Ба, мне Боря кассету принес послушать. Мы с ним в комнату пойдем посидим.
– Чего ж не посидеть, посидите, – разрешила ба.
Ленка взяла Борьку за руку и повела к себе. В комнате, едва закрылась дверь, она попыталась разъединить их пальцы, но ей это не сразу удалось, Борька отпустил ее неохотно. Его изучающий взгляд скользил по дешевым обоям, удобной, но старой мебели, ее письменному столу, на котором не было компьютера, как у многих ее одноклассников, взгляд задержался на постели, прикрытой простеньким покрывалом, а потом переместился на нее.
– Вот, значит, как ты живешь.
– Да, вот так я и живу, – сказала Лена с вызовом и скрестила руки на груди.
– Хорошо у тебя, – неожиданно признался Борька, – уютно. Знаешь, – его карие глаза тепло улыбнулись, – бабкину квартиру напоминает.
– А где твоя бабушка живет? – заинтересовалась Лена, позабыв о своих волнениях.
Она боялась показаться убогой вместе со своей комнатой, а оказалось, что Борьке здесь нравится и он вовсе не сноб, как она о нем думала.
– В Северодвинске. Есть такой городок на Беломоре. Отец ее сюда зовет, а она не едет. Сказала, что умирать будет в своей кровати.
– Умирать? – Ей стало не по себе.
– Нет, это она так образно выражается, – поспешил успокоить ее Борька. – Она у меня крепкая, на охоту ходит. Лыжные забеги такие устраивает, что мне ее не догнать.
– Тогда хорошо! – расслабленно улыбнулась Лена, страх в сердце мгновенно растаял. Просто боится она этого слова, за которым ничего, а может быть, наоборот, целая вечность. Кто знает? Но думать об этом не хочется, когда впереди целая жизнь. Лена тряхнула головой, избавляясь от неясного беспокойства, и спросила: – А ты часто бабушку видишь?
– Не очень. Собирался на эти каникулы к ней съездить, да мать настояла на море. А это твои родители? – Борька взял фотографию в рамке с книжной полки.
– Да.
– Красивая у тебя мама, – каким-то особенным голосом сказал Борька и вернул фотографию на место. – Ты на нее похожа.
– Все так говорят. Ну чем займемся?
Борька виновато улыбнулся:
– Ты не сердишься, что я вот так понахалке приперся?
– Теперь уже не сержусь. Ты, кажется, ба понравился.
– Так я же обаятельный! Ты присмотрись ко мне. – Он повернулся в профиль, чуть приподнял пальцем кончик своего носа и скосил глаза на нее. – Ну как? – Ленка не выдержала и расхохоталась. – А где у тебя плеер?
Ее смех мгновенно оборвался.
– Зачем он тебе?
– Хотел, чтобы ты песню одну послушала прямо сейчас.
– Он… он у Наташи. Это моя подружка. Она тоже на «горбушке» какой-то новый диск прикупила, в общем, я дала ей свой плеер на вечер, – вдохновенно врала Ленка, понимая, что иного пути нет.
– Как же она без плеера обходится?
«Тебе такое и представить трудно», – усмехнулась про себя Лена и, вспомнив, что Наталья ей недавно хвасталась, сказала:
– У нее старый сломался. Ей мама новый обещала купить, какой-то МП-3 с флешкой.
– Зашибись! – уважительно отозвался Борька.
А спустя полчаса к ним заглянула ба.
– Идите руки мыть. Обедать будем.
Она не спрашивала: хочет Боря обедать у них или нет, она просто ставила их перед фактом, но Боря, кстати, не собирался возражать. Он с удовольствием вымыл руки и сел за стол, когда его пригласили.
– У нас все по-простому, Боря, без всяких там дипломатических церемоний, – предупредила ба, наливая вчерашние щи в его тарелку. – Что есть на столе, то и ешь. Это вот щи. Вчера варила, а щи, Боря, на второй день всегда вкуснее, чем в первый.
Борька склонил голову над тарелкой, повел носом:
– Божественно пахнет.
– Что запах, ты вкус оцени.
Он схватил ломоть черного хлеба, и рука с ложкой замерла над тарелкой.
– А сметанки нет? – Он оглядел стол, на котором были хлеб, любимая селедка ба, сыр и вареная колбаса и еще салат с крабовыми палочками (это ба постаралась по случаю гостя).
– Нет. Купить забыли! – отрезала Ленка.
Борька смутился, скулы его порозовели.
Он зачерпнул щи, проглотил, а потом его ложка замелькала с такой скоростью, что у Ленки сложилось впечатление, что парня дома не кормят. По крайней мере горячим.
– Добавки хочешь? – спросила ба, улыбаясь. Ей всегда нравилось, когда у мужчин здоровый аппетит. – Давай еще половничек подолью.
– Нет, спасибо. Очень вкусно. Я таких щей никогда в жизни не ел, – счастливо вздохнул Борька, поглаживая себя по животу.
– Погоди! Ты еще моего пирога с рыбой не пробовал, – пообещала ба.
Тут Ленка окончательно поняла, что Борька каким-то непостижимым образом протоптал дорожку к бабушкиному сердцу. Один Бог ведает, как ему это удалось за такое короткое время.
Потом они пили чай с шоколадным зефиром, который ба где-то припрятывала для случая. А уже после чая Лена вышла проводить Борьку.
– Вот видишь, ничего страшного не случилось. – Борька чувствовал себя героем. – И бабушка у тебя нормальный чел! Чего ты так боялась?
– Ну да. Пришел, увидел, победил! Смотри не возгордись! – предупредила Лена.
– Лен, а давай завтра в кино пойдем? На «Матрицу-2»?
– А на какой сеанс?
– В семь. На «Баррикадную». Я билеты куплю. В шесть за тобой зайду. А?
– Хорошо, – улыбнулась Ленка.
– Тогда до завтра. – Борька пошел по тротуару, развернулся. – Я сегодня перед сном тебе позвоню. Можно?
– Что-то не припомню, чтобы ты вчера разрешение спрашивал, – шутливо ответила ему Лена.
– Виноват. Исправлюсь. Уже исправляюсь. – Борька приложил к груди руки в кожаных перчатках. Он шел, пятясь задом, как рак. – Так можно?
– Упадешь, дурачок!
– Можно? – не отступал он.
– Можно. Звони, только не позже половины одиннадцатого! – Лена махнула ему рукой на прощанье.
На ней были красивые варежки с рисунком. Их связала Ира Дмитриева в благодарность за то, что Лена к Новому году сшила ей платье для школьного бала.
4
Людмила Романовна Шустова тревожно прислушалась: поет!
Нет! Это надо же?! Ее сын поет! Голосит на всю ванную под шум льющейся воды: «Куда ты денешься, куда ты денешься, когда согреешься в моих руках, сперва забудешься, потом заблудишься, потом окажешься на облаках…»
Ни много, ни мало! Согреешься, заблудишься…
Людмила Романовна, редко утрачивающая контроль над ситуацией и собственными эмоциями, неожиданно растерялась. И есть отчего! Сын, кажется, серьезно влюбился! Когда это происходит в первый раз, для матери это всегда событие и всегда неожиданное. А тут все признаки налицо – поет о любви, стал по утрам душ принимать, зубы два раза чистит – утром и перед сном (она щетку проверяла – мокрая). Мало этого, одеколоном поливается, кстати, нужно напомнить, чтобы потреблял, но не злоупотреблял, и, главное, рубашки и носки меняет каждый день, ясно, что хочет понравиться какой-то девочке. Вопрос: какой? С этим нужно разобраться.
Единственное, что Людмила Романовна Шустова любила в этой жизни больше, чем саму обеспеченную жизнь, был ее сын Боря. Ради его благополучия она готова была на все. Муж не раз говорил ей, что этой бездумной (именно бездумной, а не безумной) любовью она губит сына, что детей нужно воспитывать, а не взращивать, как цветы на даче. Но Людмила Романовна только отмахивалась. Для нее не существовало авторитетных мнений в вопросах воспитания. Материнское сердце – вот главный критерий, когда речь заходит о детях.
Но тут ее размышления и тревоги по поводу влюбленности сына прервал звонок в дверь.
«Кого это ни свет ни заря несет?» – раздраженно подумала мадам Шустова и пошла открывать.
Действительно, визитер выбрал не слишком удачное время, стрелки часов едва перевалили за десять, но, видимо, тот, кто решился побеспокоить людей в столь ранний час в воскресное утро, испытывал в этом острую необходимость.
– Юрочка, проходи, – расцвела в улыбке Людмила Романовна.
Она всем материнским сердцем одобряла дружбу сына и Юры Метелкина. Семья у него была положительная во всех смыслах. Отец возглавляет филиал банка «Северные россыпи», намек на алмазы Якутии, а мама трудилась переводчицей в совместной японско-российской фирме. В общем, их уровень.
– Здрасте, Людмила Романовна. – Юра поздоровался громко и, как показалось мадам Шустовой, был излишне возбужден.
– Что-то случилось, Юрик?
– Нет, мне Борька нужен. Он дома?
– Дома. А где же еще ему быть в десять часов. Он в ванной. Я ему сейчас скажу, что ты пришел. Проходи.
Пока мадам Шустова говорила, Юра повесил куртку и пошел в комнату к Борьке.
Людмила Романовна проследила за ним взглядом и, подойдя к двери в ванную, стукнула в нее костяшкой пальца:
– Боря, к тебе Юра пришел. – Она приложила ухо к двери: – Ты слышишь?
Шум воды прекратился. Водопад внезапно иссяк.
– Да, слышу. Я сейчас. Скажи ему, чтобы у меня посидел.
– Уже. Не спеши и как следует вытри ноги. Помни о паркете.
Мадам Шустова отправилась в комнату сына, попутно заглянув в спальню – муж спал, раскинувшись на кровати. На своей кровати. Они давно уже спали в разных постелях.
– Юрочка, а можно, я у тебя спрошу, пока Бори нет.
– Можно.
– Ты, случайно, не знаешь, с какой девочкой он встречается? – Людмила Романовна всего лишь предположила, что дело дошло до встреч, и била наугад, но, как оказалось, без промаха.
– Почему не знаю. – Юрка фыркнул и пожал плечами. – Это у нас каждому известно. С Ленкой он встречается, с Серовой, из нашего класса.
– Да? – Мадам Шустова почувствовала некоторое облегчение: все же девочка ровесница и из одного класса, но, как она ни пыталась, как ни напрягала память, к сожалению, так и не смогла вспомнить эту Лену Серову. – А она хорошая девочка? – снова спросила Людмила Романовна.
– Обычная. Я вообще-то к ней не приглядывался, – почему-то раздраженно сказал Юра. – Мне эти шуры-муры, Людмила Романовна, по барабану. – Он виновато улыбнулся. – Я хотел сказать, без разницы.
В коридоре послышались шаги сына, и мадам Шустова приложила палец к губам.
– Тшш, пусть это будет нашим маленьким секретом, – предупредила она крайне вовремя, поскольку буквально через секунду распахнулась дверь, и в комнату вошел босой, вымытый с ног до головы Борька. Из одежды на нем было только полотенце, обернутое вокруг бедер.
– Здраво!
Борька взглянул на мать, и она заспешила по своим делам.
– Привет! – Юрка хмуро улыбнулся.
– Тебе чего не спится? – Борька чувствовал себя бодро после ванной. Юрка, напротив, был какой-то обеспокоенный, нервный.
– Я к тебе по делу. Тут это… – он замялся всего лишь на миг, – в общем, мне нужно травку раздобыть для одного друга. Не можешь помочь? У тебя вроде были тропинки протоптаны.
– Я их давно позабыл. Еще в прошлом году. Знаешь, как в песне поется, позарастали стежки-дорожки. И потом анаша, конечно, наркотик, но не марихуана и не снежок, а ты из меня чуть ли не дилера сделал. – Борька сел в кресло, затянув узел на полотенце потуже. Его глаза так и впились в Юркины зрачки. – Колись, для какого друга стараешься?
– Для друга, – упрямо повторил тот, кусая ногти. – Ты его не знаешь. Мы с ним в одной группе занимаемся.
Ясен пень, о какой группе речь. Юрка после Нового года увлекся восточными единоборствами – айкидо, кунг-фу там всякие.
– И ему, значит, понадобились психотропные средства для достижения спортивных побед? – иронично поинтересовался Борька.
– Он попросил. Я пообещал разузнать. – Юрка поморщился. – Я ему обязан, понимаешь?
– Понимаю, друг, и даже сочувствую, но ничем помочь не могу! – Борька развел руками, давая понять, что тема исчерпана.
– Ладно. На нет и суда нет.
Юрка рывком встал, Борька поднялся за ним, пошел провожать и, доверительно наклонившись к уху, сказал:
– Не лезь ты в этот гадюшник. Его проблемы, пусть сам мозги напрягает, впрочем, какие у него мозги, если он марихуаной балуется.
Спустя полчаса, сидя за кухонным столом, Борька наблюдал, как мать разрезает специальной лопаткой горячую лазанью и кладет мужчинам по большому куску на тарелки. Все это происходило в молчании, впрочем, как всегда. Отец жевал, скорее всего не чувствуя вкуса и не понимая, что ест.
Родители давно уже жили в параллельных мирах, хотя и в одной квартире. Любовь между ними, если и имела когда-то место, давно прошла. Общение продолжалось на уровне бытовых проблем. Борька знал, что отец периодически погуливает на стороне, да тот особенно и не скрывал своих измен. И мать тоже об этом знала, но упорно делала вид, что ничего не происходит. При этом отец был неизменно вежлив с женой, любил сына, и Борька был стопудово уверен, что отец никогда не бросит их ради другой женщины, а мать ни за что не разведется с ним. Похоже, что родителей устраивало такое положение вещей, и Борьке оставалось только смириться с этим видимым семейным благополучием, поскольку в пятнадцать лет сложно быть независимым. Однако для себя он давно решил, что если когда-нибудь женится, то ничего подобного в своей жизни не допустит. В его сознании давно сложился образ совсем другой семьи, где все тесно привязаны друг к другу, где старшие помогают младшим, а родители верны друг другу до гроба, потому что любят, а не живут вместе из чувства какого-то там долга или в силу привычки. И Ленка, он был уверен, так же думает, ведь у ее родителей была счастливая любовь, судя по фотографии.
Мать налила отцу кофе в чашку из тонкого фарфора. Он поблагодарил кивком головы, когда она добавила кусочек сахара в крепкий напиток.
Вчера, когда Борька обедал у Лены, такого сервиза на столе не было. И не могло быть. Живется ей не так кучеряво, как ему. Он это понимал, когда без приглашения заявился к ней в гости. Но вот чего он не ожидал, так это радушного тепла, которое буквально окутало его с ног до головы в этом доме. Там в тесной кухоньке за столом не молчали, как на похоронах. Там шутили, открыто говорили то, что думали, и не заставляли человека домысливать фразу или искать в ней двойной смысл.
«У нас здесь без церемоний!» – вспомнил Борька слова Ксении Матвеевны, а вслед за ними и обалденные щи с куриными потрошками. Кусок полуфабриката чуть не застрял в горле, и Борька поспешил запить его горячим кофе.
И ведь опять угораздило вляпаться со своим языком: сметанки, видите ли, ему захотелось, как у собственной бабушки. Ничего, больше он такой оплошности не допустит. Будет придерживаться правила: «Лучше лишний раз промолчать, чем что-то лишнее сказать». Внезапно его озарило – конфеты нужно будет купить, когда он за билетами пойдет, Ксении Матвеевне подарить. Катьке чипсов пакет принести или мороженое. А Лене розу на длинном стебле. Девчонки любят цветы. Борька заулыбался, оценив собственную сообразительность и изобретательность. Это он здорово придумал… Он представил себе ее удивление, когда Алена откроет дверь, а там он с розой или даже с тремя. Алена?.. Точно, он будет звать ее Алена, красиво и нежно…
– Ты можешь хотя бы за столом не думать о ней?! – Холодный голос матери резанул ухо и согнал с лица улыбку.
Борька ошарашенно взглянул на мать: мысли, что ли, она читать научилась? Этого еще не хватало при ее удушающей любви к единственному чаду. Но мать смотрела на отца, значит, этот вопрос относился к нему.
Отец тоже очнулся, неохотно вышел из летаргического сна.
– О ком это, о ней? – переспросил он, потянувшись за воскресной газетой.
– О работе, о ком же еще? – Тонкая бровь иронично приподнялась.
Вот оно реальное шоу, телик смотреть не нужно! Борька поспешно допил кофе.
– Мне пора. Спасибо.
– Ты куда в такую рань? – всполошилась мать, забывая об отце и его фантазиях с длинноногими пустоголовыми секретаршами. – К Юрке? Куда это вы с ним собрались? Он за этим приходил? – сыпала она вопросами.
– Нет, не к Юрке! Мне нужно. У меня дела.