Но очень плохой знак! Не наскучила ли я ему? О боже, боже мой!
Не зашла ли я слишком далеко? Неужели я не заметила, как проболталась о своем неизменно повторяющемся кошмаре? (Я иду мимо какой-то большой строительной площадки, и ни один рабочий не посвистывает мне вслед.) Или упомянула о моем серьезном нарушении инстинкта порядка? (Я знаю, что у меня есть триС D Джонни Митчела, но не помню, где они. Я знаю, что у меня есть социальная страховка, но не представляю себе, где она.)
— Увы, мне уже давно пора уходить. Завтра рано утром еду на конгресс в Ольденбург.
Если это не отговорка, то причина, конечно, веская.
— Большое спасибо за приятный вечер, — сказала я и тут же дала знак официанту, чтобы тот принес счет. Умная женщина должна понимать, когда с фактами следует мириться.
Даниэль настоял на том, что оплатит счет. Собственно, оплатить хотела я сама. В качестве компенсации. Но и так мне тоже понравилось. Я ценю мужчин, которые платят. Нахожу, что это по-мужски. Здесь я не феминистка. Помню, однажды много лет назад я была в ресторане с одним вполне приличным на вид парнем, который попросил у официанта блокнот и карандаш, чтобы подсчитать, кто из нас сколько должен платить. До тех пор я еще раздумывала, не переспать ли с ним. Но он, наверно, стал бы делить и стоимость такси до моего дома.
Мы с Даниэлем стояли на улице и ждали такси, которые заказал для нас Сальваторе. Нам надо было в разные стороны.
Что теперь? Поцеловать? Пожать руку? Сказать «до свидания»? И это все?
— Я вернусь в воскресенье. Хочешь прийти ко мне в понедельник вечером? — сказал Даниэль.
О да-а-а-а-а!
Нет, теперь надо оставатьсясоol.
Впервые я промолчала.
— Я неплохой повар. И потом — ты сама убедишься, — у меня есть на видео полный сериал про мисс Марпл.
О-о-о-о-о! Да мы просто созданы друг для друга. Я изобразила примадонну. Ласково улыбнулась. Ничего не сказала. Ведь важно не отвечать автоматически только потому, что тебя о чем-то спросили. Это стало мне ясно еще в те времена, когда я впервые увидела фильм «Свет во тьме» с Мелани Гриффитс.
Она — американская шпионка в доме нацистского офицера. Однажды он ей говорит: «Я знаю, почему вы здесь». А она молчит. Не говорит опрометчиво что-нибудь вроде «Я все вам объясню» или «Янки принудили меня к этому». Молчит. Тогда он говорит ей дальше: «Я знаю, вас послал Гитлер, чтобы выяснить, являюсь ли я истинным нацистом».
Уф! Конечно, ей здорово помогло, что она сразу не вякнула и не выболтала всего.
С тех пор так поступаю и я. Но, конечно, не всегда. Собственно говоря, даже редко. Как правило, я говорю. Но иногда удается сдержаться. Я молчу. И улыбаюсь.
— Вот мой адрес. — Даниэль чиркнул что-то на ресторанном счете.
Это меня обнадежило: определенно он не собирался давать задний ход.
— Так в восемь? В понедельник?
Я упивалась победой. Коснулась его щеки поцелуем принцессы и дерзко сказала:
— А у тебя не будет других дел?
Этим вечером мы благоразумно не трогали тему брака в целом и Уты Кошловски в частности.
— Каких?
Тупица. Не дал подобраться к сути.
— Каких-нибудь.
— Да, вспомнил, — он пошарил во внутреннем кармане своего пиджака. — Хотел тебе отдать вот это.
Он сунул мне что-то в руку, повернулся и пошел к только что подъехавшему такси.
— Ну пока. В понедельник в восемь, — сказал он.
Сел в машину. И исчез.
Я стояла на улице. Растроганно рассматривала небольшую стопку каталожных карточек, на которых д-р мед. Даниэль Хофман набросал возможные темы беседы для нашего вечера.
Понедельник. В восемь.
Я была самым счастливым человеком на свете.
18:42
Думаю, я самый несчастный человек на свете. Протиснулась на свой крошечный балкон, который в это время года с 18.40 до 18.52 освещает солнце.
Но его лучам не под силу согреть мое озябшее сердце.
У! Стройные длинноногие девушки весело спешат на свидание к парням в белых футболках, к тем отвязным парням, что на время еды клеят жвачку на тыльную сторону ладони.
Ненавижу лето. Весну, впрочем, тоже.
Если осенью и зимой человек чувствует себя одиноким и подавленным — это в порядке вещей. Никто не поставит ему это в упрек. Но летом! Неписаный закон велит быть веселым, иметь загорелые ноги. Из проезжающих кабриолeтoв на прохожих обрушиваются оглушительные ремиксыModerп Talkiпg и хиты из коллекции синглов Фила Коллинза.
Интересно проследить, как от сезона к сезону меняются повадки водителей-мужчин.
В холодное время они газуют как безумные, форсируют моторы так, что те ревут со страшной силой. На 90-й-то модели, да по булыжной мостовой (такой, как на моей улице)! И когда проносится вприпрыжку этакая колымага, то грохоту столько, что кажется, будто спецназ при поддержке автоматчиков штурмует соседний дом. Летом же эти сволочи снимают верх автомобиля, до упора опускают боковые стекла, на всю катушку врубают стереоаппаратуру сCD- чейнджером и ползут мимо окон так медленно, что успеваешь составить исчерпывающее представление об их дурном вкусе во всех его пугающих подробностях.
Недавно один такой гад, припарковав прямо под моим окном своего красного открытого «японца» (я распознаю только «БМВ», «мерседес», «порше» и «фольксваген-гольф», а все остальные по неведению зову «японцами»), врубил целую коллекцию синглов Вольфганга Петри.
На мой взгляд, у подобных хмырей следовало бы отнимать водительские права заодно с избирательными. А этот все сидел и сидел в своем красном авто. Пять минут Вольфганга Петри! Мыслимое ли дело…
Ты —чудо, ты —как чудо, как чудесное средоточие моей жизни.
Я готова была вызвать полицию.
Ее звали Дже-э-э-эссика. Просто Дже-э -эссика.
Я осторожно глянула с балкона на улицу. Хмырь в «японце» выглядел так, будто это у него подруга Дже-э-эссика.
Моя жизнь отдана тебе, если бы только ямог тебя иметь! В этом навек моя вина и мое желание.
Тут с помощью зеркала заднего вида он проверил, как сидит его сетчатая бейсболка. Я же заметила, что у него на затылке волосы страшно густые и удивительно черные. Фи! Бедняга. Наверно, еще ни разу не видел себя со спины. В сущности, он был один к одному Вольфганг Петри. Черные усы и джинсы, такие тесные, что их можно было бы определить как штаны для демонстрации гениталий.
Мне начхать на это, яхочу тебя всю целиком каждый момент.
Тут он впрыснул себе в пасть целый флакон дезодорирующего спрея «Одоль». (Я издали это определила, поскольку сама им иногда пользуюсь.)
Луна сегодня полная, и я, увы, полон желания. Этой ночью хочу к тебе.
Потом настала тишина.
Бедная Джессика. Как она может терпеть поцелуи мужчины, у которого изо рта так несет дезодорантом, что ясно — есть что скрывать; тогда как джинсы его столь откровенны, что весь товар (причем не высшего качества) налицо.
Широко расставляя ноги, Вольфганг Петри потопал прочь; при этом, конечно, через каждые семь метров он хватал себя за ягодицы характерным нервным движением, как бы говоря: «Ох, штаны совсем зад загрызли».
После того случая я сделала еще одно любопытное наблюдение: легко, оказывается, полюбить невыносимое. Для этого нужно лишь достаточно долго и близко с ним контактировать. Естественно, речь не идет о мужчинах, стригущих перед зеркалом в прихожей волосы в носу; или о матерях, которые из недели в неделю дрожащим голосом спрашивают, познакомилась ли ты наконец хоть с кем-нибудь.
Короче, не прошло и двух недель, как я отправилась на концерт Вольфганга Петри. При этом у меня было чувство, что это встреча со старым другом. Конечно, я наизусть знала тексты всех его песенок.